T10-9. Гюго/Бальзак. Реальность. Бальзак и Гюго - коллеги. На работе Баля никто не любит из-за его характера. На его день рождения его поздравляет только Гюго. "Сходим куда-нибудь? - Идиот или решил поиздеваться?".
да простят меня Бальзаки и Гюго. надеюсь, я не сильно наврал с вхарактерностью 986 слов, кстати.
Так было всегда: Бальзак приезжал на работу раньше всех своих коллег, включал свет в офисе, приводил в чувство дремавшую доселе аппаратуру. Наливал себе крепкий черный кофе и наслаждался еще тридцатью минутами спокойствия на рабочем месте. За эти полчаса мысли более-менее настраивались на рабочий лад. И никаких назойливых представителей офисного планктона со своей глупой болтовней и бессмысленными сплетнями. Раздражает. К девяти контора оживает. Приходят сотрудники, желая друг другу доброго утра. Коллеги рассаживаются по своим местам, врубая каждый свой компьютер. По пути рассказывают друг другу веселые истории со вчерашних попоек или просто обсуждают какой-нибудь дурацкий сериал. Бальзак будто бы сжимается, становясь еще более незаметным, пеленаясь в свой собственный кокон отчуждения и одиночества. Хотя, сам он так вовсе не считал. Он называл это «личным пространством». Сотрудники не воспринимают Критика от слова «совсем», для них он не больше, чем предмет мебели. Надо сказать, так было далеко не всегда. Этого худосочного юношу поначалу активно пытались сделать частью сплочённого, дружного коллектива. Надо ли говорить о том, что идея эта изначальна была провальной. Бальзак был человеком закрытым, недоверчивым, да к тому же и с донельзя обостренным чувством независимости. Он был индивидуалистом до мозга костей и никогда не горел желанием вливаться в какой бы то ни было коллектив. Работа, вот зачем он здесь. И он может выполнять свою работу и сам, без назойливого жужжания коллег под боком. Только пусть оставят в покое. На всякого рода попытки его расшевелить, он лишь отворачивался или смеривал собеседника настолько брезгливым взглядом, что того это тут же отталкивало. В совсем крайних случаях Критик отпускал редкие, но весьма едкие комментарии. Несколько раз он доводил особо ранимых девушек до слез. Но все же, несмотря на все это, ему порой становилось особенно… Одиноко? Да, возможно именно одиноко. Однако Критик не позволял себе докапываться до истинной природы этого чувства. Его жизнь никогда не была сахаром, а беспокоиться из-за какого-то эмоционального обострения… Бессмысленно и глупо. Ты же никогда не был дураком, Бальзак, так что не подрывай собственный авторитет в своих же глазах. Все правильно. Ты знаешь, кто такие люди, ты изучил этих вечно копошащихся созданий вдоль и поперек. Ты захотел от них отгородиться – ты это сделал. Ты один, и это твой выбор. Так легче, так правильней. Но почему тогда это гнетущее чувство пустоты не оставляет? И внутри что-то болит, почти физически. Что же это может быть? Сегодняшний день был особенно отвратительным. Каждый год он неизменно наступает, будто бы посмеиваясь над Критиком. Гребанное День Рождение. Бальзак не любил этот праздник. Более того, он его люто ненавидел. Единственный счастливый День Рождение был у Критика в далеком детстве, а дальше это был лишь день, напоминающий, что теперь счастливые праздники в жизни Бальзака не наступят. Поэтому он каждый год с обреченно дожидался маячившего впереди праздника, терпеливо его пережидал, и жил дальше. Но каждый год гнойная рана внутри разрасталась все шире и шире. С чего бы это? Ведь его никто никогда не поздравляет. Хотя, может в этом все и дело. Критик размеренно постукивал по клавишам и уже привычно размышлял, какой же все-таки сегодня дерьмовый день. Все как всегда: сотрудники не обращают на него внимания, сотовый не разрывается от настойчивых звонков. Мир, который ты сам себе выбрал, Бальзак. Неужели не нравится? Поток мыслей прервал внезапно разрезавший тишину звонкий голос: - Привет, Бальзак! – словно одного радостного вопля в левое ухо было недостаточно, Критика крепко обняли одной рукой за плечо, - Мне тут одна птичка насвистела, что у кое-кого сегодня День Рождения. Ты что не предупредил, а? Я б помог стол организовать. Гюго. Этот голос так просто не забудешь. Еще бы. Гюго. Энтузиаст, черт бы его побрал. Это из-за него на каждом обеденном перерыве из столовой