Он стоит под медленно кружащимся снегом, не обращая внимания на холод. На сердце всё равно холоднее, не спасает плотная жёсткая шинель... Клубы тёплого дыма вплетаются в одно белое зыбкое полотно с притихшей метелью. "Он ведь точно сказал бы сейчас: иди, мол, в комнату, мишура опять отпала. Чего ты стоишь, лёгкие себе гробишь сигаретами и декабрьским морозом, делая вид, что таким, как ты, всё нипочём..." Как выяснилось, не всё. Далеко не всё. Вместе с ним из дома, казалось, ушёл весь уют, бесхитростный, но незаметно поддерживавший хрупкую гармонию комфорта, а в праздник и вовсе создававший атмосферу тихого чуда. Крупными кусками порезанный салат, ёлка без украшений. Первый Новый Год без старого друга. "Как поступил бы, окажись он на моём месте? Зажёг бы свечу на столе, наверное... или какие ещё там сентиментальности приняты..." Настроение было далёким от праздничного. И дело отнюдь не в отсутствии вечно отваливающейся мишуры и неаккуратном холостяцком оливье.
Я просто не мог пройти мимо такой заявки. 710 слов.
- Знаешь, а без тебя даже Новый Год и не Новый Год уже, - хрипло рассмеялся Жуков, стряхивая пепел вниз, туда, где под окном раскинулись припорошенные снегом клумбы. Голос потонул в оглушающей, зимней тишине, оставив после себя горький осадок и тяжесть на сердце. Маршал поморщился, дотронувшись до грудной клетки: не оставляющая его уже как с полгода боль усилилась под лавиной воспоминаний. Лучше бы ему грудь пробила пуля или что-нибудь еще, что угодно - он бы вытерпел. Та боль, физическая, проста и понятна, особенно Жукову, всю жизнь проработавшему в правоохранительных органах. Его много раз буквально вытаскивали с того света, собирали по кусочкам. Несколько раз он был настолько близко к гибели, что никто и подумать не мог, что Жуков выберется. Но он выбирался. Всегда. Словно с насмешкой и небрежностью убирал с плеча цепкую лапу Костлявой и усмехался: "Погоди ты, мне еще жить надо. Как-нибудь в другой раз". Было кое-что крепко удерживающие его в этом мире, так, что гибель при исполнении обязанностей казалась Маршалу просто нелепой. Этим "кое-что" был Есенин. Неужели это наказание за наглость и неосмотрительность? За игры со Смертью? Но он не мог иначе, это была его работа, та работа, которую он выполнял хорошо. За что же забрали его Есенина? Он-то тут при чем? Лучше бы это был сам Жуков. Кто угодно, только не Есенин. А теперь было поздно. Теперь вместо живого тепла под боком - холодная постель. Вместо сваленных в кучу вещей в шкафу - опустевшая полка. Вместо веселого смеха - тишина. - А помнишь, как мы в прошлом году елку наряжали? - в полголоса произнес Жуков, выкидывая сигарету и засовывая руки в карманы - было холодно, - Ты еще тогда домой приволок старые игрушки, доставшиеся тебе от бабушки. Правда они там почти все уже были перебиты, и ты расстроился. Маршал издал тихий смешок, прикрывая глаза и задирая голову вверх. На разрумянившееся щеки стали невесомо опускаться маленькие снежинки, мгновенно тая и оставляя после себя лишь водяные капельки. Почти что слезы. - А чего ты расстраивался, я так и не понял. И вообще никогда не понимал, если честно. Вечер покорно слушал Жукова, лишь изредка слышались вдали звуки всего остального мира: вопли сирен, шум шуршащих по асфальту шин и скрип снега под ботинками случайных прохожих. Все вокруг осталось прежним, но в то же время без Есенина все было уже совсем по-другому. Что за злая шутка? - Знаешь, я никогда в эту билеберду с загробной жизнью не верил, - Жуков в прострации пнул поржавевший металлический прут, - но теперь мне другого не остается. Ты же на небе сейчас, а? И у вас там