Рейтинг, такой рейтинг...Точнее, не получившийся рейтинг. Посвящается горячо любимому товарищу Жуку, который терпел всё моё Досто-Есевское нытье в отсутствие Интернета. 2 360 слов.
читать дальшеДевушка жмётся к стене. Она уже не плачет, не истерит, как было парой минут до этого. Она только смотрит на наступающих на неё мужчин своими большими серыми глазами. Она безумно напугана. Она уже не жалеет об идее сократить путь с работы до дома, пройдя закоулками, утопающими в осенних холодных лужах, она уже не может думать ни о чём, как о том, что ей страшно. Ей хочется только позорно потерять сознание, чтобы не увидеть, что эти двое с ней будут делать. Когда её начинают раздевать, она только беззвучно плачет, ища глазами хоть какую-то спасительную ниточку. И находит...По дороге, в стороне от проулка, в котором её зажали, шёл человек. Крепкого телосложения, высокий. "Как скала...Такой может помочь", - пронеслось у девушки в голове, и она закричала так громко, как только могла: - Помогите! Насилуют! - Заткнись, сука! - шипит один из нападавших, отвесив ей оплеуху, а затем зажав рот. Но не задавшаяся жертва насилия кусает ту самую руку, начинает вырываться и снова зовёт того человека. Правда, прохожего этого уже не видно, а насильники только озверели. - А ну стоять и не рыпаться! - послышался где-то сверху грубый, чуть рычащий голос, в котором сероглазой послышался немецкий акцент. И вот оба насильника подняты за шкирку сильными руками всё же откликнувшегося спасителя. Не состоявшиеся преступники пытаются вырваться, но тут же "знакомятся ближе" с кирпичной кладкой стены, об которую их хорошенько приложил явившийся мужчина. Естественно, оба тела рухнули бесчувственным грузом, едва он их отпустил. - Ты в порядке? - "герой", как его назвала уже мысленно девушка, протянул ей руку. - Д-д-да, спасибо, - кивает сероглазая, пытаясь поправить ошмётки порванной одежды. - Если бы не Вы...не Вы.... - Тише ты, - буркнул мужчина. - На... - он снял с себя плащ и накинул на неё. - Как тебя зовут, несостоявшаяся жертва? - Феодора Достоевская... - тихо пискнула девушка, укутавшись в плащ и поправив сбившиеся в клок русые волосы. - Георгий Жуков... - коротко кивает спаситель. - Пошли, я провожу тебя, а то...мне ещё плащ забирать.
читать дальше*** Когда они заходят в квартиру, у Жукова абсолютно меняется выражение лица. Достоевская замечает это, но моральное истощение не даёт правильно оценить ситуацию. Она просит гостя пройти на кухню и подождать пару минут, пока она приведёт себя в более подобающий вид, а там уже будут вызывать милицию. Русая абсолютно не замечает, что гость не поворачивает по тёмному (лампочка перегорела, а поменять некому) коридору в предполагаемом направлении к кухне, что он идёт следом за ней, стараясь быть незаметным. Сероглазая упорно не слушает уже охрипший инстинкт самосохранения, что мало ей приключений за вечер, что она нашла себе ещё одно, притащив его домой. Когда она заходит в свою комнату, чуть прикрывает двери и, наконец, избавляется от буквально пекущих ей кожу тряпок, девушка даже не подозревает, что за ней пристально наблюдают, а, уже в следующее мгновение, когда она собирается снять и так порванное бельё, на её талию ложатся сильные руки, как казалось, спасителя. - Только не кричи, - тихо шепчет Георгий, прикасаясь губами к ушной раковине русой. - Дай мне просто немного постоять возле тебя. Немного. Ты же всегда была такой недосягаемой... - Отпустите... - хрипит та, даже не двигаясь. Нервы не выдерживают, и тело перестаёт слушаться, превращаясь будто в мраморное. Ну а голос она сорвала уже давно. - Ты меня не помнишь? - в его голосе слышно явное разочарование. - Нет! - Достоевская жмурится, находит в себе силы и разворачивается, упираясь руками в массивную грудь Жукова. - Отпустите! - Посмотри на меня... - рычит он