А пальцы у него жёсткие, совсем как во снах. Об этом Призрак думает отстранённо, сквозь туман. Как о том, что завтра снова будет плохая погода. Как о том, что в ботинках у него хлюпает вода. Как будто это не его плечо сейчас сжимают сквозь плащ, грозя сломать. Затылок Призраку холодит каменная стена, под плащом ползут мокрицы, и сам Призрак сейчас прорастёт дождевыми травами, растечётся лужей, расползётся плесенью по камню. - И тогда они меня больше не увидят, - сообщает он вслух. - Ты псих, - говорит Белый, всё ещё задыхаясь. Его седые волосы липнут к щекам, на ресницах дрожат капли. Призрак думает об этом, чтобы не думать о другом. Например, о сапогах, под которыми трещат рёбра. О чужом клокочущем смехе. О собственном зубе, выбитом каких-то пять минут назад, до того, как пришёл Белый. О дыме и копоти, и горящей пластмассе. Призрак трогает кровоточащую десну языком. Солоно. - Я нормальный, - говорит Призрак. - Я - нормальный. Я просто вижу будущее, а так я совсем нормальный. Я хотел предупредить. Я думал, что хоть они и сволочи, но не полные же отморозки. - Ты псих, - говорит Белый. - А они полные отморозки. Нет, ну надо же быть таким ненормальным, а... - Что? - спрашивает Призрак бесцветным голосом.
Что-то в этом голосе заставляет Белого замолчать. Он смотрит пристально, приподнимает подбородок Призрака пальцем - и недоуменно щурит серебряные брови. - Эй, парень... О том, что происходит дальше, не напишут в книгах и не снимут в кино. Потому что это очень, очень стыдно, неприглядно и уродливо. Призрак кричит. Не по-призрачьи, не беззвучно. И не как банши. Он кричит как человек, кривя рот, дрожа губами, пытаясь ударить Белого всем, чем может - руками, ногами, чем угодно, как угодно. Он кричит бессвязно, зло, как человек, который знает, что умирает, и которому никто не пытается помочь. Крик срывается на хрип. Тогда Белый бьёт его по щеке, - несильно, как женщину, просто чтобы у Призрака не пошла горлом кровь. Призрак стукается затылком о стену, глаза у него тёмные, безумные. Как будто лопнула струна. Белый ещё не понимает, что это - то ли отпустило, то ли порвалось, - а Призрак вдруг вздыхает как-то странно, прерывисто, и вдруг до Белого доходит, что это всхлип. Он плачет, чёрт возьми. Призрак плачет. Их Призрак - нет, его, его, Белого, Призрак, который на все побои отвечал ухмылками и сочился ядом, который в одиночку выкапывал могилу для своей бабушки-ведьмы под злые шепотки всей Окраины, который... Белый моргает и даже отпускает его плечо. А Призрак бьётся, рвётся прочь, рыдая так, будто у него с каждым всхлипом что-то вырывают из груди. И Белый понимает вдруг, что его нельзя сейчас отпускать. Ни в коем случае. Чёрт его знает, что с ним, таким, делать - но отпускать нельзя. Пусть хоть в руку зубами вцепляется.