доносится громкий ржач. Это он всегда громко окликает Бальзака по каждому поводу, совершенно не замечая полного игнора со стороны критика. Это он, кстати, некогда руководил операцией под кодовым названием «влить молчуна в коллектив». И Гюго был единственным человеком, поздравившим Критика сегодня. - Птичка тебя дезинформировала, - скинул руку Энтузиаста со своего плеча Бальзак и продолжил печатать. Чтож, глупо с его стороны было надеяться на завершение беседы. - А вот и нефига, я точно помню, что у тебя день рождения 15 мая. Если я не прав, то паспорт покажи. Он меня точно не дезинформирует, - настаивал на своем Гюго и даже начал лезть в рюкзак Бальзака. За паспортом, за чем же еще. - Куда полез, придурок? Руки от моих вещей прочь, - раздраженно вырвал из рук конфликтера свой портфель Критик. - Ну вот, значит я был прав, - с довольной физиономией произнес Гюго и совершенно обыденным тоном продолжил, - Сходим куда-нибудь? Бальзак не выдержал и развернулся лицом к Гюго. Глаза его были прищурены, голос сочился нескрываемой насмешкой: - Идиот или решил поиздеваться? - Ну давай сходим, - напрочь проигнорировав высказывание Бальзака Энтузиаст, - готов поспорить, ты сто лет уже никуда не выбирался. Я плачу. - Не интересует, - Бальзак крутанулся в кресле и снова начал печатать . Весь накал его эмоций выдавало лишь более яростное постукивание клавиш. - Ну Бальзак… - Ты оглох? – несколько резче, чем он сам того желал, спросил Критик. Из-за чего он злится? - Ну ладно, ладно, раз ты так этого не хочешь, - Гюго, кажется, наконец сдался. Прежде чем уйти, он положил руку на плечо коллеги, - может в следующий раз. Знаешь, сходим всместе в бар, выпьем пива. - Я не пью пива. - Ну, тогда я выпью пива, а ты закажешь что-нибудь другое, - по-доброму рассмеявшись, ответил Гюго. Когда Бальзак остался один, он еще долго в раздражении стучал по клавишам. Действительно идиот. Неужели не видит, что у Бальзака не было и нет никакого желания идти вместе куда бы то ни было. Назойливый и шумный. А еще до раздражения наивный. И все же… И все же Бальзак не мог отрицать, что помимо недовольства и злости теплится в душе еще какое-то чувство. Оно ненавязчиво затягивало рваные края бездонной пропасти. Критик прекрасно понимал, что это, и посему злился еще больше. Будто бы давно забытая детская радость вновь осчастливила Бальзака своим приходом. Уголки губ Критика едва заметно поползли вверх. Может, в следующий на предложение Гюго он согласится.
Никому не навязываюсь, не висну на плечах, ни в коем случае не лезу в чужие сумки (хотя другие Гюги это всё делают, увы)) но насчёт громкого ржача из столовой и организаций стола - в точку
Гюги, дорогой автор, конечно же, бывают разные чёрные, белые, красные, до бани, в бане и после бани. Я работаю вместе со своим тождиком, и в иные моменты готова её убить - ну никакого понятия о личном пространстве окружающих! И галдит, чорт возьми, как стая сорок, по телефону невозможно разговаривать! Так что вы попали верно, это я просто не такой Гюго-хард
С Гюго вы попали несомненно верно (у меня пол коллектива конфликтеров под боком и иногда это похоже на тонну кирпичей :bricks, но бедный ваш Бальзак (неужели наше поведение и впрямь так кошмарно со стороны смотрится Гюгов смотрит, тогда понимаю за что вы нас распинываете?) Скажу по секрету, что мы не культивируем в себе недовольство жизнью и умеем веселится и даже иногда сами(!) устраиваем дружеские посиделки))) правда в узком кругу. Хотя насчет нежелания вливаться в коллектив вы попали весьма точно)))
у меня был самый лучший день рождения в 18 лет, когда про меня все забыли и я весь день сидела одна, и холодильник протёк, он не забыл. на самом деле - самый лучший день рождения!
нап бы выпотрошил сумку к чертям спасибо за исполнение. гюг мил: Ну ладно, ладно, раз ты так этого не хочешь, няш
спасибо за комментарии) ну, я в курсе, что Бальзаки не культивируют в себе недовольство к жизни просто именно у этого Бальзака жизнь и в самом деле так себе, но, наверно, мне стоило раскрыть эту тему поподробней)
я рад, что мне удалось прочувствовать Бальзака хоть немного Т_Т автор имел достаточно большой опыт в общении с одним из представителей данного ТИМа. писалось почти что с натуры)
Не совсем по заявке, извините, так получилось... 669 слов.