тихонько. - Посмотри же! ПОСМОТРИ! - он срывается на крик, заставляя и так запуганную девушку сжаться в комок. Тем не менее, этот оклик заставляет поднять её голову. Перед ней стоит крепкий, мускулистый юноша, на голову выше её самой. У него немного удлинённые волосы, лохматая чёлка, а цвет волос подозрительно напоминает Феде любимое Каберне. Глаза заслуживают отдельного разговора: большие, тёмно-карие, отдающие немного красным, отчего складывалось впечатление, что они были одного тона с бархатными алыми розами, что росли под окном. Широкий, крупный нос, который был вполне соразмерим со всем лицом, массивный подбородок и сухие, чуть полные губы. Она знала его. Знала...но не могла припомнить, как не старалась, даже с её отличной памятью на лица. - Не узнаёшь... - констатирует "спаситель" и очень недобро щурится. - Я надеялся, что хоть узнаешь. - Я В-в-вас не узнаю! - всхлипывает девушка. - А стоит! Георгий толкает её на разложенный старый диванчик, что служил девушке спальным местом, нависает над ней, тут же завязав ей рот оторванным лоскутом от её же костюма. Руки мужчина заводит за голову, удерживая запястья, которые весьма просто поместились в его ладони. Он проходится руками по крупно дрожащему телу и заглядывает ей в глаза. Раньше она казалась ему почти святой, ну ангелом - так это точно. А сейчас... А сейчас его одолевало только одно безумное желание - овладеть этим ангелом, оторвать крылья, осквернить святыню, чтобы она смогла быть с ним на равнее, чтобы смогла полюбить его. Коварный план летел к такой чёртовой матери. Контроль пропадает быстро, и вот уже Феодора со связанными его поясом руками, что прикреплены к ножке стола, стоящего за диваном, лишена последних атрибутов одежды, как и сам незадавшийся рыцарь на белой хе...кхем, на белом коне. Достоевская не плачет, как это было около получаса назад, когда её прижали к стене в переулке - она только виновато отводит взгляд и принимает всё происходящее, как должное - надо же отблагодарить его за спасение, а он сам придумал себе награду, отказать в получении которой девушка уже не может. Сам Жуков едва держится на грани нежности и жестокости, переходя то в одну крайность, то в другую. Он гладит её тело руками, выводит языком безумные узоры на её груди и животе, в то же время весьма болезненно кусаясь, тем самым расцвечивая бледную кожу алыми пятнами, иногда прокусывая до крови. Георгий хочет не вызвать у неё отвращения к себе, чтобы ей было приятно, чтобы пропало, наконец, это жуткое выражение отрешённости на её лице. Мужчина целует очень нежно её шею, поднимается выше, чуть прихватывает зубами мочку уха... но не получает желаемой и должной реакции на свои действия. Девушка всё ещё никак на него не реагирует. Вздохнув, он перемещается с тонкой цепочкой поцелуев к её губам, затем отстраняется и смотрит ей в глаза. Они ничего не выражают и напоминают сейчас два куска грязного весеннего льда. Ни эмоций, ни чувств, ни души. И Жукову от этого почему-то больно. - Смотри на меня. Смотри, - рычит он, поворачивая её лицо к себе. - Смотри, запоминай. Ты должна меня вспомнить. Достоевская тихонько всхлипывает и смотрит в тёмные глаза нависающего над ней мужчины. Она не помнит его, не может вспомнить, но всё равно в голове отстукивает мысль «Он не такой! Он не может! Не может!». Или это просто запоздавший гуманизм? А он может, причём, со спокойной совестью. Он не желает останавливаться на полпути. Такая уж у него натура. Слишком долго он терпел. Слишком. Георгий уже давно решил, что Феодора его и ТОЛЬКО его. Глухо рыкнув, мужчина подхватывает её за бедра и немного приподнимает, чтобы было удобней. Последний раз взглянув в глаза невинного, как он считал, ангела, черноглазый шумно вздыхает и резко входит в неё. Запоздало проскальзывает мысль, что не было никакой преграды, крови и