Драйзер стоит на коленях. Не перед кем-то, даже не перед Богом. Перед собой стоит, и тот, кому он поклоняется, сыто улыбается ему и раздирает раскаленными когтями спину в клочья, слизывает кровь и топорщит усы, наслаждается заветным вкусом. И Драйзер может почувствовать эту боль - боль тысяч грешных душ, которых он своими собственными руками кинул в костер - но не хочет, да и кто бы захотел. Он не святой, отнюдь, хоть и хочет быть таковым, хочет не чувствовать ответственность за чужие страдания, но это больно, хотеть, потому что еще больнее не хотеть, и тогда уже все мыслимые и немыслимые пределы стираются, оставляя одну-единственную кровавую полосу, которая остается за Драйзером, который встает с грязной мостовой, отряхивает колени и спускается вниз по лестнице, в отсвечивающую мрачной теплотой темницу, собирать урожай из неверных душ. В глубине себя он понимает, что делает плохо, но это детское чувство, похожее на то, если бы он украл свежую булочку у старшего брата и, оставшись незамеченным, съел ее в укромном уголке, облизывая пальцы и собирая языком оставшиеся крошки. Хранитель предпочитает забыть о нем, но становится совершенно невыносимо после того, как он смотрел, не отрываясь, на девушку с черными, как смоль, волосами, с которой он провел безумную ночь, вспоминал, как развратно глядела она на него зелеными ведьминскими глазами и прогибалась под ним, сладко выдыхая его имя - и сейчас эта девушка стонет, но уже от боли, от сладостных объятий огня, который охватывает ее со всех сторон и не дает выбраться, ведь тонкие запястья скованы тяжелыми цепями, и скоро пламя не оставляет за собой ничего, кроме пепла и обугленных костей. Глупая женщина. Но ведьма снится Драйзеру, и не одну ночь, смотрит на него обжигающим взглядом, и теперь уже не ее - его пожирает очищающее пламя, он каждую ночь умирает в нем и воскресает, просыпаясь наутро с застрявшим в глотке криком, который душит его. Он злится. Нет, не ведьма тому виной, и не ребяческое чувство вины - так нельзя, нельзя сжигать людей в костре заживо, слушая их дикие крики, нельзя проводить по белой коже раскаленным железом, ведь ожоги не заживут никогда, останутся уродливым шрамом. Драйзер не может переступить через эту грань - в нем, глубоко в душе, все так же живут сомнения, но не он руководит своими действиями, а свято верит в то, что он есть воля Божья.
- Как мне тебя убить? Дост обхватывает себя руками, все так же распластавшись на полу, кусая губу до крови и сжимая кулаки так, что на ладонях остаются окровавленные лунки от впившихся в кожу ногтей. Он понимает, что это правда, и от правды этой он только сильнее зажмуривает глаза, израсходовав запас бесполезных оправданий. Инквизиция - не святой суд, не вера в Бога, это страх, огромный страх перед другими, недоверие к непониманию, к людям, которые не такие, как ты, а значит, грешники, ведь он же знает, что нет никого чище на этой земле, кроме него самого. ...А еще, думает Дост, содрогаясь от нестерпимого жара, который опаляет лицо, это страшный демон, который поселился внутри тебя и не хочет выходить - ведь он уже обустроил себе апартаменты, выстроил баррикаду из похищенных человеческих душ. Он мнителен, обидчив и тщеславен. Он жесток и, в общем-то, труслив. Но упрям, ох как упрям этот чертенок, схвативший тебя за твои слабости и дразнящий, кривляющийся, показывающий тебя в искажающем твои пороки зеркале. - Жаждешь крови, еретик? - жутковатый шепот, как будто шипение углей в жаровне... или еще чего похуже. - О, как я чувствую это. Словно твои клыки уже в моем теле. Не хотелось, чтобы все закончилось так... не мечом раскаленным, он сам клыками терзает твое тело, и вряд ли это его тело и его клыки - как будто он стоит поодаль, наблюдая и вместе с чем чувствуя боль. Воздух словно наполняется дымом - вдруг становится труднее дышать, и кровь приливает к голове, и мир кружится, кружится, как цветные кусочки мозаики на стене часовни, Дост чувствует скользящую по шее цепочку крестика - и сдавливает ее, так, чтобы звенья цепи оставили кровавый узор на коже. Пару секунд, чтобы отдышаться - о боги, о Святая Мария, как же больно, за что такая боль...