Зубная боль. Острый приступ зубной боли – вот что он чувствовал, когда слышал её голос. Она вообще была озвучена слишком щедро – хохотала, насвистывала, напевала, когда цокала по коридору (будто мало было этого лошадиного цоканья, надо его непременно сопровождать каким-нибудь «труляля»). А эти мелодии у неё в телефоне! На каждого абонента, конечно же, своя, и абоненты эти трезвонили беспрерывно. «Чита-дрита»! «Цыганочка»! «Мальчик хочет в Тамбов»! А потом она ещё начинала их напевать! Возле её стола постоянно толпился народ, и раздавался хохот, как в русалочьем пруду. Картинки она какие-то притаскивала, фотографии, идиотские Интернет-тесты. Маразм! Даже шеф, серьёзный вроде мужик, и тот её не гонял за то, что отвлекает нормальных людей от работы всякой ерундой. Лизавета Андреевна, видите ли, сплачивает коллектив! Последняя по счёту её ерунда оказалась прямо чумой какой-то. Соционическое типирование, видите ли. Очередная псевдонаука для офисных хомячков, которым делать нечего. Все только и орали весь день, как подстреленные: «Я Есенин! А я Достоевский! А я Гамлет! А у меня на базовой чёрная логика!.. Где мой дуал?.. Ролевая!.. Болевая!..» Дурдом. Конечно, и до него тоже докопались. «Стас, ты кто, ты кто?» Дед Пихто! – Да оставьте вы его, я и так знаю, что он Бальзак! – безапелляционно заявила она. – Мой конфликтёр! Вы что, не видите, как я его раздражаю? Сущая правда. Дома он всё-таки нашёл в Сети все эти дурацкие тесты и прошёл их. Бальзак, он же Критик. «Склонен к пессимистическим философствованиям. Экстратимная логика делает этот тип творцом логико-аналитических теорий и позволяет логически просчитать возможные варианты неприятностей. Удерживает на земле. Ролевая функция – интратимная сенсорика – побуждает гипертрофированно заботиться о своем здоровье и комфорте. Болевая функция – экстратимная этика – делает этот тип очень ранимым ко всякого рода критике, нетерпимым к бурному проявлению положительных эмоций». Ну, пожалуй, в этом бреде даже что-то есть. «В экстремальной ситуации или когда чувствует скрываемую недоброжелательность, способен открыто проявить свое раздражение, вспылить, потребовать в резкой форме. Ироничен. Может блеснуть метким и колким замечанием». Может, может. Будет, будет. Шашлык из тебя будет. И насчёт конфликтёра всё верно. Гюго. Что за дебильные термины, кстати! Вот «Таис Афинская» лучше звучит. Она такая и есть, гетера. Вечно ко всем липнет, так на всех и виснет, поглаживает и почёсывает. Массажисткой бы ей работать, самое то для неё. Хотя… ладно, она не дура, надо отдать должное – мозги есть, судя по её проектам. И вообще… вполне себе вдувабельная телка. Всё при ней. Чёрт, накликал. Цокает. Сюда цокает. Не дай Бог, узнала…
– Привет! – Я здоровался сегодня. – Ну лишний раз не помешает, нет?.. Ну ладно, ладно, помешает. Извини, что я тебя отрываю, я… вот, держи. – Это ещё что? – Подарок тебе. С днём рождения! – С чего ты взяла? – Страховые полисы заполняла, когда Фёдоровна заболела, ну и запомнила. Так что не отвертишься! Ну же, разверни хоть, не бросай в ящик, тебе понравится, правда-правда! Я сама делала! Ну Ста-ас! Пожалуйста… – Спасибо, я потом гляну. У тебя всё? – А ты как будешь отмечать? А то давай куда-нибудь сходим! В кино, например?.. Я не идиотка и не издеваюсь, если что! – Угу. Чтение мыслей на расстоянии, материализация духов и раздача слонов… Я никогда ничего не праздную и не отмечаю. Тем более день рождения. Чего тут праздновать? Ещё одним годом ближе к могиле. – Ты предсказуем, как… как шлагбаум! – Думаешь, что ты всё про меня выучила на этих своих соционических сайтах? Решила пожалеть одинокого Печорина? – Тебя пожалеешь… Ладно. Ладно, извини, я некстати всё это. – Вот именно. – Извини. Давай, я заберу свой подарок. Он… нелепый, я поняла. – Подарок – не отдарок, между прочим. Если не понравится, я выброшу. – Ну и выбрасывай!.. Дверь с треском захлопнулась. Удаляющееся гневное цоканье каблучков. Уф, наконец-то.
Он сидел на работе до последнего. Пока вахтёр не заглянул. Осенний дождь уныло барабанил по куполу зонта. Отличная погодка, как раз для его дня рождения. Как по заказу. Он хмыкнул, сжимая в кармане подарок. И правда нелепый до ужаса. Старательно вылепленный из какой-то детской пластики оранжевый кот с улыбкой до ушей. Типа Чеширский, очевидно. Вот дурацкое занятие – лепить подобную ерунду! Как раз для Елизаветы Андреевны. Он представил, как она сидит под настольной лампой, – прилепляет хвост этому уродцу, высунув от напряжения язык, – и снова хмыкнул. Теперь у него дома будет два кота.
второй автор, охренительно. особенно порадовала идея с типированием на работе, Гюго бы мог такое предложить. Порадовали. Последнее предложение этакая жирная черта)
Автора 2 понесло. Автор 2 вертит в голове милую парочку Стас/Лизавета, т.е. Баль/Гюго и пишет проду прямо на работе, прямо дома за ужином... Остановите меня кто-нибудь, это же фантастика какая-то!!! Ещё 859 слов ко второму исполнению. Начало см. выше. Назревает рейтинг...