Пару раз приложившись головой об асфальт, Призрак затихает. Белый дышит сверху рвано, часто. У него звенит в ушах. Дождь сыплет о куртку, чёрные косы Призрака мокро блестят в луже, жизнь, в общем-то, неплоха. - Тише, тише, - говорит Белый непонятно кому, потому что Призрак и так уже тише некуда. Лежит, дышит. Веки красные. Губы тоже, поцеловать бы - но Белый не дурак и не самоубийца. Поэтому он просто гладит Призраку висок, вжимает в асфальт, улыбается осторожно. - Тише, тише... - Убей меня, - говорит Призрак с закрытыми глазами. Голос сорвал-таки, зараза умалишённая, ненаглядная. - Да щас, - говорит Белый. - Только топор достану. - Убей, - говорит Призрак. - Или сам встану и утоплюсь. - Так я тебя и пустил. Лежи, отдыхай. - У меня будет воспаление лёгких и я всё равно умру. - Это тоже того... это... предсказание? - спрашивает Белый осторожно. Призрак морщится. Вроде как улыбнуться пытается. - Житейская логика. Белый тихо смеётся, Белому всё нутро выжигает желание поцеловать. Хотя бы просто в краешек рта. Ну, знаете, как в сказках. Поцеловал прекрасный принц спящую красавицу... - Эй, Призрак. Посмотри на меня. - Нет. - Что, так и будешь лежать, зажмурившись? Посмотри на меня! - Нет. Белый фыркает, утыкается лицом в растрёпанные мокрые волосы на виске. Призрак вздрагивает, но молчит. - Знаешь, что? - говорит Белый. - Я ведь тебе верил. И сейчас верю. Ну, что ты правда видишь. - А все верят, - слабо отвечает Призрак. - Потому и бьют. Не верили бы, не бил бы никто. - Тяжело? - Нормально. Дождь припускает сильнее. - Больше не будут бить, - обещает Белый. - Пойдём куда-нибудь погреемся. Водоросли у тебя из волос вычешем. Выпьем чего-нибудь. Пошли? - Ты никогда не забудешь, что видел это, - говорит Призрак странным тонким голосом. - Что видел? - моргает Белый. Призрак распахивает глаза - огромные, блестящее как тёмное стекло. - Забудь, - говорит он быстро. - Эй, подожди. Что я видел и что я должен забыть? Это какие-то твои колдунские штучки? Призрак? Дождь лупит что есть сил, Призрак сплёвывает кровь в лужу и вытирает нос рукавом. - Пошли греться и пить, - говорит он.
Это великолепно, просто захватывает!!! браво! Только это произведение кажется отрывком чего-то большого, а так хотелось бы и "начало" прочесть и "продолжение". Уж больно герои интересные.
Автор-2 предупреждает: это получилось продолжение, но не окончание.
кусок разКогда в Центре уже зажигаются фонари, Окраина всё ещё темнеет кучкой сонных домишек на границе леса. Много лет назад здесь жил Марк-стрелок, и он каждый вечер выходил с самодельным дробовиком, чей ствол был обмотан алыми тряпками. Выходил и расстреливал фонари. Приезжали люди из Центра, ругались скверными словами, вешали новые фонари и обещали упрятать Марка-стрелка в психушку. Но Марк-стрелок только сплёвывал себе под ноги вишнёвые косточки и говорил: "Мест у вас нет в вашей психушке. Даже для больных нет - куда уж меня-то сажать..." На Окраине про него говорили разное. Что у него в голове опухоль, а от электрического света начинаются судороги. Что он оборотень и при свете превращаться стесняется. Но на самом деле Марк-стрелок просто звал из леса кого-то, кто мог прийти к нему только в темноте. "Погоди, - говорил он, плюясь косточками. - Я его вытащу... Он ко мне приползёт, как миленький..." - И что потом? - спрашивает Белый. - А потом в психушке место нашлось. Призрак идёт, пошатываясь; сквозь дыру в рукаве виден разбитый локоть. Его спутанные мокрые косы то и дело задевают Белого по плечу, но Белый не отстраняется. Под ногами хрустит стекло. - Толку-то, - говорит Призрак. - Всё равно один фонарь на два квартала. Белый не может припомнить, чтобы он сам, или его ребята, или ублюдки Златоглазки хоть раз били фонари. Белый терпеть не может спотыкаться в темноте. Особенно мордой в разбитое стекло. - Хочу жить в Центре, - говорит Белый. - Чтоб огни, вывески, асфальт как стёклышко. И квартиру на главном проспекте, со здоровенными окнами... Призрак косится на него, дёргает уголком рта. Насмешливо. До Белого вдруг