T7-3 Драйзер/Есенин. Виктим сознательно или в силу каких-либо жизненных обстоятельств доведён до истощения. Касаться выступающих косточек, испытывать отвращение и возбуждение одновременно. пол персонажей не важен, NH
801 слово. Автор твердо придерживается правила, что лучше уж никакого графического описания, чем ужасное оно же х3 И я, конечно же, не уверен, что правильно понял заявку.
Вода. Шум воды. Драйзер сидит в маленькой захламленной кухоньке на чуть шатающейся табуретке, пьет собственноручно заваренный кипяточный чай. Дорогой черный Эрл Грей, купленный Есем еще вчера, в небрежно разорванной упаковке. Сам лирик в душе. Хранитель мимовольно представил, как друг привычно подставляет затылок под холодную воду. Как его тело покрывается гусиной кожицей, и стекающие капли очерчивают торчащие кости… Драйзер поморщился и быстро отхлебнул из чашки. Этот чертов дистрофан выглядит отвратительно с последнее время. Анорексия… Теодор не раз пытался поговорить об этом. Есенин не слушает. Или делает вид, что не слушает. Идиот.
Сергей выходит из душа в одних брюках. В больших, не выглаженных брюках, которые прямо-таки неприлично подчеркивают его худобу, саму по себе почти неприличную. Есенин садится за стол, слабо улыбаясь другу, зашедшему на чай. Давно знающему, что ничего, кроме чая-без-сахара в этой квартирке не пьют. И почти не едят. Считающему это абсолютно мерзким и едва ли не богопротивным… Есь наполнил большую чашку кипятком и долго грел об неё ладони. В общем, он от неё так и не отпил – только обессилено опусти голову на руки. Тихо болезненно ухмыльнулся своим мыслям. Драйзер снова отхлебнул из чашки, вспоминая. У Есенина очень красивая улыбка. Яркая, солнечная. Чуть прищуренные глаза, беззаботный смех… был. Около полугода назад. Сейчас достаточно тяжело понять, что именно изменилось в этой улыбке, но она теперь все больше похожа на страшную, болезненную гримасу. Чуть прищуренные глаза, торчащие скулы, бессильно опущенная на стол голова… совсем не то. - Устал? Хранитель смотрит серьезно и заботливо, пусть и понимает, что вопрос глуп и ответ очевиден. Лирик не отвечает. Неопределенно махнув головой, все же прикладывается к кипятку в чашке, мучительно сморщив лоб. Он вообще слишком редко отвечает – и уж тем более говорит сам – в последнее время. Хмыкает. Дергает особенно острым подбородком. Опускает голову обратно на стол, предоставляя жадному взгляду Теодора шейные позвонки, проглядывающие из-за мокрых кончиков давно не стриженых волос. Позвонки. Драйзер поднимает руку и осторожно касается пальцами торчащих косточек. У него теплые руки, даже горячие – почти всегда. Есенин чувствует, что его обжигает. Дергает бледным холодным плечом. Теодор случайно подумал, что на ощупь он похож на магазинную мертвую курицу, только что вынутую из холодильника. Только куры чаще не такие костлявые. Хранитель нехотя убрал пальцы, не отрывая взгляда от Сергея, сидящего рядом с ним. - Ты хоть понимаешь, что это неправильно? Драйзер всматривается, нехотя подмечает все детали. Позвоночник вызывает смутную ассоциацию с динозаврами, у которых на позвонках шипы. Ребра, кажется, вот-вот продырявят истончавшийся кожаный мешок. Плечи и локти неестественно торчат. Запястья тонкие и болезненно бледные, как и пальцы. Пальцы… длинные, с некрасиво торчащими суставами. Они кажутся полупрозрачными и невообразимо хрупкими, будто ледяными. Коснешься – растают. Сожмешь – сломаются. Мерзость. Есенин слегка нахмурился и сжал руку в кулак на столешнице. Теодор почувствовал, как тело плавно покрывается гусиной кожей. Теодор попытался мысленно уговорить себя, что это от сквозняка. Получилось слабо. Тем более что Сергей поднял голову. - Неправильно?.. – задумчивый взгляд серебристо-серых глаз, в которых пляшут давно знакомые чертята. Давно знакомые, но давно невидимые. Есенин смеется. – Да какая к черту разница?! Есенин смеется, весело, взахлеб. На лице – страшная гримаса. В голове… Теодор понятия не имеет, что в голове у этого чокнутого. Лирик зачем-то кладет руку на плечо другу и сжимает рубашки ледяными тонкими пальцами. Драйзер тихонько вздыхает. Есенин выглядит мерзко. Гадко. Противно. Но… возбуждающе.