наверно тоже Новый Год. Только без обращения президента по телевизору, а так, наверно, все то же самое. И елка, и салюты. Тишина не стала разубеждать разговорившегося Маршала, а только сильнее кутала его в свой кокон. Странно, но вдруг боль в груди начала затихать. - А еще я помню, как ты хотел, что бы я тебе какую-нибудь песню спел новогоднюю. Ну, Есь, сволочь, будто бы не знаешь, что мне медведь на ухо наступил. И снова смешок, тихий, но искренне-веселый. - Я тебе ж тогда так и не спел. А сейчас спою... Можно? Ответа не последовало, да и не могло последовать, поэтому Жуков поглубже набрав в грудь воздуха, едва слышно начал воспроизводить хорошо знакомую еще с детства мелодию: - И Новый год, Что вот-вот настанет, Исполнит в миг мечту твою Голос, пусть и не попадающий в ноты, постепенно крепнул и становился все громче. - Если снежинка не растает В твоей ладони не растает Жуков открыл глаза, отчего-то задыхаясь. Это была не боль, преследовавшая его все эти злосчастные полгода. Это было что-то тянущее, и в то же время отпускавшее его. Будто бы Есенин был снова жив и стоял совсем рядом, на том же самом балконе и, улыбаясь, слушал неумелые потуги своего дуала. Из глаз текли слезы, но Жуков не обращал на них никакого внимания и продолжал: -Пока часы двенадцать бьют Пока часы двенадцать бьют.
Последние ноты растворились в темноте, а Жуков так и стоял, смотря на небо, с которого спускались миллионы пушистых снежинок. Мир, казавшийся ранее столь пустым и чужим, сейчас снова обретал свою утраченную теплоту. Это было странно-непричвычно, ведь в тот злосчастный день полгода назад жизнь, без всякого преувеличения, потеряла смысл. Так было раньше, но теперь... Теперь он сможет жить дальше.
Никогда прежде Жуков не замечал, как все-таки красиво смотрится медленный снегопад.
Не могу читать без слёз. Так расстрогало... Особенно про песню... И спасибо за конец, настраивающий на то, что жить дальше можно и нужно... Малюсенький тапочекстранно-непричвычно Есенин, конечно, кто же ещё...
читать дальше- Паскудно, понимаешь? - Жуков потер грудину, сминая рубашку в складки, выщелкнул окурок в снег. - Понимаю, - кивнул Габен. Жуков посмотрел на него - смерил тяжелым взглядом, развернулся и пошел в дом. Габен потащился за ним. Очень хотелось стряхнуть снег с волос Жукова. Было неловко. В комнате сели, и Жуков разлил водку по стопкам. - Пей, давай, - сказал он. Ну, что - выпили. Глухо стукнули стопками, синхронно поставив их на стол. Звук совсем не новогодний. Принялись за салат. Вот - думал Габен, поглядывая на Жукова, - я готовить-то не очень, но приготовил, старался, а ему все равно, пусть бы я сырых овощей покрошил - съел бы и не заметил, хотя, нет, заметил бы, вон, как наворачивает, значит, вкусно, просто ему пофиг. Что ж, это Габен тоже понимал. - Ты Новый год любишь? - Жуков налил очередную порцию. - Люблю, - сказал Габен. - Он тоже любил. Сейчас бы тут гостей было - море. Как в прошлом году, мы еще с тобой шашлыки во дворе делали, помнишь? - Помню. - А он напился. Ух, я из него всю душу вытряс. И сейчас вытряс бы... Сволочь я все-таки, - Жуков выдохнул, - пей, давай. Габен отпил, аккуратно опустил стопку на стол. - Чего осторожничаешь? - Жуков мрачно ухмыльнулся. - Разве так пить надо? - А как? - Габен подхватил стопку, лихо опрокинул ее в себя и подался вперед всем телом, заглядывая Жукову в глаза. - Вот так? - Блядь, - Жуков стиснул челюсти. - Ты это специально? Он так иногда делал, но ты не мог знать. - Черт его, - откинувшись в кресле, сказал Габен, - оно само. Жуков снова окинул его взглядом, в котором мелькнула искорка интереса. И потухла. - Иногда