доходит, кому он рассказывает о планах на будущее, и его пробивает холодком. - Эй, ты чего так ухмыляешься? - Ничего. Прости, я прослушал. С-скотина, смеётся Белый про себя. Над "Журавлиным гнездом" фонарь не тронут. Огромный, как дыня, и такой же янтарный, за квартал видно. Посмотрел бы Белый на того, кто этот фонарь разобьёт... Вывеска с криво намалёванным журавлём покосилась, буква "Ж" отклеилась - но пока горит фонарь, это всё мелочи, это всё неважно. Тёплый свет заливает Белому глаза, он уже почти чувствует запах глинтвейна, и всё остальное, - будущее, прошлое, - вылетает из головы напрочь. Он берёт Призрака за локоть и, пригнувшись, пролезает в полуподвальную дверь. Тепло. Наконец-то. - Белый? - всплескивает руками Венера из-за барной стойки. На груди у неё колышется невесомый розовый шарф - кто-то из ребят подарил. То ли из его, Белого, ребят, то ли из Златоглазкиных - он уже не помнит. Венера закалывает шарф дешёвой брошкой и носит не снимая. На шее у неё уродливый шрам. Ножом в детстве пырнули. - Явился, пропащая душа! Сколько ж тебя не было? Куда сгинул? - Родители не отпускали, - смеётся Белый и тянет застывшего, как статуя, Призрака вглубь, в тепло и темень бара. - Сделаешь нам по глинтвейну? Горячего хочется, аж сил нет... - А деньги у тебя есть? - спрашивает Призрак тихо. - У меня ни гроша. - Это ж Венера, - отмахивается Белый. - И ты же со мной, - добавляет он горделиво. Призрак снова фыркает, снова смотрит искоса - как только что на улице. Не понять, холодно смотрит или тепло. - Ах да. Конечно. Я и не подумал. Белому хочется взять его за шиворот, нежно приложить головой о стол и - что "и", он волевым усилием не додумывает, потому что голова у Призрака не казённая, и ей на сегодня уже хватит. Вместо этого он снисходительно хмыкает и, кинув куртку на крюк, разваливается на диване в углу. - Не стой как бедный родственник. И сними своё тряпьё! - Утром оно ещё было не тряпьё, - говорит Призрак, расстёгивая плащ. Плащ, кажется, уже милосерднее будет выбросить, чем стирать и штопать. Под ним обнаруживается тонкий серый свитер с оленями. С оленями, боже. Белый едва не рыдает. Но в полумраке он успевает заметить тускло блеснувший на груди амулет, который Призрак тут же торопливо прячет под воротом. Спросить бы его - так не расскажет же. Хотя... Но немного погодя Белый и сам забывает про все амулеты мира, потому что глинтвейн терпкий и горячий, обжигает губы, и нет на свете ничего прекраснее. А после второго бокала жизнь вообще становится невиданно хороша. Приглушённый говор людей в зале ласкает уши, в тепле волосы и джинсы стремительно сохнут, и хочется сделать что-нибудь великолепное и безумное. Хочется танцевать на столе. Хочется поднять Окраину на уши. Хочется - да что там, хочется бросить всю эту Окраину к чёртовой матери и свалить первым же автобусом в Центр, с его яркими улицами, с его красивыми людьми, с его золотом и блеском... Белый вытирает губы ладонью. В голове стоит приятный туман. Безумие кажется сейчас не таким уж безумием. И Призрака с собой захватить. А что? Неужели откажется? В охапку да на автобус... А там... - Нужны мы там, - говорит Призрак, выковыривая пластмассовой палочкой фрукты со дна бокала. Белый встряхивается. - Ты что? Мысли... того? - Ты вслух говоришь, - сообщает Призрак. - Минут пять как. Я не стал перебивать. Белый кашляет в ладонь, крутит пустой бокал. - Надо было сегодня поесть хоть чего-нибудь, - говорит он. - Забегался с тобой... с вами. Ну и ладно, ты слышал - тем лучше. Махнём? Призрак качает головой. - Никуда ты не махнёшь. - Почему я? Вместе махнём! - начинает Белый, и тут же спохватывается: - Эй, с чего вдруг "никуда"? - Кто родился на Окраине, - тихо говорит Призрак, перегибаясь через стол, - тот с Окраины никогда не уйдёт. Не отпустят. - Кто не отпустит? Как не опустит? Уйдём да не спросим! - Дур-рак, - говорит Призрак, морщась. - Сейчас стукну. - Стукай. Белый откидывается на диван. Перед глазами всё плывёт. Где-то рядом заливисто смеётся Венера с незнакомым мужиком, звенит стекло, гудят