Хранитель тихонько усмехнулся, жутковато скрючившись на чуть шатающейся табуретке. Осторожно поставил чашку с недопитым чаем на стол. Резко выбросил в сторону Есенина правую руку. Достаточно грубо сжал пальцы на затылке друга. Стремительно, но бережно притянул к себе. Почти прижался губами к ярко-голубой полоске артерии, четко проступающей на болезненно бледной шее. Стремительно заговорил, обжигая и растапливая ледяную кожу горячим дыханием и ароматом крепкого чая. - Это НЕПРАВИЛЬНО, понимаешь?! Ты чертов эгоист, если не понимаешь, насколько противно видеть тебя ТАКИМ. Ты идиотский скелет, обтянутый кожей. Ты истощен, ты скоро ходить не сможешь такими темпами… - вдох-выдох, вдох-выдох. - Ты омерзителен. И тебе ВСЕГДА было плевать на остальных, верно? Только о себе… Есенин болезненно закрыл глаза, но Драйзер этого не видел. Теодор почувствовал, как волосы на затылке сжали длинные холодные пальцы. До неприличия хрупкие…
Хранитель резко повернул лирика, уложил на почти пустой стол. Благо, чашки с чаем стояли у самых краев. Драйзер впился в шею друга горячими губами, удивляясь этой мерзкой смеси отвращения и возбуждения. Сергей – такой тонкий, холодный, хрупкий – даже не сказал ничего. А если и сказал, то Теодор попросту не услышал. Он плавил шею поцелуями, оставляя быстро наливающиеся фиолетовым следы. Он сильно, но аккуратно, стараясь не допустить болезненных ощущений, прижимал тонкие запястья к столешнице. Он мягко раздвигал языком чуть приоткрытые губы Лирика и чуть покусывал их, не больно, конечно. Почти нежно. Кипяток медленно остывал на полу, покинув все же опрокинутую и благополучно разбитую чашку, слегка промочив чьи-то сброшенные брюки. Есенин часто и сладко дышал, иногда тихонько, болезненно постанывая. Сквозняк неприятно холодил кожу.
Через несколько минут Сергей набрал воды в электрический чайник и ушел в комнату. Одеваться. Драйзер чувствует себя абсолютно истощенным.
In the cold light of morning, while everyone's yawning, you're high.(c)
Автор, браво персонажи очень вхарактерны, отдельное спасибо за Драйзера. сильного, страстного и осторожного. и отношение к Есю. очень точно спасибо) Драй
Вах, какой есенинский Есенин! Он же вообще почти как я - эгоистичная скотина с костями наружу, которая от своих великиих Страданий и Размышлений ни черта не ест. За Драйзера вам тоже спасибо огромное, отличный агрессор, вооружённый БЭ и девизом "НЕПРАВИЛЬНО! попробуй ещё раз". Жаль, что слэш или жаль, что я не фанатка слэша, уж не знаю. В любом случае, спасибо за исполнение, оно дивное.
Откройтесь в у-мылку или здесь, плз. Еська-псевдоанорексичка.
kuro shinigami, это было не очень сложно, у меня лучший друг - Драйзер и я просто попытался передать... основные особенности, скажем так. Рад, что мне удалось~
Vega Highwell, да я сам эгоистичный Есенин же, пусть анорексией и не страдаю х) Спасибо за отзыв~ Ждите в у-мыл, пожалуй.
Автор, это же хорошо, что не страдаете! Я вроде бы тоже нет, а мама вот ругается... В любом случае, попадания у Вас чудные. Писать с друзей всегда удобнее, тогда всё получается. Ну, и при наличии вдохновения, конечно) *словила умылку*
И я, конечно же, не уверен, что правильно понял заявку.
