Жуков/Есенин. Жуков узнает, что его дуал - маньяк, убивающий людей ради удовольствия. Пытаться поговорить, переубедить Еся, но в результате Жукову приходится помогать прятать очередной искромсанный труп. Искреннее непонимание Есенина, почему его поступки ужасны, когда сам он видит в них эстетику. NH! IC
Manuelle Kawayami , сейчас откроюсь)
автор 2
оно случайно получилось"сам
заказалвызвал, сам убил, сам истерил... человек-оркестр!" (с)автор2, просто бесподобно
Автор два - сюжет развернут очень интересно, мне понравилось, как вы моменты обыгрываете, деталями сюжет обрастает.
Но Есенин уж очень манерный, а Жуков - черезчур осторожный и мягкий, ну и думает как Макс.
Понравилось, автор, очень
Я обожаю чёрный цвет
И мой герой он соткан весь
Из тонких запахов конфет
Напудрив ноздри кокаином
Я выхожу на променад
И звёзды светят мне красиво
И симпатичен ад © Агата Кристи
Жуков возвращался домой с работы. Так получилось, что пришлось взвалить на себя ещё пару смен и возвращение приходилось уже на позднюю ночь. Хотя какая разница, если дома тебя не ждет даже кошка? Можно засиживаться на работе хоть до утра. Он бы там и жил – если бы дома не было безлимитного интернета, горячего душа и мягкой кровати.
Район был не особенно безопасным, по крайней мере, в новостях передавали, что неподалеку было найдено несколько трупов, но Жукова это не пугало. Жуков маньяков не боялся – это маньяки боялись Жукова.
Краем глаза он уловил какое-то шевеление в подворотне. Фонарей там отродясь не водилось, так что подробностей он не разглядел. В этих местах часто бегали бродячие собаки, или могла быть припозднившаяся парочка, решившая уединиться. Жук решил развлечься, перепугав того кто там шевелился, и достал фонарик. Надо сказать – что фонарик у него был качественный, заказанный из заграницы, он бил светом на полкилометра, а в Америке такие даже запретили полисменам использовать вместо дубинок – потому что тридцать сантиметров железа оказались слишком травматичными.
Так что когда он нажал на кнопку, весь маленький тупик был озарен светом и Жуков в подробностях рассмотрел сгорбившуюся фигурку около земли, пустые голубые глаза, отрешенно и разве что немного раздраженно посмотревшие на него. Худенькое, осунувшееся лицо было испачкано красным, с рук и тонкого ножа капало на асфальт, а тело, которое лежало внизу казалось интерьером к какому-то жуткому спектаклю. С ужасом, Жуков узнал в обладателе голубых глаз своего бывшего одноклассника, которого было так забавно, как девочку, дергать за хвостик сзади и так хотелось понести за ним портфель, но репутация казалась важнее. Есенина.
Из ступора Жука вывело то, что Лирик угловато дернув головой, склонил её на бок и … зашипел. Как кот, который защищает свою территорию.
− Чувак, − Жуков в два шага преодолел разделяющее их расстояние. − Тебе бы катить отсюда, превышение самообороны тоже стать… − он замер, увидев в каком состоянии был труп. Создавалось ощущение, что жертва сделала себе харакири, только вот исполнителем оказался Есенин, и окровавленный нож в его руке исключал возможность самоубийства.
− Ты что сделал? − зарычал Жуков, хватая Есенина за руку, в которой тот сжимал нож. Сдавливая, так чтобы тот не ударил и не вырвался. Тонко вскрикнувший от внезапной боли Есь, забился, пытаясь вывернуться и опять зашипел. Что-то было в его глазах. Что-то отчаянное, и хотелось докопаться до истины и узнать причины этого. И страх, но не перед трупом, а перед тем, кто прижал его к стене. Жуков поспешно выключил фонарь и, выдрав нож из ослабевшей руки, кинул в сумку, скручивая Есенину руки за спиной. Рявкнул на ухо «что трогал?» и только тут обнаружив на парне медицинские перчатки.
− Отлично, − пробормотал Жук и, свободной рукой легонько придушив пытающегося вывернуться Лирика, пока тот не притих, спокойно поднял, закинув его руку себе на плечо, обхватывая за талию – имитируя помощь перебравшему товарищу.
В себя Есь начал приходить уже у Жукова дома. Пристегнутый наручниками к батарее под окном.
− И скажи спасибо, что сейчас тепло, − хмыкнул Жук, намекая на то, что зимой в таком положении парню было бы не так удобно, и, неожиданно наградил такой затрещиной, что Лирика откинуло на батарею. Глаза, которые взглянули после на Жукова, были так же пусты, как и тогда в подворотне – разве что проскользнуло что-то вроде удивления. Он даже не стер кровь с разбитой губы – умудрился удариться, уже сам – Жук по лицу не бил.