крика боли, за который он уже мысленно извинился. Злоба накрывает Георгия с головой. Сейчас он готов её убить, растерзать, как голодный волк. «Она уже была с кем-то! - проносится в голове у мужчины, - А, почему, с «кем-то»? Только с НИМ. Больше не с кем». Перехватив русую под спину руками, он садится на кровать, усаживая её сверху, и выгибает податливое девичье тело дугой, явно желая причинить боль. Он не отвязывает её руки - зачем, если есть такой шанс заставить её плакать? Феодора вскрикивает, когда он начинает резко в неё входить, руками поднимая и опуская её тело. Он уже не заботится о том, чтобы ей было хорошо, как было в начале. Герой-насильник сейчас будто мстит ей за что-то. Красноволосый не ограничивается только столь неудобной для девушки позой. Он оставляет на её теле кровоточащие следы от укусов, ведь зубы у него очень острые, грубо целует и старается причинить как можно больше боли, чтобы от каждого толчка она просто сходила с ума. Не от удовольствия, естественно. И русая плачет. Плачет от собственного бессилия и унижения. Если она уже мысленно убедила себя ранее, что можно просто не обращать на ощущения внимания и представить на месте Жукова совершенно другого человека, которому она отдалась впервые, то сейчас это убеждение сошло на «нет». Он ничуть не походил на её первую и последнюю, как она надеялась, любовь. Он не был терпеливым, спокойным и, если уж на то пошло, таким отмороженным, едва не рассчитывающим каждое сношение, назвать это сексом или занятием любовью у девушки никак не получалось, по минутам. Он ни капли не был похож на её Штирлица, таково было его прозвище. От этой непохожести Феодора терялась абсолютно, всё ещё пытаясь отрицать остатками сознания, что такое грубое, животное принуждение, смесь боли и удовольствия ей нравятся. Что это не вызывает у неё отвращения, только чувство, что ею обладают едва не привселюдно, безумное чувство унижения. Где-то на периферии сознания она отметила, что, пожалуй, это был первый раз когда она действительно занималась сексом, а не тем унылым процессом, который был ранее, пока пол года назад Штирлица не отправили в длительную командировку заграницу, за время которой ей не пришло ни одного письма, не поступило ни одного звонка...после почти трёх лет отношений. Видя, что сероглазая плачет, Георгий решает чуть ослабить издевательства и расстёгивает ремень на руках девушки. Та, как он и ожидал, тут же упирается ладонями ему в плечи и пытается отстраниться. Но куда тягаться хрупкой девушке с такими тонкими ручками, что, кажется, их можно переломать двумя пальцами, с натренированным спортсменом, которому ничего не стоит одним ловким движением руки переломать ей позвоночник в трёх местах? Он только улыбается её попыткам вырваться. Жуков легко опрокидывает её на диванчик спиной и вновь нависает над ней, не прекращая фрикций. Одной рукой он поддерживает Достоевскую под поясницей, чтобы не ускользнула от него, а другой гладит уже явно напрягшееся тело девушки и целует её, целует, целует. Красноволосый уже чувствует, что его жертва-богиня начинает получать удовольствие, и не хочет, чтобы она теряла эту красную нить, особенно учитывая то, что она отвечает на его поцелуй, пусть и не сознательно. Кульминация действия не заставляет себя долго ждать. С тихим стоном-хрипом он кончает в неё и валится рядом, прижимая к себе обмякшее и, по-прежнему, безвольное тело. Федя уже не плачет. Она только смотрит в одну точку перед собой широко распахнутыми глазами, пытается перевести дыхание и согнать краску со щёк - ей безумно стыдно, что ей понравилось быть подчинённой именно этим человеком. Георгий же утыкается носом ей в макушку и шепчет что-то невнятное, очень нежное. Из всего этого словесного потока русой удаётся выцепить только одну более-менее ясную фразу «...я люблю тебя, и любил...»