О Господь, кто удивится, что ты привлекаешь чьи-то сердца? Кровь, и смерть, и огонь - обещание твое. Как приятно убийство, и как манит неусмиренная плоть, и, кажется, все уже знают свое испытание, и награду они знают тоже - Боже, о, Боже, Господь мой, не ты ли - награда моя? Ради тебя одного можно было погасить все иные звезды. Кто-то их даже погасит. ...Господи, ты тоже не устоял перед этим огнем? Что за слова сказал он тебе?
Выходя из душного подземелья, Драйзер запинается и падает прямо на ступеньках. В горле стоит запах паленых волос, а в ушах - звон и крики. Через некоторое время Хранитель понимает, что молится. Еще через какое-то время - что плачет.
На следующее утро он встречает епископа - как это не было неожиданно, во внутреннем дворе крепости. Он, довольно пожелой человек с неожиданно черными, как вороново крыло, волосами, одет в легкую черную мантию с фиолетовыми пуговицами, и от него практически невесомо пахнет спиртным. Драйзеру это кажется забавным. Он ожидал скорее запаха трав или озона... духов, в конце концов. Но - спиртным? Может, он пьяница? Понаблюдав немного за епископом, за его неторопливой походкой, коей он пересекал двор взад-вперед, Драйзер подходит ближе и склоняет голову в почтительном жесте. - Ваще преосвященство. - епископ, заслышав его речь, поворачивается и приветственно-натянуто улыбается. - я ждал Вашего визита еще вчера. Позвольте поинтересоваться, что Вас задержало? Выпалив это, Драйзер и потом почти не следит за своей речью, он следит скорее за интонациями и беспокоится, как бы не сорвался голос. Практически после каждого слова он делает паузу, чтобы отдышаться. Однако епископ беседует с ним, не глядя на него, он рассматривает свои руки, и кажется, что слова из него будто вытягивает кто-то калеными щипцами. Вскоре Драйзер успокаивается... до тех пор, пока епископ, назвавшийся Габеном, не спрашивает его о проделанной работе. - Отчаянно упирающийся нечестивец. Что с ним не делай, он только молчит и плачет. Пытается молится... вернее, пытался, пока были целы его пальцы, пока он мог креститься своими грязными руками. - Драйзера передергивает и он смотрит на Мастера с выжиданием. Тот колеблется с решением, накручивая на палец прядь темных волос, на его лице - легкая тень беспокойства. - Пожалуй, передадим его светским властям назавтра... думаю, казнь будет назначена на утро четверга. - Уже?! - Драйзер хмурит брови - до четверга еще три дня, и он не любит ждать. - Не лучше ли решить с ним пораньше? - Не лучше.
Вечером по крепости ходит слух, что епископ заперся в отведенной ему комнате в главной башне крепости. Чтецы с усмешкой переговаривались, дескать, что священнослужители тоже люди, а люди иногда хотят расслабиться... с помощью спиртного. Драйзер не хочет верить, и к этому неверию примешивается нотка разочарования и неодобрения. Поздней ночью он идет к подземелью, однако спускаться не осмеливается, лишь прислушивается. Не услышав ничего, чего бы он ждал, Хранитель возвращается в свою келью и молится до утра.