9:39:52. Рыжий Лисик приходит (В сети) 9:39:57. Рыжий Лисик: Ты, конечно, будешь злиться, но я всё равно спрошу – у тебя что-то случилось? 9:40:08. Inferno: С чего ты взяла? 9:40:24. Рыжий Лисик: Вид у тебя такой… 9:40:36. Inferno: Обычный вид 9:40:41. Рыжий Лисик: Необычный. Я чем-то могу помочь? 9:40:47. Inferno: Ничем 9:40:52. Рыжий Лисик: ЗНАЧИТ, ЧТО-ТО ВСЁ-ТАКИ СЛУЧИЛОСЬ!!!!! 9:41:09. Inferno: Елизавета Андреевна, прекратите загружать казённую сетку ненужными эмоциями и займитесь делом 9:41:10. Inferno уходит (был(а) В сети)
Торопливый цокот каблучков по коридору. Как говорилось в старом советском анекдоте про иностранца у пивного ларька: «Пилать, так я и сналь». Дверь кабинета распахнулась. Крепкая рука схватила его кресло за спинку и резко развернула. Ого! – Зачем же стулья ломать, Елизавета Андреевна? Завтра попрошу завхоза врезать мне замок в дверь. Хочется, знаете ли, работать в тишине и покое. Серые глазищи сверкнули. – Работал бы уж дома тогда, зачем вообще сюда ходить? Монах-отшельник-вебдизайнер в одном флаконе! Модно, креативно, очень тебе подходит. – Увы, но я вынужден социализироваться, – Стас вяло пожал плечами. Пикироваться с ней было занятно, но… не сегодня. – Что случилось? – спросила она очень тихо, не спуская с него этих невозможных глазищ. – Что-то серьёзное? Стас с глубоким вздохом уставился в потолок: – Скажу, но только чтоб удержать вас, Елизавета Андреевна, от болезненных фантазий в мой адрес. И надеюсь, вы тогда отстанете и вернётесь на рабочее место. Итак, у меня всего-навсего пропал кот. Всё! Ничего особенного. Ступайте с Богом. Как же! – У тебя был кот?! – Ну, если кот пропал, следовательно, он-таки был. Простая логика, недоступная детскому разуму. Она пропустила подколку мимо ушей и спросила, деловито наматывая на палец рыжую прядь: – Когда он пропал? – Три дня назад. Наверное, с балкона удрал – второй этаж, невысоко. Пошёл по бабам. Предлагаю опустить ту часть нашей беседы, где вы спрашиваете, почему я его вовремя не кастрировал, а я отвечаю, что не хотел лишать кота главного удовольствия в жизни. Она опять будто не слышала. – Так надо объявления напечатать и по подъездам расклеить! – Спасибо, Капитан Очевидность. Теперь она воздела глаза к потолку, но удержалась от ответной колкости: – А сам прошёлся по подвалам? – В некотором роде, – пробурчал он, отворачиваясь и подгоняя кресло обратно к столу. – Эй-эй, ты чего это? Она схватила его за плечо и опять повернула к себе: – Только не говори, что ты побоялся пройти по соседям и поискать ключи от подвала! – Вот только не надо делать из меня человека дождя, Елизавета Андреевна! – вспыхнул Стас, начиная уже по-настоящему злиться. Не девка, а отрава какая-то, и русского языка совершенно не понимает. – Мне не дали ключей. Дядя Вася бухой, а тётя Маня, похоже, приняла меня за Чикатило. В подвальное окно я не пролезу. Я, конечно, тощий, но не до такой степени. Ну и всё. Ты уйдёшь, наконец? – Уйду. – Она и правда отступила на несколько шагов и взялась за дверную ручку. Что, неужели всё?! Он удивился, ощутив вдруг, кроме облегчения, лёгкий укол разочарования. – Я приду за тобой в шесть, и мы вместе пойдём искать твоего кота. – Что-о? – Я отлично справляюсь с бухими дворниками. А все тёти Мани немедля становятся моими лучшими подругами. – Она широко улыбнулась – на левой щеке вспыхнула ямочка. – И я отлично пролезаю в подвальные окна. Пожалуйста, Стас! Не уходи без меня! Ты можешь просто показать мне, где живёт этот ваш дядя Миша или как его там, и всё, и идти домой, а твоего кота я сама найду, и… – Ну что ты несёшь! – процедил Стас, вставая. Вот липучка! Пристала, как жвачка к джинсам, честное слово. – Ещё не хватало, чтоб ты по моему подвалу в одиночку лазила! – Так ты подождёшь меня? Дай честное слово! Детский сад, трусы на лямках. – Даю.
Конечно, дядя Вася сразу же вручил ей ключи. И тётя Маня вручила. И Серёжа тоже, блин. В итоге в подвал он полез, нагрузившись связками ключей и лязгая, как Железный Дровосек. Лизавета сосредоточенно пыхтела следом, подсвечивая себе мобильником, оступаясь и ойкая. Наконец, досадливо морщась, Стас крепко взял её за руку. Рука была маленькая и тёплая. – Оставалась бы наверху, куда тебя понесло, – проворчал он. – Скучно же, – отозвалась она живо. Даже в темноте и спиной он чувствовал, что она улыбается. – Всё, мы внизу. Кыс-кыс-кыс! Как зовут твоего кота? – Боня, – тяжело вздохнул он. – Ка-ак? – Лизавета, конечно же, немедленно заинтересовалась. – Бонифаций, что ли? – Бонапарт. Турурурум! Предчувствия его не обманули. Она захохотала так, что вынуждена была остановиться и уцепиться за него. Не идиот ли он? Ну, пусть бы она считала себе Боню Бонифацием, Бонанзой, Бонзой, Бананом, в конце концов! – Если вы успокоились, Елизавета Андреевна, – холодно проронил Стас, глядя на неё сверху вниз, – предлагаю наконец заняться делом. Мы сюда пришли не для того, чтобы пугать соседей диким хохотом, доносящимся из подвала. Она снова прыснула: – Из-извини, п-пожалуйста… Всё-всё. Идём и ищем, ищем и идём... Посвети во-он в тот угол, мне кажется, он может быть там. Кыс-кыс-кыс… – Надо искать системно, – назидательно сказал он, направляя, впрочем, луч света туда, куда она показала. – Сперва идём вдоль правой стены, потом поворачиваем… – Ой, вот же он! В прыжке, сделавшем бы честь вратарю Акинфееву, она метнулась в угол, споткнулась о трубу и грохнулась на бетонный пол, накрыв собой нечто, отреагировавшее утробным мявом. Танцуют все, блин! Тихо ругаясь, он метнулся следом и поспешно подхватил Лизавету под мышки: – Ну вот какого чёрта!.. Сильно расшиблась? – Да нет, – шмыгнула она носом. – Вот, посмотри, твой? Боня несчастно и покорно висел у неё в руках, обмякнув и прижав уши.