читать дальше- Ну кто же ты...кто!? - задаёт она вопрос абсолютно бесцветным голосом. Он не отвечает, а только устало вздыхает и встаёт с уже грязного диванчика, быстро одевается уходит на кухню, по дороге ударом кулака разбив подвешенный на стену телефон. Феодора же пожимает колени к груди и начинает плакать. Попользовались и бросили. Жуков же быстро проходит на знакомую кухоньку, включает свет и усаживается на колченогий хромой табурет на трёх ножках. Весь гениальный план по представлению себя в лучшем свете перед его недосягаемой богиней провалился. Принца на белом коне, к сожалению, из него не вышло - «в стране произошла демократическая революция, а коня сдали на мясокомбинат, ради хоть какой-то выручки», как он любил говорить, обсмеивая похождения Есенина, не совсем того литератора, но тоже рифмоплёта, с которым повоевал в Афганистане плечом к плечу. Он не хотел, чтобы всё случилось ТАК. Единственным желанием Георгия, когда он подстраивал всю эту «аферу чистой воды», был простой разговор. Подговорить двух бомжей с улицы сымитировать нападение труда не стоило. Потом, точно рассчитав всё до секунды, появиться героем и отлупить зарвавшихся «преступников» тоже было легко. Зная добродушность Феодоры, он был уверен, что его точно позовут в дом. А там можно уже было и поговорить, напомнить ей, что когда-то, до того злосчастного дня, когда на неё напали точно так же в переулке и ограбили, а его, бросившегося защищать, сильно изрезали «бабочкой», они были друзьями. Тогда она в шоковом состоянии схлопотала частичную амнезию, а сам герой едва не умер в реанимации. После выздоровления он узнал, что все лавры себе сгрёб Костя, который Штирлиц, он же и увёз Федю в Крым, чтобы та развеялась немного. Потом Афган, потом развал Союза... В общем, потрепало их обоих хорошо, по видимому, учитывая, что к 92-му у него прибавилось шрамов в бандитских разборках, а у неё - седых волос за всю её журналистскую практику. В принципе, они могли бы и не увидеться вновь, думал Георгий, не возьмись их группировка, в которой он был далеко не последним лицом, «крышевать» издание, в котором она работала зам.главреда. Тогда он навел справки, узнал, что Штирлиц попросту её бросил, укатив куда-то на моря с хорошим сорванным в казино кушем и некой блондинкой, где его и убили. Феодора про это, естественно, не знала и смиренно ждала хоть одного письма, хоть одного звонка. Жуков же тихо, молча наблюдал за ней, пока не решился на сию безумную операцию. Помотав головой, красноволосый встаёт и проходит к холодильнику. Была большая надежда, что там могла быть водка, но, увы, она не оправдалась, а обитель холода встретила его одиноко стоящей на полке кастрюлей, завёрнутым в пакетик хлебом и какими-то непонятными свёртками в самом нижнем ящике. Фыркнув, Жуков захлопнул дверцу и начал рыться по всем шкафам. Алкоголь, в лице большой бутылки коньяка, стоял в гостиной. Быстро разлив в два стакана французскую продукцию, Георгий спокойно проходит в комнату, где Достоевская всё так же лежит на диванчике, свернувшись клубком и тихо всхлипывая. - Пей, Федька, пей... - он садится рядом и протягивает ей стакан с горячительным , да и сам делает глоток. Девушка поднимает на него недовольный и, как кажется Георгию, что вводит его в полное замешательство, злой взгляд и отталкивает выпивку. Потом, шмыгнув носом в очередной раз, она переворачивается к нему спиной. - Уйди... - Нет, я не уйду, - резко отвечает красноволосый. - Теперь - ты моя. И тебя никто не имеет права касаться. И, кстати, можешь сказать мне спасибо - этим я спасаю твою жизнь. Феодора поворачивается к нему и смотрит в глаза дерзко, решительно, так, как ей абсолютно не свойственно. Жуков только усмехается - можно наступить на горло своей любви и сделать так, как нужно, чтобы уберечь ту самую любовь. Ничего, она привыкнет, он перевоспитает. В конце концов, на то на дворе и лихие девяностые, чтобы ставить всё с ног на голову.