Доста осуждают, и Драйзер встречается с ним перед самой казнью, чтобы потом видеть его лишь в своих кошмарах, которые будут преследовать его еще довольно долго. Встречается только взглядами, и Драйзер сразу видит, насколько Дост хочет смерти, насколько он жаждет ее - а также, сколького он натерпелся в инквизиторском подземье. Хранитель отворачивается, ему невыносимо смотреть на это жалкое зрелище. Монах-доминиканец начинает зачитывать список обвинений, и грехи там не только Доста, а еще десятков людей... сколько же погибнет сейчас?.. Под розовеющим куполом неба возвышаются возведенные еще вчера костры. Невозмутимо ждут палачи. Атмосфера настолько гнетущая, что толпа любопытствующих, которую постоянно сотрясали эмоции - то ненависть, то жалость - притихла. Приходится некоторое время ждать, пока появятся приговоренные — их оказывается не больше двадцати. Драйзер рывком поднимается с места, разворачивается, оттесняя плотную стену народа, выбирается из этого озера кровожадности и смятения. Пройдя примерно шагов двадцать по переулку, он, охваченный приступом удушья, опускается на колени и сгибается, тяжело дыша. Время теряет свой смысл, Драйзер не помнит, сколько он провел в таком положении. Помнит лишь, что знакомый клирик, с которым он раньше приятельствовал, буквально поднял его с камней мостовой и дотащил до кельи.
Поэтому, когда Драйзер просыпается следующим днем после полудня и выходит во двор, чтобы освежится, он буквально холодеет, потому что внезапно чувствует чью-то руку на своем плече. - Полагаю, это первое аутодафе, на котором Вы присутствовали, молодой человек? Значит, Вам пора привыкать. Епископ устало улыбается, он, в отличие от Хранителя, доволен своей работой, тем, что довел ее до конца. Драйзер в ответ выдавливает кислую ухмылку и кивает головой. - Что же мы сделаем сегодня?.. Габен задает этот вопрос в пространство, мысленно уже попрощавшись с Хранителем... на этот раз от него нестерпимо пахнет алкоголем, так, что Драйзер морщится. И внутри него все сжимается.
Спасибо, а то я уж думал, что мой труд пройдет даром) Evoillejarhe Как раз-таки над амосферой больше всего и старался... рад, что получилось) Автор, кажется, я вас знаю... Интересно, а я, в свою очередь - Вас? =З
-
-
20.04.2011 в 18:581421 слово.
Драйзер стоит на коленях. Не перед кем-то, даже не перед Богом. Перед собой стоит, и тот, кому он поклоняется, сыто улыбается ему и раздирает раскаленными когтями спину в клочья, слизывает кровь и топорщит усы, наслаждается заветным вкусом. И Драйзер может почувствовать эту боль - боль тысяч грешных душ, которых он своими собственными руками кинул в костер - но не хочет, да и кто бы захотел. Он не святой, отнюдь, хоть и хочет быть таковым, хочет не чувствовать ответственность за чужие страдания, но это больно, хотеть, потому что еще больнее не хотеть, и тогда уже все мыслимые и немыслимые пределы стираются, оставляя одну-единственную кровавую полосу, которая остается за Драйзером, который встает с грязной мостовой, отряхивает колени и спускается вниз по лестнице, в отсвечивающую мрачной теплотой темницу, собирать урожай из неверных душ.
В глубине себя он понимает, что делает плохо, но это детское чувство, похожее на то, если бы он украл свежую булочку у старшего брата и, оставшись незамеченным, съел ее в укромном уголке, облизывая пальцы и собирая языком оставшиеся крошки. Хранитель предпочитает забыть о нем, но становится совершенно невыносимо после того, как он смотрел, не отрываясь, на девушку с черными, как смоль, волосами, с которой он провел безумную ночь, вспоминал, как развратно глядела она на него зелеными ведьминскими глазами и прогибалась под ним, сладко выдыхая его имя - и сейчас эта девушка стонет, но уже от боли, от сладостных объятий огня, который охватывает ее со всех сторон и не дает выбраться, ведь тонкие запястья скованы тяжелыми цепями, и скоро пламя не оставляет за собой ничего, кроме пепла и обугленных костей. Глупая женщина. Но ведьма снится Драйзеру, и не одну ночь, смотрит на него обжигающим взглядом, и теперь уже не ее - его пожирает очищающее пламя, он каждую ночь умирает в нем и воскресает, просыпаясь наутро с застрявшим в глотке криком, который душит его. Он злится. Нет, не ведьма тому виной, и не ребяческое чувство вины - так нельзя, нельзя сжигать людей в костре заживо, слушая их дикие крики, нельзя проводить по белой коже раскаленным железом, ведь ожоги не заживут никогда, останутся уродливым шрамом. Драйзер не может переступить через эту грань - в нем, глубоко в душе, все так же живут сомнения, но не он руководит своими действиями, а свято верит в то, что он есть воля Божья.