выть хочется. Честное слово, вот взял бы и завыл. Как пес... Не могу, - Жуков помолчал, пожевал губу. - Слушай, Габен, если ты новый год любишь, что ты тут со мной сидишь? - Где хочу, там и сижу, - ответил Габен. - Благотворительностью не занимаюсь. Давай, пей. Жуков выпил. - А как он улыбался, м? Солнце вставало. - Да, - улыбнулся Габен, - так и было. Жуков с размаху поставил стопку на стол, стол затрясся. - Как ты это делаешь?! - возмутился он. - Вот вроде не похоже на него. И так похоже... - Не знаю, - смешался Габен, - не знаю, давай о чем-нибудь другом. - Давай, - согласился Жуков, - только это, если я напьюсь и приставать начну, ты мне врежь, я разрешаю. - Врежу, - Габен усмехнулся. - Не беспокойся. - Дурацкий праздник Новый год, никогда мне не нравился, - Жуков съел очередную ложку салата и налил еще водки. - Вот ты скажи, что он означает? - Он означает, что у тебя еще есть время. - А оно мне нужно, это время? - спросил Жуков и пристально посмотрел на Габена. - Пригодится, - сказал Габен. - Ну, что, выпьем?
В комнате мелькают красные и оранжевые огоньки, пахнет хвоей и мандаринами. Люди бегают из одной комнаты в другую, не успевают. Никто не вспомнил, что нужно купить соль. Звонят опаздывающим. Те приходят раскрасневшиеся с запахом мороза и с блеском в глазах. Блеск такой, когда еще не выпил, а море уже по колено. И все говорят, говорят, говорят. Жуков присел на кухне где-то между банкой соленых огурцов и холодильником, больше места нет, а ему еще лук чистить нужно. После он усиленно изображает бурную деятельность, стараясь разговорами и делами забить внутри все более растущее беспокойство. Окружающие будто с каждой минутой говорят все громче, а фразы, кажется, становятся глупее и глупее. Звонят в дверь, на пороге появляется улыбающийся Нап. Не успев войти, что-то начинает рассказывать, находит глазами Жукова и улыбается еще шире. И снова чьи-то радостные возгласы, привычные запахи. Жуков все же не выдерживает, разворачивается и выходит на балкон, придерживая ручку двери изнутри, чтобы снаружи никто не смог открыть. Издает что-то среднее между вздохом и рычанием, свободной рукой тянется в карман за пачкой. На несколько секунд отпускает ручку двери, чтобы засунуть сигарету в рот и закурить. Он смотрит на снегопад и вспоминает, что на прошлый Новый год тоже падал снег. И в тот день, когда Есенина не стало – тоже. Жуков затягивается слишком сильно и начинает кашлять, а вместе с кашлем будто приходит осознание того, что это конец. Почти год он не понимал происходящего. Память отрубила все, что было до похорон. А на похоронах он и не плакал. Да что там плакал, он и в сторону гроба-то не смотрел. Зачем? Там лежал чужой человек, он похоронил какого-то чужого человека. Да и дел было много, ему нужно было успокоить мать Есенина, кинуть горсть земли в черную яму на ящик, в котором кто-то лежал, накрыть на стол и продолжать быть хорошим хозяином. И все как-то механически. Просто так надо. Просто кто еще, если не он. А потом были зимние полутемные дни, когда он регулярно забывал закрывать окна во всех комнатах. «Есенин придет и закроет», - думал он. Но Есенин не приходил. Приходили другие люди, но после ухода Жуков ни разу не смог вспомнить, о чем же они с ним говорили. Иногда он слышал, как открывалась входная дверь, и он шел навстречу, но потом понимал, что ему показалось. А иногда с утра он вставал и удивлялся, когда не видел в раковине чайную кружку Есенина. Тот всегда забывал их мыть. Кружки не было, а Жуков радовался, что друг перестал забывать элементарные вещи. И вот только почти год спустя Жуков начинает осознавать, что уже