голоса. Жарко. Призрак сидит напротив, бледный и печальный. Пальцы себе ломает. - Тебе рассказать, что с тобой будет? Нельзя, вспоминает Белый. В таких случаях нельзя говорить "да". - Валяй. - Ни в какой Центр ты не уедешь, - говорит Призрак. - Ты его не увидишь даже. Тебя зарежет Златоглазка через годик-другой, тебе и двадцати не исполнится. Твои несчастные вассалы поскорбят-поскорбят, повоют на могиле, а потом пойдут к Златоглазке под начало - что им ещё останется, они же не могут не подчиняться. Хотя и Златоглазка тоже умрёт. Вопрос времени. От вас останутся деревянные кресты на кладбище, которые очень скоро кто-нибудь выломает на растопку - дерево, когда оно не гнилое и не ёлка, всегда в цене. Ещё, может быть, останутся заметки в ежедневной газете. Ну, как обычно. "Убит главарь подростковой банды..." Мелким шрифтом, скорее всего. Они всегда пишут такое мелким шрифтом. Призрак переводит дух. - Тебя отсюда не отпустят, Белый. - Кто не отпустит? Белый обхватывает руками колено. Он видит глаза Призрака; он видит, что Призрак не врёт и не пугает. Он Призраку, чёрт возьми, верит - как верил всегда. Но у Белого не укладывается в голове, что кто-то может его не отпустить. Что ему может не повезти. Что у него может не получиться. Что о нём - и мелким шрифтом... - То что за Окраиной, - говорит Призрак. - Ёлки, что ли?.. - Да. Приехали. - Не сами ёлки, конечно, - поправляется он. - Ельник. Что там Призрак говорил на улице? "Я нормальный"?.. - И что он мне сделает? - интересуется Белый, складывая руки на столе. Мягко интересуется. Нежно даже. Призрак поднимает глаза - глазищи свои прекрасные, холодные. Смотрел бы и смотрел. На них туман и поволока, в них дикая лесная печаль, ой, бедный Белый, глупый пьяный Белый, в кого же ты превращаешься-то, а. Сейчас начнёшь признаваться в любви главному городскому изгою. Сумасшедшему, да. Предсказателю-Нострадамусу. - Не веришь, - говорит Призрак. - Никто не боится ельника. И правда, что его бояться, он же не взрывчатка в машине и не кишечная палочка. А он ведь ближе, чем ты думаешь. Вот прямо сейчас, Белый - как по-твоему, сколько шагов отделяют нас от леса? - Ты погоди, - говорит Белый. - Сейчас кликну кого-нибудь с рулеткой, пускай сбегают измерят. - Двадцать шагов, - говорит Призрак. - Двор, за ним ещё один дом, и ёлки. Ельник. Он ведь не спит, Белый. Он прямо сейчас нас с тобой слышит. Кто-то в другом углу зала разбивает стакан. Они оба вздрагивают. - Мальчики, - говорит Венера, теребя шарфик, - ночь уже... Вам есть куда пойти? - Конечно! - поднимает голову Белый. - Пойдём в Подземный Замок, ко мне. Эй, Призрак, пойдём же? - Через реку? Там мост уже смыло, наверное... - Шторм на улице, - говорит Венера. - Я б вас, может, у себя в каморке оставила... Чтоб не тащиться по такой погоде. А то ж унесёт ветром ведь... У меня матрасы есть в подсобке, их только отряхнуть и всё... Венера говорит это им обоим, но смотрит на одного только Призрака. Призрак равнодушно кивает. - Так, я не понял, - шутливо хмурит брови Белый, когда она уходит. - С какого это перепугу женщины любят тебя больше, чем меня? - Я одинокий и неприкаянный. А ты наглый. - И что? - И то. Успокойся, я всё равно не претендую на эту женщину. У неё такой вид, будто она хочет закутать и накормить меня до смерти. Не прельщает. Белый усмехается. Невесело. - Сделаю вид, что верю. Люди тянутся к дверям - кто шустро, кто пошатываясь, кто держась за стены. Волченька, помощница Венеры, остервенело, до скрипа протирает стаканы и бокалы. Призрак отчаянно зевает в ладони. У Белого же - сна ни в одном глазу. - Спасибо, - говорит вдруг Призрак. Белый моргает. Призрак усердно рассматривает пол у себя под ногами. Очень усердно, аж ноготь от старания прикусил. Ага, как же, сердце моё. Надейся. - Пожалуйста. А за что спасибо? - Ну, - говорит Призрак. - По правде говоря, ты первый человек, который слушал меня так долго и не попытался прибить или сбежать. Я считаю, это смелость. Он набирает в грудь воздуха, чтобы сказать что-то ещё - но тут возвращается Венера.