- Как мне тебя убить?
Дост обхватывает себя руками, все так же распластавшись на полу, кусая губу до крови и сжимая кулаки так, что на ладонях остаются окровавленные лунки от впившихся в кожу ногтей. Он понимает, что это правда, и от правды этой он только сильнее зажмуривает глаза, израсходовав запас бесполезных оправданий. Инквизиция - не святой суд, не вера в Бога, это страх, огромный страх перед другими, недоверие к непониманию, к людям, которые не такие, как ты, а значит, грешники, ведь он же знает, что нет никого чище на этой земле, кроме него самого. ...А еще, думает Дост, содрогаясь от нестерпимого жара, который опаляет лицо, это страшный демон, который поселился внутри тебя и не хочет выходить - ведь он уже обустроил себе апартаменты, выстроил баррикаду из похищенных человеческих душ. Он мнителен, обидчив и тщеславен. Он жесток и, в общем-то, труслив. Но упрям, ох как упрям этот чертенок, схвативший тебя за твои слабости и дразнящий, кривляющийся, показывающий тебя в искажающем твои пороки зеркале.
- Жаждешь крови, еретик? - жутковатый шепот, как будто шипение углей в жаровне... или еще чего похуже. - О, как я чувствую это. Словно твои клыки уже в моем теле.
Не хотелось, чтобы все закончилось так... не мечом раскаленным, он сам клыками терзает твое тело, и вряд ли это его тело и его клыки - как будто он стоит поодаль, наблюдая и вместе с чем чувствуя боль. Воздух словно наполняется дымом - вдруг становится труднее дышать, и кровь приливает к голове, и мир кружится, кружится, как цветные кусочки мозаики на стене часовни, Дост чувствует скользящую по шее цепочку крестика - и сдавливает ее, так, чтобы звенья цепи оставили кровавый узор на коже. Пару секунд, чтобы отдышаться - о боги, о Святая Мария, как же больно, за что такая боль...
О Господь, кто удивится, что ты привлекаешь чьи-то сердца? Кровь, и смерть, и огонь - обещание твое. Как приятно убийство, и как манит неусмиренная плоть, и, кажется, все уже знают свое испытание, и награду они знают тоже - Боже, о, Боже, Господь мой, не ты ли - награда моя? Ради тебя одного можно было погасить все иные звезды. Кто-то их даже погасит. ...Господи, ты тоже не устоял перед этим огнем? Что за слова сказал он тебе?
Выходя из душного подземелья, Драйзер запинается и падает прямо на ступеньках. В горле стоит запах паленых волос, а в ушах - звон и крики.
Через некоторое время Хранитель понимает, что молится.
Еще через какое-то время - что плачет.
На следующее утро он встречает епископа - как это не было неожиданно, во внутреннем дворе крепости. Он, довольно пожелой человек с неожиданно черными, как вороново крыло, волосами, одет в легкую черную мантию с фиолетовыми пуговицами, и от него практически невесомо пахнет спиртным. Драйзеру это кажется забавным. Он ожидал скорее запаха трав или озона... духов, в конце концов. Но - спиртным? Может, он пьяница? Понаблюдав немного за епископом, за его неторопливой походкой, коей он пересекал двор взад-вперед, Драйзер подходит ближе и склоняет голову в почтительном жесте.
- Ваще преосвященство. - епископ, заслышав его речь, поворачивается и приветственно-натянуто улыбается. - я ждал Вашего визита еще вчера. Позвольте поинтересоваться, что Вас задержало?
Выпалив это, Драйзер и потом почти не следит за своей речью, он следит скорее за интонациями и беспокоится, как бы не сорвался голос. Практически после каждого слова он делает паузу, чтобы отдышаться. Однако епископ беседует с ним, не глядя на него, он рассматривает свои руки, и кажется, что слова из него будто вытягивает кто-то калеными щипцами. Вскоре Драйзер успокаивается... до тех пор, пока епископ, назвавшийся Габеном, не спрашивает его о проделанной работе.