никогда эту несчастную кружку никто не тронет. Что он уже долго на балконе, а Есенин уже никогда не придет за ним позвать обратно. Жуков сжимает руку в кулак и, вновь на секунду отпустив ручку двери, ударят по ней. Дверь открывается сначала от удара, а потом кто-то снаружи тянет ее на себя. Перед Жуковым возникает Нап. - Чего тебе? – Жуков смотрит исподлобья. - Пришел посмотреть, насколько у тебя еще хватит совести занимать балкон, - тот все еще улыбается. Жуков взмахивает рукой и показывает на помещение. - Здесь масса места, я тебе не мешаю. И вообще уже ухожу. - Я тебе неприятен, поэтому не хотел перегружать тебя своим обществом. Жуков смотрит на падающий снег и все слова слышит будто через пленку. Нап тоже поворачивается к окну и произносит с усмешкой: - Что, любуешься? Этот твой умер же как раз из-за снегопада, да? Жуков во второй раз не выдерживает, делает шаг вперед и подцепляет Напа за воротник рубашки, прижимая того к холодному стеклу. - Если ты, тварь, сейчас не заткнешься, то я выкину тебя наружу, и даже окно не потружусь открыть. Нап только усмехнулся. - Я твой брат, - напоминает он. Жуков нехотя чуть ослабляет хватку. - А твой меня не любил. Знаешь, почему? - Потому что ты всегда был скотиной. - Да неужто? – Нап чуть вертит головой, не показывая даже намека на то, будто ему неудобно, когда его держат за воротник рубашки. – Ну, впрочем, я все равно отвечу. Он терпеть не мог, когда кто-то вообще вокруг тебя вертелся. Все видимо боялся, что отберут тебя. И как ты с ним жил вообще? С его-то количеством комплексов? - Заткнись, - предупреждает Жуков. Он отпускает брата и опирается руками о подоконник. Снег крупными хлопьями падает на землю. В прошлом году они были здесь же, оба. Снег с годами не поменялся, а вот состав главных действующих лиц был подтасован. Но Жукову опять кажется, что он видел Есенина вчера или позавчера. Сейчас он думает, что они ошибались – тот их Новый год стоило провести одним, было бы больше времени. А впереди еще один год. И Жукова передергивает, его до зубного скрежета пугает мысль, что впереди еще что-то может быть. Что его ждет еще какая-то жизнь, и в ней он, возможно, будет что-то чувствовать, чего-то желать. Он боится что не вынесет многих лет, таких же, как этот год, про который он почти ничего не помнит. А мельчайшие моменты памяти запивает водкой и запихивает подальше. А иногда смотрит в зеркало и говорит себе: «Мне всего лишь двадцать два года. Всего лишь двадцать два».
Жуков почти забывает про Напа, стоящего рядом. Но тот вновь что-то говорит про Есенина, и Жуков не выдерживает в третий раз за вечер. Разворачивается и бьет почти не глядя куда-то в уголок губ. Потом еще раз, ниже и правее. И еще раз, и еще. Он останавливается только тогда, когда замечает, что Нап давно лежит на полу и даже не делает попыток защищаться. Жуков презрительно искривляет губы и перешагивает через лежащего. - Ну что, легче стало? – спрашивает Нап. Он говорит тихо, и Жуков еле его слышит, но все же останавливается и произносит: - Так ты..? Идиот ты. Спасибо, - и уходит. Ему и правда стало немного легче. Нап с трудом садится на полу, достает платок из кармана и прикладывает к разбитой губе. И как-то лениво думает о том, что Жуков прав, говоря про него. И о том, что удар у его брата уже почему-то не такой сильный. И о том, что Напу, скорее всего, опять нужно будет убираться в квартире Жукова и следить за состоянием его холодильника. А он пусть до сих пор думает, что там все появляется по волшебству. А еще когда-нибудь с ним нужно будет поговорить. Не так, как сейчас, а нормально. Нормально они давно ведь не разговаривали.