кусок два- Мальчики, вам помыться, наверное, надо? Я там постели уже разобрала... - Богиня, - вздыхает Белый. - Эй, ты здесь не ночевал же ни разу, наверное? Пойдём, покажу, где у неё тут душ. Призрак покорно поднимается, чтобы идти - но в этот момент дверь хлопает. - Белый тут? - выдыхает Сверчок, весь мокрый и всклокоченный, как чучело. С ним в зал врывается свист ветра и заполошно мечущиеся мокрые листья. - Вот он я, - говорит Белый. - Там у Златоглазки... шестеро парней подорвались... в машине... - Сверчок едва переводит дух. - Всё в ошметки! Он на тебя грешит. Призрак ломает пальцы. - Ага, - говорит Белый. Хмель окончательно улетучивается из головы. - Ну, пускай грешит. Сколько у него человек осталось - двадцать, не больше? - Двадцать два, его самого считая. Слушай, Белый. А это правда не мы? Призрак нервно прыскает. Белому не нравится, как это звучит. - Иди ты к чёрту, за кого ты меня принимаешь? Ну откуда у нас деньги на взрывчатку? - Нет, - мнётся Сверчок, - ну мало ли... Призрака рядом трясёт нехорошим дробным смехом.
- Душ маленький, - говорит Белый. - Но выбирать не приходится. - Я пойду один. Белый дёргает бровью, Призрак, шипя, вытягивает из спутанных кос резинки. - Я устал, - объясняет он. - Слишком много всего. Хочу один побыть. - Ладно, ладно. Что я тебе, не даю, что ли... Закрыв дверь на щеколду, Призрак дрожащими руками отвинчивает краны и как был, в свитере и джинсах, шагает под струи воды. Свитер мгновенно набухает, становясь тяжёлым и горячим. Закрыв глаза, Призрак оседает на пол. Совсем рядом, в двадцати шагах, шумит ельник. Призрак почти слышит его сквозь шум воды. Что ж я маленьким-то не сдох, говорит Призрак ельнику. Что ж меня лесные эльфы не сожрали, медведи не унесли, корь не повалила. Что ж меня не добили добры молодцы - что Белого, что Златоглазки, один чёрт, сапоги у всех одинаковые и бьют так же больно. Что ж я не... Призрак думает об этом, чтобы не думать о ноже между лопаток. Которого пока нет, но однажды будет. О беззаботном голосе Белого, который хочет жить в красивом городе среди красивых людей. О жёстких пальцах, о серебряных бровях. О странном, убийственном чувстве спокойствия, когда Белый навалился всем телом, опрокинул в лужу, вцепился до боли. Спокойствия - и, мать её, защищённости. Не бывает здесь защищённости. Ну не бывает. Ни у кого, никогда. Только Белый об этом не знает, Белому плевать. Белый много о чём не знает. Сквозь закрытые веки Призрак видит, как там, за стеной, качаются под дождём чёрные макушки елей. И среди них стоит кто-то, такой же высокий и чёрный. На самой границе леса. Ждёт. Ничего, думает Призрак, я тоже умею ждать. Хотя бы один план я тебе испорчу. "Не настрадался? - спрашивает ельник. - Мало? Ещё хочешь?" Призрак шипит сквозь зубы. Что ж я маленьким не сдох, повторяет он про себя. Теперь-то уже поздно.