Не то чтобы совсем в тему, но вектор, пожалуй, верный. Оба текста порадовали в квадрате, отдельно порадовал заказчик Уже таки вчерась отхэппибездившийся Баль.
Баль в 00:31, с днём рождения вас! Баль в 01:59, вы меня ободрили) Sweet_Yoghoo и Гость в 02:44, ща. Ещё немного, но это не конец...
А2.
Ещё 510 слов.
Когда, наконец, они ввалились в его квартиру, и Стас зажёг в прихожей свет, невозможно было разобрать, кто грязнее – Лизавета или Бонапарт. На обоих болталась паутина, какой-то мусор, извёстка и Бог знает что ещё. Её офисный, когда-то щёгольский, костюмчик больше походил на половую тряпку. Присмотревшись ещё внимательнее, Стас тихо присвистнул. Она тоже посмотрела на свои ноги – колготки порвались на коленях, в дырках краснели ссадины. Он даже сморщился. – Надо промыть, мало ли что… Лизавета только отмахнулась: – Товарищ Айболит, давайте сначала позаботимся о невинном животном. У тебя есть противоблошиный шампунь? – Тоже мне, нашла святую невинность, – хмыкнул Стас. – Наглая рыжая морда. Рыжая морда скорбно сощурилась, а Лизавета снова захохотала: – Ты про меня или про него? – Вы друг друга стоите, – Стас едва скрывал улыбку. Давно у него на душе не было так легко. – Тащи его, ванная вон там, сейчас шампунь найду. Когда омовение Бонапарта закончилось, Лиза была ещё и мокрой. – Слушай, ну куда ты пойдёшь в таком виде? – пробормотал Стас, озабоченно разглядывая её. – Ай, такси вызову, – беззаботно отмахнулась она, пытаясь отскрести от костюма самые подозрительные ошмётки. – Таксист перепугается, – покачал головой Стас. – Ты похожа на жертву катаклизма. – Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме, – прыснула она, – их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли… – И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек… – подхватил он. – Что Бермудский многогранник – незакрытый пуп Земли! – закончили они вместе и вместе же рассмеялись. – Ты умеешь смеяться, а не только хмыкать и фыркать? – выпалила она вдруг, внимательно поглядев на него, и сердце у него почему-то ёкнуло. – Ты знаешь Высоцкого, так за чёртом ли слушаешь Сердючку и прочую пошлятину? – поинтересовался он в ответ. – Я не слушаю, – повела она плечом. – А на звонках это прикольно. Громко и весело! – Ухохочешься… Кстати, тебе что-то давно не звонили! – Аккумулятор сел, – пояснила она и опять засмеялась. – Что, скучно без Сердючки? – Лизавета Андреевна, – он привел на край ванны, оказавшись с ней лицом к лицу, – бросьте дурака валять. Ты упала, расшиблась, испачкалась. Останься у меня. Здесь две комнаты. Вымоешься, приведёшь себя в порядок, отчистишь костюм. – Мяяя, – подтвердил Боня из прихожей. – Видишь, император – «за», – он улыбнулся. Лиза молчала, опустив голову, и Стас мог видеть только рыжие кудри, полускрывшие всегда весёлое лицо. – В конце концов, мы с тобой товарищи по… по оружию, – неловко ляпнул он. – Ну, по подвалу в смысле. Дум-2, типа того… Ты что, меня боишься, что ли? Да я невинен, как… э-э-э… – Как Бонапарт, – подсказала она, не подымая глаз. – По сравнению с ним я практически девственник, – проворчал он. – Что-что? – Ничего. Я дам тебе свой новый махровый халат! – О, поручик, вы меня искушаете… – она наконец вскинула голову, серые глаза лукаво засветились. – Идёт! Давай свой халат.
Пока она хозяйничала в ванной, плескаясь и что-то тихонько напевая, – никто не удивлён, – Стас быстро разложил диван в маленькой комнате, которая была когда-то бабушкиной, а теперь он устроил там библиотеку. Потом застелил диван свежим постельным бельём и присел прямо на ковёр. Чёрт. Вот же чёрт. Вот же Тристан сраный. Меча только не хватает… Ну и зачем тебе всё это? Одна вполне определённая часть его тела абсолютно точно знала – зачем. Причём знала давно и находилась совсем не вверху. Пора логически просчитать возможные варианты неприятностей.
-
-
12.11.2011 в 23:05Так было всегда: Бальзак приезжал на работу раньше всех своих коллег, включал свет в офисе, приводил в чувство дремавшую доселе аппаратуру. Наливал себе крепкий черный кофе и наслаждался еще тридцатью минутами спокойствия на рабочем месте. За эти полчаса мысли более-менее настраивались на рабочий лад. И никаких назойливых представителей офисного планктона со своей глупой болтовней и бессмысленными сплетнями. Раздражает.