не ожидал такого быстрого исполнения заявки, да еще и в четырех вариантах. по порядку: 1 автор - маловато, возможно, оттого и не произвело должного впечатления, но благодарю за исполнение) 2 автор - момент с песней очень затронул, наверное потому, что я сам петь ничерта не умею и вел бы себя так же. 3 автор - действительно, как уже выразились - серьезно и по-мужски. и Габен ваш понравился, нестереотипный, живой. и Жуков. спасибо. 4 автор - наверное, зацепило больше всех других исполнений, не в обиду авторам. как-то по-настоящему вышло, замечательно.
очень благодарен всем авторам за исполнения, они чудесны. заказчик
Второе исполнение понравилось. Прям вообще-вообще :3 Спасибо Вам, автор. Четвёртое исполнение тоже понравилсоь. И Вам, автор, огромное спасибо. И заказчику спасибо за такую чудную заявку (сам бы исполнил, умел бы красиво писать...)
Второе исполнение - очень понравилось, печальное, вышибло слезу, момент с песней очень сильный, да и с воспоминаниями о ёлке тоже метко попали. Я читала, и получала удовольствие, спасибо))
Четвёртое исполнение - особая история, автор Есь, да?) По началу кажется как-то быстро и скомкано, но после, как кардинально изменяется отношение. Самый глубокий получился фанфик, он многоуровневый и сложный) Это исполнение самое лучшее, самое яркое. Ему веришь, что было именно так.)
мне с габеном понравился, я читала вчера всё в перемешку, поэтому габен особо запомнился. а так все очень хорошие были . всем спасибо, господа-бетанцы, я так понимаю
-
-
05.12.2011 в 13:51Он стоит под медленно кружащимся снегом, не обращая внимания на холод. На сердце всё равно холоднее, не спасает плотная жёсткая шинель... Клубы тёплого дыма вплетаются в одно белое зыбкое полотно с притихшей метелью.
"Он ведь точно сказал бы сейчас: иди, мол, в комнату, мишура опять отпала. Чего ты стоишь, лёгкие себе гробишь сигаретами и декабрьским морозом, делая вид, что таким, как ты, всё нипочём..."
Как выяснилось, не всё. Далеко не всё.
Вместе с ним из дома, казалось, ушёл весь уют, бесхитростный, но незаметно поддерживавший хрупкую гармонию комфорта, а в праздник и вовсе создававший атмосферу тихого чуда. Крупными кусками порезанный салат, ёлка без украшений. Первый Новый Год без старого друга.
"Как поступил бы, окажись он на моём месте? Зажёг бы свечу на столе, наверное... или какие ещё там сентиментальности приняты..."
Настроение было далёким от праздничного. И дело отнюдь не в отсутствии вечно отваливающейся мишуры и неаккуратном холостяцком оливье.
-
-
05.12.2011 в 15:12и мне нравится что оно маленькое
-
-
05.12.2011 в 16:40Просто спасибо.