− Ты нахрена это сделал, придурок? − Маршал сжал пальцы на горле одноклассника, приподнимая – приподнял бы и над полом, но помешали наручники. Есь молчал, только пытаясь судорожно вдыхать, а потом тихо что-то забормотал. Оказалось, строчку из Агаты Кристи
«И симпа.. ти..чен ад»
− Твою мать, я тебя не о песенках спрашиваю, − мужчина приложил хлипкое тельце о подоконник. Странно, и худым то паренек никогда не был, а все равно казался тоненьким и хрупким. Даже сейчас, когда, не пытаясь вырваться, висел тряпкой в руках Жука и истерично смеялся, повторяя «Убей меня, убей себя. Ты не изменишь ни-че-го!».
− Посмотрим ещё, кто чего изменит, − буркнул Жук и оставил Еся, невозмутимо укладываясь спать. На следующий день, посмотрев на бледное существо на полу, похоже вырубившееся ночью, позвонил на работу и взял выходной, как раз неплохо было бы освободить голову, да и с лохматым недоразумением на полу за пару часов не разберешься. А так три дня в запасе оставалось – удобно натыкаться на одноклассников-убийц вечером четверга.
− Эй, ты. Вставай, − он толкнул парня в плечо. Сам толком не понимал, почему возится с ним. Просто что-то он будил внутри, что-то старое и, казалось, совсем забытое под ворохом забот. Беспомощный, но такой сильный и упрямый, как маленький танк. Есь медленно открыл глаза, растерянно сел и уставился почему-то не на Жукова, а на свои руки. Перчатки все ещё были на нем и вызывали у Лирика приступ такой паники, какой Жук отродясь не видел. Пока тот не стащил резину с его рук и не откинул в сторону парень так и продолжал вопить, пытаясь забиться в угол и, видимо, вырвать себе руку – потому что наручники с него тоже никто не снял.
− Тихо ты, − Жук поднял его зашкирку и встряхнул. Есь тут же замер, в комнате стало противоестественно тихо. − Что случилось?
Есь нервно посмотрел на перчатки, потом на Жука и… обмяк у него в руке. Маршал только выматерился – попался же странный такой. На пощечины парень отреагировал медленным поднятием век. А дальше тот же пустой взгляд, что и вечером.
Плюнув на попытки растрясти, Жуков отволок тело в туалет и ванну. Смыл с него кровь и, усадив в кресло на кухне, насильно покормил. К вечеру парень уже не сидел как кукла и немного двигался, даже сам поел.
Потом, правда, Есь попытался забрать перчатки и уйти – будто ничего не случилось. Получил по голове и был вновь прикован к батарее.
Правильный подход Жук понял только через день, когда убрав тарелку, запустил пальцы в пушистые волосы Лирика и легко погладил. Негромко пробормотав.
− Чтож с тобой творится.
Только что отрешенно пялящийся в стену Есь распахнул глаза и судорожно вздохнул. Сглотнул, не закрывая рта и судорожно всхлипнув, всего через полминуты поглаживания, разревелся. Жуков опешил, не ожидав такого поворота. И почему-то странно тронуло то, как Есенин пытался зажаться и закрыть лицо, не показывая слез.
Из дрожащего существа удалось вытянуть фотографию – отдаленно Жук помнил эту девочку, она приходила к Есю в школу пару раз, младше их на пару лет. Уже позже, залпом выпив принесенные сто грамм коньяка, Есенин глубоко вздохнул, и рассказал, как его сестру пригласили на день рождения и как бросили потом в клубе. Как он приехал за ней, и только успел увидеть, как пятеро убегали.
− Я… я и в ми… полиция сейчас, да? Я туда ходил же… Раз, второй. Т…третий… говорят «а что мы сделаем? Там подонков много, сам сказал, что темно было». А я нашел. Д… двое осталось, − в его глазах опять мелькнуло что-то похожее на прошлое состояние, но Жуков скользнул пальцами по его волосам и Есь вздрогнул. В глазах опять появились слезы, но он тут же стер, виновато посмотрев на Жука.
− Ты извини. Это мое дело. Я сам сдамся, когда закончу.
− Совсем дурак? − Жуков хмыкнул и слегка стукнул парня по макушке. − Теперь не только твое, уяснил?
В тот момент Есенин ещё не понял, что теперь его уже не отпустят. Не понял и тогда, когда Жук не давал уходить в безумие, удерживая после убийства. Не понял, когда тот сидел с ним ночи напролет, не давая ничего с собой сделать. Не понял, когда полиция была легко пущена по ложному следу.
А понял, когда все было уже кончено и очень не хотелось уходить, побыть хотя бы немного рядом, чувствуя, что реальность перестает быть неправильной только с ним, и только с ним хочется все забыть и улыбаться.
Когда он подошел к Жукову и, не поднимая головы, тихо сказал.
− Спасибо… за все. Я навсегда… и все сделаю. Ты понял. Я адрес оставлю.
− Адрес? − Жуков приподнял бровь и ухмыльнулся, дернув Есенина к себе, небрежно ухватившись за его рубашку. − А кто тебе сказал, что ты отсюда теперь куда-то денешься?
Очень хорошо и в это действительно можно поверить
Хель.
Автор3
спасибо, безумно порадовали)
уняняня^^
Smile, Cami, smile!
в умыл можно) любить осторожно, суровый жуков списывался с натуры)
Большое вам спасибо. Это ж надо, наконец-то, все и всё адекватное.
а это я, да)))
можно))