Вода. Шум воды.
Драйзер сидит в маленькой захламленной кухоньке на чуть шатающейся табуретке, пьет собственноручно заваренный кипяточный чай. Дорогой черный Эрл Грей, купленный Есем еще вчера, в небрежно разорванной упаковке. Сам лирик в душе.
Хранитель мимовольно представил, как друг привычно подставляет затылок под холодную воду. Как его тело покрывается гусиной кожицей, и стекающие капли очерчивают торчащие кости…
Драйзер поморщился и быстро отхлебнул из чашки. Этот чертов дистрофан выглядит отвратительно с последнее время. Анорексия… Теодор не раз пытался поговорить об этом. Есенин не слушает. Или делает вид, что не слушает.
Идиот.
Сергей выходит из душа в одних брюках. В больших, не выглаженных брюках, которые прямо-таки неприлично подчеркивают его худобу, саму по себе почти неприличную. Есенин садится за стол, слабо улыбаясь другу, зашедшему на чай. Давно знающему, что ничего, кроме чая-без-сахара в этой квартирке не пьют. И почти не едят. Считающему это абсолютно мерзким и едва ли не богопротивным…
Есь наполнил большую чашку кипятком и долго грел об неё ладони. В общем, он от неё так и не отпил – только обессилено опусти голову на руки. Тихо болезненно ухмыльнулся своим мыслям.
Драйзер снова отхлебнул из чашки, вспоминая.
У Есенина очень красивая улыбка. Яркая, солнечная. Чуть прищуренные глаза, беззаботный смех… был. Около полугода назад.
Сейчас достаточно тяжело понять, что именно изменилось в этой улыбке, но она теперь все больше похожа на страшную, болезненную гримасу. Чуть прищуренные глаза, торчащие скулы, бессильно опущенная на стол голова… совсем не то.
- Устал?
Хранитель смотрит серьезно и заботливо, пусть и понимает, что вопрос глуп и ответ очевиден. Лирик не отвечает. Неопределенно махнув головой, все же прикладывается к кипятку в чашке, мучительно сморщив лоб.
Он вообще слишком редко отвечает – и уж тем более говорит сам – в последнее время. Хмыкает. Дергает особенно острым подбородком. Опускает голову обратно на стол, предоставляя жадному взгляду Теодора шейные позвонки, проглядывающие из-за мокрых кончиков давно не стриженых волос.
Позвонки.
Драйзер поднимает руку и осторожно касается пальцами торчащих косточек. У него теплые руки, даже горячие – почти всегда. Есенин чувствует, что его обжигает. Дергает бледным холодным плечом.
Теодор случайно подумал, что на ощупь он похож на магазинную мертвую курицу, только что вынутую из холодильника. Только куры чаще не такие костлявые.
Хранитель нехотя убрал пальцы, не отрывая взгляда от Сергея, сидящего рядом с ним.
- Ты хоть понимаешь, что это неправильно?
Драйзер всматривается, нехотя подмечает все детали. Позвоночник вызывает смутную ассоциацию с динозаврами, у которых на позвонках шипы. Ребра, кажется, вот-вот продырявят истончавшийся кожаный мешок. Плечи и локти неестественно торчат. Запястья тонкие и болезненно бледные, как и пальцы. Пальцы… длинные, с некрасиво торчащими суставами. Они кажутся полупрозрачными и невообразимо хрупкими, будто ледяными. Коснешься – растают. Сожмешь – сломаются.
Мерзость.
Есенин слегка нахмурился и сжал руку в кулак на столешнице.
Теодор почувствовал, как тело плавно покрывается гусиной кожей. Теодор попытался мысленно уговорить себя, что это от сквозняка. Получилось слабо.
Тем более что Сергей поднял голову.
- Неправильно?.. – задумчивый взгляд серебристо-серых глаз, в которых пляшут давно знакомые чертята. Давно знакомые, но давно невидимые. Есенин смеется. – Да какая к черту разница?!