Не впечатлило, простите. Жуков, не брезгающий дешевыми сценами с бомжами, хотя БЭ, конечно, болевая, но для его БЛ таки не комильфо, Штир - подонок, уехавший на юг с бл#дьми, заботливый, чо, ход с амнезией не вписался. Но пишите вы хорошо, обидеть не хотела.
- Феодора Достоевская... - тихо пискнула девушка, укутавшись в плащ и поправив сбившиеся в клок русые волосы. - Георгий Жуков...
простите меня, конечно, автор. блин, вот напал насильник, вас спасли. Вы реально будете именем-фамилией представляться?! не говоря уже о том, что достали имена социотипов в исполнениях по горло.
не понравилось, честно говоря. И не только из-за вышеприведенного. Во-первых, за державу обидно (я про Штира), во-вторых... ну не нравится стиль, и все тут. Извините.
Die The death! Sentence to death! Great equalizer is The Death!!
Ну началось хд Штирлицы, конечно, ангелы и не могут быть подонками. Досточка, конечно, не может испытать удовольствие от такого. И конечно же, никто, будучи в полном шоке после того, что вам чуть не порвали всё, что можно порвать не назовет имени, конечно же. Раскукарекались, как же бесит.
Гость от 2011-07-30 в 18:10 нет, не только вам так кажется. И да, здесь крайне неправильно использованы все эти "русая" и "красноволосый" и т.д. И нудно ужасно. Очень согласна также и с Ka-Verza , потому как имя вместе с фамилией в том контексте звучат крайне глупо. Она бы еще отчество и год рождения назвала.
Dlanor Knox, раскукарелись, лолшто, ради разнообразия, да, не всё же в *опу целовать Штир может быть подонком, я даже знаю достаточно примеров ИРЛ, и Досты не все няши в белом, но в данном случае это как рояль в кустах, его нашли и сыграли на нём Баха.
Посвящается горячо любимому товарищу Жуку, который терпел всё моё Досто-Есевское нытье в отсутствие Интернета.
2 360 слов.
читать дальше
читать дальше
читать дальше
Автор, вы замечательны, просто божественны!
Очень понравилось исполнение, нет слов *о*
не зсобственно, автор хд
Хотя, щас, наверно, придут такие, кому может... )
- Георгий Жуков...
простите меня, конечно, автор.
блин, вот напал насильник, вас спасли. Вы реально будете именем-фамилией представляться?!
не говоря уже о том, что достали имена социотипов в исполнениях по горло.
не понравилось, честно говоря. И не только из-за вышеприведенного. Во-первых, за державу обидно (я про Штира), во-вторых... ну не нравится стиль, и все тут.
Извините.
Раскукарекались, как же бесит.
я не про это. Фиг с ним, с подонком-Штирлицем. Я логики тут не вижу.
Конкретно в чем?
Рили, глупо, конечно, что лезу, но иногда поражает, прочитаешь что-нибудь с удовольствием, а кто-нибудь начинает придираться к мелочам :о
чертова мать такая чертова
И тока мне одному кажется, что смерть как нудно?
Очень согласна также и с Ka-Verza , потому как имя вместе с фамилией в том контексте звучат крайне глупо. Она бы еще отчество и год рождения назвала.
очень понравилось.. и Достоевским может понравится такое обращение) временами.
Дост
Да и в целом
Есь-филолог
Есь
пряникмеч карающий!))заказчик, собственно
Аннгел и Гость
подписи обсуждать, пожалуйста, в умыле.
Аннгел Ваш всекарающий меч не коснётся нашей светлой головы...
Есь
не сомневаюсь; а я не администрация, нет?
З.Ы. Достоевский не словит кайф с изнасилования. С БДСМ-а, когда все обговорено, что это игра - другое дело.
Мимопролетавший Дост.