К девяти контора оживает. Приходят сотрудники, желая друг другу доброго утра. Коллеги рассаживаются по своим местам, врубая каждый свой компьютер. По пути рассказывают друг другу веселые истории со вчерашних попоек или просто обсуждают какой-нибудь дурацкий сериал. Бальзак будто бы сжимается, становясь еще более незаметным, пеленаясь в свой собственный кокон отчуждения и одиночества. Хотя, сам он так вовсе не считал. Он называл это «личным пространством». Сотрудники не воспринимают Критика от слова «совсем», для них он не больше, чем предмет мебели. Надо сказать, так было далеко не всегда. Этого худосочного юношу поначалу активно пытались сделать частью сплочённого, дружного коллектива. Надо ли говорить о том, что идея эта изначальна была провальной. Бальзак был человеком закрытым, недоверчивым, да к тому же и с донельзя обостренным чувством независимости. Он был индивидуалистом до мозга костей и никогда не горел желанием вливаться в какой бы то ни было коллектив. Работа, вот зачем он здесь. И он может выполнять свою работу и сам, без назойливого жужжания коллег под боком. Только пусть оставят в покое.
На всякого рода попытки его расшевелить, он лишь отворачивался или смеривал собеседника настолько брезгливым взглядом, что того это тут же отталкивало. В совсем крайних случаях Критик отпускал редкие, но весьма едкие комментарии. Несколько раз он доводил особо ранимых девушек до слез.
Но все же, несмотря на все это, ему порой становилось особенно… Одиноко? Да, возможно именно одиноко. Однако Критик не позволял себе докапываться до истинной природы этого чувства. Его жизнь никогда не была сахаром, а беспокоиться из-за какого-то эмоционального обострения… Бессмысленно и глупо. Ты же никогда не был дураком, Бальзак, так что не подрывай собственный авторитет в своих же глазах.
Все правильно. Ты знаешь, кто такие люди, ты изучил этих вечно копошащихся созданий вдоль и поперек. Ты захотел от них отгородиться – ты это сделал. Ты один, и это твой выбор. Так легче, так правильней.
Но почему тогда это гнетущее чувство пустоты не оставляет? И внутри что-то болит, почти физически. Что же это может быть?
Сегодняшний день был особенно отвратительным. Каждый год он неизменно наступает, будто бы посмеиваясь над Критиком. Гребанное День Рождение.
Бальзак не любил этот праздник. Более того, он его люто ненавидел. Единственный счастливый День Рождение был у Критика в далеком детстве, а дальше это был лишь день, напоминающий, что теперь счастливые праздники в жизни Бальзака не наступят. Поэтому он каждый год с обреченно дожидался маячившего впереди праздника, терпеливо его пережидал, и жил дальше. Но каждый год гнойная рана внутри разрасталась все шире и шире. С чего бы это? Ведь его никто никогда не поздравляет. Хотя, может в этом все и дело.
Критик размеренно постукивал по клавишам и уже привычно размышлял, какой же все-таки сегодня дерьмовый день. Все как всегда: сотрудники не обращают на него внимания, сотовый не разрывается от настойчивых звонков. Мир, который ты сам себе выбрал, Бальзак. Неужели не нравится?
Поток мыслей прервал внезапно разрезавший тишину звонкий голос:
- Привет, Бальзак! – словно одного радостного вопля в левое ухо было недостаточно, Критика крепко обняли одной рукой за плечо, - Мне тут одна птичка насвистела, что у кое-кого сегодня День Рождения. Ты что не предупредил, а? Я б помог стол организовать.
Гюго. Этот голос так просто не забудешь. Еще бы. Гюго. Энтузиаст, черт бы его побрал. Это из-за него на каждом обеденном перерыве из столовой доносится громкий ржач. Это он всегда громко окликает Бальзака по каждому поводу, совершенно не замечая полного игнора со стороны критика. Это он, кстати, некогда руководил операцией под кодовым названием «влить молчуна в коллектив».
И Гюго был единственным человеком, поздравившим Критика сегодня.
- Птичка тебя дезинформировала, - скинул руку Энтузиаста со своего плеча Бальзак и продолжил печатать. Чтож, глупо с его стороны было надеяться на завершение беседы.
- А вот и нефига, я точно помню, что у тебя день рождения 15 мая. Если я не прав, то паспорт покажи. Он меня точно не дезинформирует, - настаивал на своем Гюго и даже начал лезть в рюкзак Бальзака. За паспортом, за чем же еще.
- Куда полез, придурок? Руки от моих вещей прочь, - раздраженно вырвал из рук конфликтера свой портфель Критик.
- Ну вот, значит я был прав, - с довольной физиономией произнес Гюго и совершенно обыденным тоном продолжил, - Сходим куда-нибудь?
Бальзак не выдержал и развернулся лицом к Гюго. Глаза его были прищурены, голос сочился нескрываемой насмешкой:
- Идиот или решил поиздеваться?
- Ну давай сходим, - напрочь проигнорировав высказывание Бальзака Энтузиаст, - готов поспорить, ты сто лет уже никуда не выбирался. Я плачу.
- Не интересует, - Бальзак крутанулся в кресле и снова начал печатать . Весь накал его эмоций выдавало лишь более яростное постукивание клавиш.