- Отчаянно упирающийся нечестивец. Что с ним не делай, он только молчит и плачет. Пытается молится... вернее, пытался, пока были целы его пальцы, пока он мог креститься своими грязными руками. - Драйзера передергивает и он смотрит на Мастера с выжиданием.
Тот колеблется с решением, накручивая на палец прядь темных волос, на его лице - легкая тень беспокойства.
- Пожалуй, передадим его светским властям назавтра... думаю, казнь будет назначена на утро четверга.
- Уже?! - Драйзер хмурит брови - до четверга еще три дня, и он не любит ждать. - Не лучше ли решить с ним пораньше?
- Не лучше.
Вечером по крепости ходит слух, что епископ заперся в отведенной ему комнате в главной башне крепости. Чтецы с усмешкой переговаривались, дескать, что священнослужители тоже люди, а люди иногда хотят расслабиться... с помощью спиртного. Драйзер не хочет верить, и к этому неверию примешивается нотка разочарования и неодобрения. Поздней ночью он идет к подземелью, однако спускаться не осмеливается, лишь прислушивается. Не услышав ничего, чего бы он ждал, Хранитель возвращается в свою келью и молится до утра.
Доста осуждают, и Драйзер встречается с ним перед самой казнью, чтобы потом видеть его лишь в своих кошмарах, которые будут преследовать его еще довольно долго. Встречается только взглядами, и Драйзер сразу видит, насколько Дост хочет смерти, насколько он жаждет ее - а также, сколького он натерпелся в инквизиторском подземье. Хранитель отворачивается, ему невыносимо смотреть на это жалкое зрелище. Монах-доминиканец начинает зачитывать список обвинений, и грехи там не только Доста, а еще десятков людей... сколько же погибнет сейчас?.. Под розовеющим куполом неба возвышаются возведенные еще вчера костры. Невозмутимо ждут палачи. Атмосфера настолько гнетущая, что толпа любопытствующих, которую постоянно сотрясали эмоции - то ненависть, то жалость - притихла. Приходится некоторое время ждать, пока появятся приговоренные — их оказывается не больше двадцати. Драйзер рывком поднимается с места, разворачивается, оттесняя плотную стену народа, выбирается из этого озера кровожадности и смятения. Пройдя примерно шагов двадцать по переулку, он, охваченный приступом удушья, опускается на колени и сгибается, тяжело дыша. Время теряет свой смысл, Драйзер не помнит, сколько он провел в таком положении. Помнит лишь, что знакомый клирик, с которым он раньше приятельствовал, буквально поднял его с камней мостовой и дотащил до кельи.
Поэтому, когда Драйзер просыпается следующим днем после полудня и выходит во двор, чтобы освежится, он буквально холодеет, потому что внезапно чувствует чью-то руку на своем плече.
- Полагаю, это первое аутодафе, на котором Вы присутствовали, молодой человек? Значит, Вам пора привыкать.
Епископ устало улыбается, он, в отличие от Хранителя, доволен своей работой, тем, что довел ее до конца. Драйзер в ответ выдавливает кислую ухмылку и кивает головой.
- Что же мы сделаем сегодня?..
Габен задает этот вопрос в пространство, мысленно уже попрощавшись с Хранителем... на этот раз от него нестерпимо пахнет алкоголем, так, что Драйзер морщится. И внутри него все сжимается.
-
-
20.04.2011 в 19:15Заказчик
-
-
20.04.2011 в 21:49-
-
21.04.2011 в 02:05-
-
21.04.2011 в 02:06Заказчик
-
-
21.04.2011 в 08:42-
-
21.04.2011 в 12:23дост-
-
22.04.2011 в 00:18Evoillejarhe
Как раз-таки над амосферой больше всего и старался... рад, что получилось)
Автор, кажется, я вас знаю...
Интересно, а я, в свою очередь - Вас? =З
автор.
-
-
01.05.2011 в 14:40