Когда Призрак, с распушившимися по плечам волосами, завёрнутый в истёртый плед, бредёт в крошечную каморку без окон, Белый уже сидит по-турецки на своём матрасе и хрустит каким-то печеньем. - Ты чего дрожишь весь? Горячую воду отключили, что ли? Призрак мотает головой и опускается на матрас. - Печенье будешь? Ты ж тоже днём не ел. Мотать головой лёжа неудобно, поэтому приходится открыть рот. - Не хочу. Ешь, тебе больше достанется. Белый вздыхает, отставляет миску в сторону. Лампочка в комнате тусклая, мигает, как в фильме ужасов, но почему-то именно сейчас Призрак себя в фильме ужасов не чувствует. Хотя смешно, конечно, полагать, что Белый надаёт чёрному человеку из ельника так же лихо, как тем несчастным мальчишкам Златоглазки, что били Призрака ногами в луже. - Слушай, - говорит Белый. - Я знаю, что спрашивать вроде как не положено. Но ты понимаешь, ты мне всякого тут рассказал... Ну да, конечно. - Спрашивай, - говорит Призрак, закрыв глаза. Когда не смотришь, легче. Все спрашивают: "Почему ты мне это рассказал?" Их можно понять, но им трудно ответить. "Почему" - бестолковый вопрос. Вот и сейчас Призрак не знает, что он скажет Белому. Потому что мне было трудно, когда ты не знал, а я знал. Потому что я не мог смотреть на тебя не-знающего и мечтающего впустую. Потому что мне было плохо. Потому что ты защищал меня. Потому что ты не выпустил меня тогда, во время стыдного и мучительного. Любой из ответов - правда, но представьте, как вы произносите это вслух. Призрак вздыхает. - Зачем ты мне это рассказал? - спрашивает Белый. Призрак даже голову приподнимает. "Зачем" - это вопрос толковый. И это уже совсем другой разговор. - Затем, - говорит он чётко и ясно, совсем не сонно, - чтобы ты попытался этого избежать. - Так это всё-таки реально? - оживляется Белый. - Иначе в предупреждениях не было бы смысла, - говорит Призрак. - А я не делаю то, что лишено смысла. Хотя... - добавляет он, глядя в потолок, - пока ещё ко мне никто не прислушивался, так что на тебе и узнаем. Белый смеётся, ворочаясь в своём углу. - Скотина... Нет, ну какая же всё-таки скотина. И как тебя с твои языком ещё не грохнули? - А я долго буду жить, - говорит Призрак печально. - Такие, как я, быстро не умирают.
Об этом Призрак думает отстранённо, сквозь туман. Как о том, что завтра снова будет плохая погода. Как о том, что в ботинках у него хлюпает вода.
Как будто это не его плечо сейчас сжимают сквозь плащ, грозя сломать.
Затылок Призраку холодит каменная стена, под плащом ползут мокрицы, и сам Призрак сейчас прорастёт дождевыми травами, растечётся лужей, расползётся плесенью по камню.
- И тогда они меня больше не увидят, - сообщает он вслух.
- Ты псих, - говорит Белый, всё ещё задыхаясь. Его седые волосы липнут к щекам, на ресницах дрожат капли. Призрак думает об этом, чтобы не думать о другом. Например, о сапогах, под которыми трещат рёбра. О чужом клокочущем смехе. О собственном зубе, выбитом каких-то пять минут назад, до того, как пришёл Белый.
О дыме и копоти, и горящей пластмассе.
Призрак трогает кровоточащую десну языком. Солоно.
- Я нормальный, - говорит Призрак. - Я - нормальный. Я просто вижу будущее, а так я совсем нормальный. Я хотел предупредить. Я думал, что хоть они и сволочи, но не полные же отморозки.
- Ты псих, - говорит Белый. - А они полные отморозки. Нет, ну надо же быть таким ненормальным, а...
- Что? - спрашивает Призрак бесцветным голосом.
Что-то в этом голосе заставляет Белого замолчать. Он смотрит пристально, приподнимает подбородок Призрака пальцем - и недоуменно щурит серебряные брови.
- Эй, парень...
О том, что происходит дальше, не напишут в книгах и не снимут в кино.
Потому что это очень, очень стыдно, неприглядно и уродливо.
Призрак кричит.
Не по-призрачьи, не беззвучно. И не как банши. Он кричит как человек, кривя рот, дрожа губами, пытаясь ударить Белого всем, чем может - руками, ногами, чем угодно, как угодно. Он кричит бессвязно, зло, как человек, который знает, что умирает, и которому никто не пытается помочь.
Крик срывается на хрип.
Тогда Белый бьёт его по щеке, - несильно, как женщину, просто чтобы у Призрака не пошла горлом кровь. Призрак стукается затылком о стену, глаза у него тёмные, безумные. Как будто лопнула струна. Белый ещё не понимает, что это - то ли отпустило, то ли порвалось, - а Призрак вдруг вздыхает как-то странно, прерывисто, и вдруг до Белого доходит, что это всхлип.
Он плачет, чёрт возьми.
Призрак плачет.