- Ну Бальзак…
- Ты оглох? – несколько резче, чем он сам того желал, спросил Критик. Из-за чего он злится?
- Ну ладно, ладно, раз ты так этого не хочешь, - Гюго, кажется, наконец сдался. Прежде чем уйти, он положил руку на плечо коллеги, - может в следующий раз. Знаешь, сходим всместе в бар, выпьем пива.
- Я не пью пива.
- Ну, тогда я выпью пива, а ты закажешь что-нибудь другое, - по-доброму рассмеявшись, ответил Гюго.
Когда Бальзак остался один, он еще долго в раздражении стучал по клавишам. Действительно идиот. Неужели не видит, что у Бальзака не было и нет никакого желания идти вместе куда бы то ни было. Назойливый и шумный. А еще до раздражения наивный. И все же…
И все же Бальзак не мог отрицать, что помимо недовольства и злости теплится в душе еще какое-то чувство. Оно ненавязчиво затягивало рваные края бездонной пропасти. Критик прекрасно понимал, что это, и посему злился еще больше.
Будто бы давно забытая детская радость вновь осчастливила Бальзака своим приходом.
Уголки губ Критика едва заметно поползли вверх.
Может, в следующий на предложение Гюго он согласится.
-
-
12.11.2011 в 23:22Никому не навязываюсь, не висну на плечах, ни в коем случае не лезу в чужие сумки (хотя другие Гюги это всё делают, увы)) но насчёт громкого ржача из столовой и организаций стола - в точку
-
-
12.11.2011 в 23:28а.
-
-
12.11.2011 в 23:35чёрные, белые, красные, до бани, в бане и после бани. Я работаю вместе со своим тождиком, и в иные моменты готова её убить - ну никакого понятия о личном пространстве окружающих! И галдит, чорт возьми, как стая сорок, по телефону невозможно разговаривать!Так что вы попали верно, это я просто не такой Гюго-хард
-
-
13.11.2011 в 02:38Скажу по секрету, что мы не культивируем в себе недовольство жизнью и умеем веселится и даже иногда сами(!) устраиваем дружеские посиделки))) правда в узком кругу.
Хотя насчет нежелания вливаться в коллектив вы попали весьма точно)))
Спасибо за интересное исполнение))))
-
-
13.11.2011 в 04:59на самом деле - самый лучший день рождения!
нап бы выпотрошил сумку к чертям
спасибо за исполнение.
гюг мил: Ну ладно, ладно, раз ты так этого не хочешь, няш
баль
-
-
13.11.2011 в 07:54-
-
13.11.2011 в 10:13ну, я в курсе, что Бальзаки не культивируют в себе недовольство к жизни
а.
-
-
13.11.2011 в 13:44Отличное исполнение.
Случайный Баль.
-
-
13.11.2011 в 13:53а.
-
-
13.11.2011 в 14:55669 слов.
Зубная боль. Острый приступ зубной боли – вот что он чувствовал, когда слышал её голос.
Она вообще была озвучена слишком щедро – хохотала, насвистывала, напевала, когда цокала по коридору (будто мало было этого лошадиного цоканья, надо его непременно сопровождать каким-нибудь «труляля»). А эти мелодии у неё в телефоне! На каждого абонента, конечно же, своя, и абоненты эти трезвонили беспрерывно. «Чита-дрита»! «Цыганочка»! «Мальчик хочет в Тамбов»! А потом она ещё начинала их напевать!
Возле её стола постоянно толпился народ, и раздавался хохот, как в русалочьем пруду. Картинки она какие-то притаскивала, фотографии, идиотские Интернет-тесты. Маразм!
Даже шеф, серьёзный вроде мужик, и тот её не гонял за то, что отвлекает нормальных людей от работы всякой ерундой. Лизавета Андреевна, видите ли, сплачивает коллектив!
Последняя по счёту её ерунда оказалась прямо чумой какой-то. Соционическое типирование, видите ли. Очередная псевдонаука для офисных хомячков, которым делать нечего. Все только и орали весь день, как подстреленные: «Я Есенин! А я Достоевский! А я Гамлет! А у меня на базовой чёрная логика!.. Где мой дуал?.. Ролевая!.. Болевая!..» Дурдом.
Конечно, и до него тоже докопались. «Стас, ты кто, ты кто?» Дед Пихто!
– Да оставьте вы его, я и так знаю, что он Бальзак! – безапелляционно заявила она. – Мой конфликтёр! Вы что, не видите, как я его раздражаю?
Сущая правда.
Дома он всё-таки нашёл в Сети все эти дурацкие тесты и прошёл их. Бальзак, он же Критик. «Склонен к пессимистическим философствованиям. Экстратимная логика делает этот тип творцом логико-аналитических теорий и позволяет логически просчитать возможные варианты неприятностей. Удерживает на земле. Ролевая функция – интратимная сенсорика – побуждает гипертрофированно заботиться о своем здоровье и комфорте. Болевая функция – экстратимная этика – делает этот тип очень ранимым ко всякого рода критике, нетерпимым к бурному проявлению положительных эмоций». Ну, пожалуй, в этом бреде даже что-то есть. «В экстремальной ситуации или когда чувствует скрываемую недоброжелательность, способен открыто проявить свое раздражение, вспылить, потребовать в резкой форме. Ироничен. Может блеснуть метким и колким замечанием». Может, может.