Есь
-
-
05.12.2011 в 17:07- Знаешь, а без тебя даже Новый Год и не Новый Год уже, - хрипло рассмеялся Жуков, стряхивая пепел вниз, туда, где под окном раскинулись припорошенные снегом клумбы. Голос потонул в оглушающей, зимней тишине, оставив после себя горький осадок и тяжесть на сердце. Маршал поморщился, дотронувшись до грудной клетки: не оставляющая его уже как с полгода боль усилилась под лавиной воспоминаний. Лучше бы ему грудь пробила пуля или что-нибудь еще, что угодно - он бы вытерпел. Та боль, физическая, проста и понятна, особенно Жукову, всю жизнь проработавшему в правоохранительных органах. Его много раз буквально вытаскивали с того света, собирали по кусочкам. Несколько раз он был настолько близко к гибели, что никто и подумать не мог, что Жуков выберется. Но он выбирался. Всегда. Словно с насмешкой и небрежностью убирал с плеча цепкую лапу Костлявой и усмехался: "Погоди ты, мне еще жить надо. Как-нибудь в другой раз". Было кое-что крепко удерживающие его в этом мире, так, что гибель при исполнении обязанностей казалась Маршалу просто нелепой. Этим "кое-что" был Есенин.
Неужели это наказание за наглость и неосмотрительность? За игры со Смертью? Но он не мог иначе, это была его работа, та работа, которую он выполнял хорошо. За что же забрали его Есенина? Он-то тут при чем?
Лучше бы это был сам Жуков. Кто угодно, только не Есенин. А теперь было поздно. Теперь вместо живого тепла под боком - холодная постель. Вместо сваленных в кучу вещей в шкафу - опустевшая полка. Вместо веселого смеха - тишина.
- А помнишь, как мы в прошлом году елку наряжали? - в полголоса произнес Жуков, выкидывая сигарету и засовывая руки в карманы - было холодно, - Ты еще тогда домой приволок старые игрушки, доставшиеся тебе от бабушки. Правда они там почти все уже были перебиты, и ты расстроился.
Маршал издал тихий смешок, прикрывая глаза и задирая голову вверх. На разрумянившееся щеки стали невесомо опускаться маленькие снежинки, мгновенно тая и оставляя после себя лишь водяные капельки. Почти что слезы.
- А чего ты расстраивался, я так и не понял. И вообще никогда не понимал, если честно.
Вечер покорно слушал Жукова, лишь изредка слышались вдали звуки всего остального мира: вопли сирен, шум шуршащих по асфальту шин и скрип снега под ботинками случайных прохожих. Все вокруг осталось прежним, но в то же время без Есенина все было уже совсем по-другому. Что за злая шутка?
- Знаешь, я никогда в эту билеберду с загробной жизнью не верил, - Жуков в прострации пнул поржавевший металлический прут, - но теперь мне другого не остается. Ты же на небе сейчас, а? И у вас там наверно тоже Новый Год. Только без обращения президента по телевизору, а так, наверно, все то же самое. И елка, и салюты.
Тишина не стала разубеждать разговорившегося Маршала, а только сильнее кутала его в свой кокон. Странно, но вдруг боль в груди начала затихать.
- А еще я помню, как ты хотел, что бы я тебе какую-нибудь песню спел новогоднюю. Ну, Есь, сволочь, будто бы не знаешь, что мне медведь на ухо наступил.
И снова смешок, тихий, но искренне-веселый.
- Я тебе ж тогда так и не спел. А сейчас спою... Можно?
Ответа не последовало, да и не могло последовать, поэтому Жуков поглубже набрав в грудь воздуха, едва слышно начал воспроизводить хорошо знакомую еще с детства мелодию:
- И Новый год,
Что вот-вот настанет,
Исполнит в миг мечту твою
Голос, пусть и не попадающий в ноты, постепенно крепнул и становился все громче.
- Если снежинка не растает
В твоей ладони не растает
Жуков открыл глаза, отчего-то задыхаясь. Это была не боль, преследовавшая его все эти злосчастные полгода. Это было что-то тянущее, и в то же время отпускавшее его. Будто бы Есенин был снова жив и стоял совсем рядом, на том же самом балконе и, улыбаясь, слушал неумелые потуги своего дуала. Из глаз текли слезы, но Жуков не обращал на них никакого внимания и продолжал:
-Пока часы двенадцать бьют
Пока часы двенадцать бьют.