Есенин смеется, весело, взахлеб. На лице – страшная гримаса. В голове… Теодор понятия не имеет, что в голове у этого чокнутого.
Лирик зачем-то кладет руку на плечо другу и сжимает рубашки ледяными тонкими пальцами.
Драйзер тихонько вздыхает.
Есенин выглядит мерзко. Гадко. Противно. Но… возбуждающе.
Хранитель тихонько усмехнулся, жутковато скрючившись на чуть шатающейся табуретке. Осторожно поставил чашку с недопитым чаем на стол. Резко выбросил в сторону Есенина правую руку. Достаточно грубо сжал пальцы на затылке друга. Стремительно, но бережно притянул к себе.
Почти прижался губами к ярко-голубой полоске артерии, четко проступающей на болезненно бледной шее. Стремительно заговорил, обжигая и растапливая ледяную кожу горячим дыханием и ароматом крепкого чая.
- Это НЕПРАВИЛЬНО, понимаешь?! Ты чертов эгоист, если не понимаешь, насколько противно видеть тебя ТАКИМ. Ты идиотский скелет, обтянутый кожей. Ты истощен, ты скоро ходить не сможешь такими темпами… - вдох-выдох, вдох-выдох. - Ты омерзителен. И тебе ВСЕГДА было плевать на остальных, верно? Только о себе…
Есенин болезненно закрыл глаза, но Драйзер этого не видел. Теодор почувствовал, как волосы на затылке сжали длинные холодные пальцы. До неприличия хрупкие…
Хранитель резко повернул лирика, уложил на почти пустой стол. Благо, чашки с чаем стояли у самых краев.
Драйзер впился в шею друга горячими губами, удивляясь этой мерзкой смеси отвращения и возбуждения. Сергей – такой тонкий, холодный, хрупкий – даже не сказал ничего. А если и сказал, то Теодор попросту не услышал.
Он плавил шею поцелуями, оставляя быстро наливающиеся фиолетовым следы. Он сильно, но аккуратно, стараясь не допустить болезненных ощущений, прижимал тонкие запястья к столешнице. Он мягко раздвигал языком чуть приоткрытые губы Лирика и чуть покусывал их, не больно, конечно. Почти нежно.
Кипяток медленно остывал на полу, покинув все же опрокинутую и благополучно разбитую чашку, слегка промочив чьи-то сброшенные брюки.
Есенин часто и сладко дышал, иногда тихонько, болезненно постанывая.
Сквозняк неприятно холодил кожу.
Через несколько минут Сергей набрал воды в электрический чайник и ушел в комнату. Одеваться.
Драйзер чувствует себя абсолютно истощенным.
очень болезненно воспринимаю эту тему, но ваше исполнение очень даже.
Автор, спасибо большое. Понравилось)
Самому эта заявка сразу в глаза бросилась, не мог не исполнить х)
Рад, что получилось удачно <3
а.
Спасибо большое, автор, очень понравилось)
з.
И рад, что угодил~
а.
персонажи очень вхарактерны, отдельное спасибо за Драйзера. сильного, страстного и осторожного.
и отношение к Есю. очень точно
спасибо)
Драй
Спасибо автору и заказчику.))))
Интересно, а ее еще разок выполнят?За Драйзера вам тоже спасибо огромное, отличный агрессор, вооружённый БЭ и девизом "НЕПРАВИЛЬНО!
попробуй ещё раз".Жаль, что слэш или жаль, что я не фанатка слэша, уж не знаю. В любом случае, спасибо за исполнение, оно дивное.
Откройтесь в у-мылку или здесь, плз.
Еська-псевдоанорексичка.
Vega Highwell, да я сам эгоистичный Есенин же, пусть анорексией и не страдаю х)
Спасибо за отзыв~
Ждите в у-мыл, пожалуй.
В любом случае, попадания у Вас чудные. Писать с друзей всегда удобнее, тогда всё получается. Ну, и при наличии вдохновения, конечно)
*словила умылку*
я крайне эгоистично в любом фике, где фигурирует Драй, придирчиво ищу этого самого Драя...
и невероятно довольна, когда нахожу его таким.
Есь, который несколько лет встречался с Драем