Их Призрак - нет, его, его, Белого, Призрак, который на все побои отвечал ухмылками и сочился ядом, который в одиночку выкапывал могилу для своей бабушки-ведьмы под злые шепотки всей Окраины, который... Белый моргает и даже отпускает его плечо. А Призрак бьётся, рвётся прочь, рыдая так, будто у него с каждым всхлипом что-то вырывают из груди. И Белый понимает вдруг, что его нельзя сейчас отпускать. Ни в коем случае. Чёрт его знает, что с ним, таким, делать - но отпускать нельзя.
Пусть хоть в руку зубами вцепляется.
Пару раз приложившись головой об асфальт, Призрак затихает.
Белый дышит сверху рвано, часто. У него звенит в ушах. Дождь сыплет о куртку, чёрные косы Призрака мокро блестят в луже, жизнь, в общем-то, неплоха.
- Тише, тише, - говорит Белый непонятно кому, потому что Призрак и так уже тише некуда. Лежит, дышит. Веки красные. Губы тоже, поцеловать бы - но Белый не дурак и не самоубийца. Поэтому он просто гладит Призраку висок, вжимает в асфальт, улыбается осторожно.
- Тише, тише...
- Убей меня, - говорит Призрак с закрытыми глазами. Голос сорвал-таки, зараза умалишённая, ненаглядная.
- Да щас, - говорит Белый. - Только топор достану.
- Убей, - говорит Призрак. - Или сам встану и утоплюсь.
- Так я тебя и пустил. Лежи, отдыхай.
- У меня будет воспаление лёгких и я всё равно умру.
- Это тоже того... это... предсказание? - спрашивает Белый осторожно. Призрак морщится. Вроде как улыбнуться пытается.
- Житейская логика.
Белый тихо смеётся, Белому всё нутро выжигает желание поцеловать. Хотя бы просто в краешек рта. Ну, знаете, как в сказках. Поцеловал прекрасный принц спящую красавицу...
- Эй, Призрак. Посмотри на меня.
- Нет.
- Что, так и будешь лежать, зажмурившись? Посмотри на меня!
- Нет.
Белый фыркает, утыкается лицом в растрёпанные мокрые волосы на виске. Призрак вздрагивает, но молчит.
- Знаешь, что? - говорит Белый. - Я ведь тебе верил. И сейчас верю. Ну, что ты правда видишь.
- А все верят, - слабо отвечает Призрак. - Потому и бьют. Не верили бы, не бил бы никто.
- Тяжело?
- Нормально.
Дождь припускает сильнее.
- Больше не будут бить, - обещает Белый. - Пойдём куда-нибудь погреемся. Водоросли у тебя из волос вычешем. Выпьем чего-нибудь. Пошли?
- Ты никогда не забудешь, что видел это, - говорит Призрак странным тонким голосом.
- Что видел? - моргает Белый.
Призрак распахивает глаза - огромные, блестящее как тёмное стекло.
- Забудь, - говорит он быстро.
- Эй, подожди. Что я видел и что я должен забыть? Это какие-то твои колдунские штучки? Призрак?
Дождь лупит что есть сил, Призрак сплёвывает кровь в лужу и вытирает нос рукавом.
- Пошли греться и пить, - говорит он.
автор 2, откройтесь мне в умыл)
З.
Conceited Lord Alisher Mifloy, Гость, спасибо, очень приятно слышать)
автор 2.
Только это произведение кажется отрывком чего-то большого, а так хотелось бы и "начало" прочесть и "продолжение". Уж больно герои интересные.
Раскройтесь в у-мыл. пожалуйста?
не совсем тот Макс, благодарю) сейчас откроюсь.
автор 2.
Автор, откройтесь и мне в у-мыл)
Kage Tsukiyama, рада, что понравилось).
автор 2.
откройтесь в у-мыл, пожалуйста
О с т р о л и с т, благодарю).
Автор2, присоединяюсь к Аннгел и тоже хочу всё произведение))
автор-2.
Присоединяюсь к желающим продолжения =)
кусок раз
затягиваетзахватывает...)Как говорится,
От психодела мне по жизни никуда не деться, что поделаешь)
Спасибо) автор волнуется).
Может напишете ещё одну главу? х)
Ну так нелогично же оставлять текст без окончания.
- А я долго буду жить, - говорит Призрак печально. - Такие, как я, быстро не умирают. Можно утащить?
автор-2.