Последние ноты растворились в темноте, а Жуков так и стоял, смотря на небо, с которого спускались миллионы пушистых снежинок. Мир, казавшийся ранее столь пустым и чужим, сейчас снова обретал свою утраченную теплоту. Это было странно-непричвычно, ведь в тот злосчастный день полгода назад жизнь, без всякого преувеличения, потеряла смысл. Так было раньше, но теперь... Теперь он сможет жить дальше.
Никогда прежде Жуков не замечал, как все-таки красиво смотрится медленный снегопад.
-
-
05.12.2011 в 17:15И спасибо за конец, настраивающий на то, что жить дальше можно и нужно...
Малюсенький тапочек
Есенин, конечно, кто же ещё...
-
-
05.12.2011 в 17:16читать дальше
-
-
05.12.2011 в 17:20-
-
05.12.2011 в 17:48-
-
05.12.2011 в 17:49особенно второе, прям, прям, прям вах.
-
-
05.12.2011 в 18:01спасибо вам!
-
-
05.12.2011 в 19:12Еся.
-
-
05.12.2011 в 19:30-
-
05.12.2011 в 19:38Спасибо, четвертый автор, и ваше исполнение нравится.
-
-
05.12.2011 в 20:01по порядку:
1 автор - маловато, возможно, оттого и не произвело должного впечатления, но благодарю за исполнение)
2 автор - момент с песней очень затронул, наверное потому, что я сам петь ничерта не умею и вел бы себя так же.
3 автор - действительно, как уже выразились - серьезно и по-мужски. и Габен ваш понравился, нестереотипный, живой. и Жуков. спасибо.
4 автор - наверное, зацепило больше всех других исполнений, не в обиду авторам. как-то по-настоящему вышло, замечательно.
очень благодарен всем авторам за исполнения, они чудесны.
заказчик
-
-
05.12.2011 в 20:27Вот просто под настроение...спасибо.
Особенно второе.
-
-
05.12.2011 в 20:30-
-
05.12.2011 в 20:37Четвёртое исполнение тоже понравилсоь. И Вам, автор, огромное спасибо.
И заказчику спасибо за такую чудную заявку (сам бы исполнил, умел бы красиво писать...)
-
-
05.12.2011 в 21:28Четвёртое исполнение - особая история, автор Есь, да?) По началу кажется как-то быстро и скомкано, но после, как кардинально изменяется отношение. Самый глубокий получился фанфик, он многоуровневый и сложный) Это исполнение самое лучшее, самое яркое. Ему веришь, что было именно так.)
-
-
05.12.2011 в 21:39zebadiah, крайне приятно, что понравилось заказчику)
FoxWriter, засмущали, честно слово) спасибо
DaniaKaprusi, вам спасибо)
Akiko-no-dana, автор - Есь, да) спасибо вам за развернутый комментарий)
автор 4
-
-
05.12.2011 в 22:03-
-
05.12.2011 в 22:10-
-
05.12.2011 в 22:22FoxWriter, может)
-
-
05.12.2011 в 22:25-
-
06.12.2011 в 10:59Спасибо
-
-
06.12.2011 в 11:01а так все очень хорошие были . всем спасибо, господа-бетанцы, я так понимаю
-
-
06.12.2011 в 16:12Автор №4, прекрасно переданная атмосфера. Цепляет.
Оба молодцы.
-
-
06.12.2011 в 16:35автор 2, собственно
-
-
06.12.2011 в 17:04Спасибо вам за заявку, зацепила она.
Замечательно, что исполнение понравилось, автор душевно рад.
катрин-ангел
Спасибо!
Sweet_Yoghoo
Автор исполнения про Габена собственно Габен.
Silvertongue, Ноэру, Спасибо вам!
автор 4
У вас отличный Нап, спасибо вам за него большущее.
автор 3.