Будет, будет. Шашлык из тебя будет.
И насчёт конфликтёра всё верно. Гюго. Что за дебильные термины, кстати! Вот «Таис Афинская» лучше звучит. Она такая и есть, гетера. Вечно ко всем липнет, так на всех и виснет, поглаживает и почёсывает. Массажисткой бы ей работать, самое то для неё.
Хотя… ладно, она не дура, надо отдать должное – мозги есть, судя по её проектам.
И вообще… вполне себе вдувабельная телка. Всё при ней.
Чёрт, накликал. Цокает. Сюда цокает. Не дай Бог, узнала…
– Привет!
– Я здоровался сегодня.
– Ну лишний раз не помешает, нет?.. Ну ладно, ладно, помешает. Извини, что я тебя отрываю, я… вот, держи.
– Это ещё что?
– Подарок тебе. С днём рождения!
– С чего ты взяла?
– Страховые полисы заполняла, когда Фёдоровна заболела, ну и запомнила. Так что не отвертишься! Ну же, разверни хоть, не бросай в ящик, тебе понравится, правда-правда! Я сама делала! Ну Ста-ас! Пожалуйста…
– Спасибо, я потом гляну. У тебя всё?
– А ты как будешь отмечать? А то давай куда-нибудь сходим! В кино, например?.. Я не идиотка и не издеваюсь, если что!
– Угу. Чтение мыслей на расстоянии, материализация духов и раздача слонов… Я никогда ничего не праздную и не отмечаю. Тем более день рождения. Чего тут праздновать? Ещё одним годом ближе к могиле.
– Ты предсказуем, как… как шлагбаум!
– Думаешь, что ты всё про меня выучила на этих своих соционических сайтах? Решила пожалеть одинокого Печорина?
– Тебя пожалеешь… Ладно. Ладно, извини, я некстати всё это.
– Вот именно.
– Извини. Давай, я заберу свой подарок. Он… нелепый, я поняла.
– Подарок – не отдарок, между прочим. Если не понравится, я выброшу.
– Ну и выбрасывай!..
Дверь с треском захлопнулась.
Удаляющееся гневное цоканье каблучков.
Уф, наконец-то.
Он сидел на работе до последнего. Пока вахтёр не заглянул.
Осенний дождь уныло барабанил по куполу зонта. Отличная погодка, как раз для его дня рождения. Как по заказу.
Он хмыкнул, сжимая в кармане подарок.
И правда нелепый до ужаса.
Старательно вылепленный из какой-то детской пластики оранжевый кот с улыбкой до ушей.
Типа Чеширский, очевидно. Вот дурацкое занятие – лепить подобную ерунду! Как раз для Елизаветы Андреевны.
Он представил, как она сидит под настольной лампой, – прилепляет хвост этому уродцу, высунув от напряжения язык, – и снова хмыкнул.
Теперь у него дома будет два кота.
-
-
13.11.2011 в 15:01-
-
13.11.2011 в 17:06-
-
13.11.2011 в 17:20вот он я, готический твой принц, это вы меня порадовали своим отзывом!
-
-
13.11.2011 в 17:25-
-
13.11.2011 в 18:09поцелуйчики!
-
-
13.11.2011 в 18:11Sweet_Yoghoo, вы меня прям смущаете, спасибо
А2.
-
-
13.11.2011 в 23:20не з.
-
-
14.11.2011 в 00:281 - День РождениЕ испортило все напрочь
-
-
14.11.2011 в 00:51Автор 2 вы великолепны))))
-
-
14.11.2011 в 12:35Стась Санти, рада, что угодила.
-
-
14.11.2011 в 12:36-
-
15.11.2011 в 00:30Ещё 859 слов ко второму исполнению. Начало см. выше. Назревает рейтинг...
9:39:52. Рыжий Лисик приходит (В сети)
9:39:57. Рыжий Лисик: Ты, конечно, будешь злиться, но я всё равно спрошу – у тебя что-то случилось?
9:40:08. Inferno: С чего ты взяла?
9:40:24. Рыжий Лисик: Вид у тебя такой…
9:40:36. Inferno: Обычный вид
9:40:41. Рыжий Лисик: Необычный. Я чем-то могу помочь?
9:40:47. Inferno: Ничем
9:40:52. Рыжий Лисик: ЗНАЧИТ, ЧТО-ТО ВСЁ-ТАКИ СЛУЧИЛОСЬ!!!!!
9:41:09. Inferno: Елизавета Андреевна, прекратите загружать казённую сетку ненужными эмоциями и займитесь делом
9:41:10. Inferno уходит (был(а) В сети)
Торопливый цокот каблучков по коридору. Как говорилось в старом советском анекдоте про иностранца у пивного ларька: «Пилать, так я и сналь».
Дверь кабинета распахнулась.
Крепкая рука схватила его кресло за спинку и резко развернула.
Ого!
– Зачем же стулья ломать, Елизавета Андреевна? Завтра попрошу завхоза врезать мне замок в дверь. Хочется, знаете ли, работать в тишине и покое.
Серые глазищи сверкнули.
– Работал бы уж дома тогда, зачем вообще сюда ходить? Монах-отшельник-вебдизайнер в одном флаконе! Модно, креативно, очень тебе подходит.
– Увы, но я вынужден социализироваться, – Стас вяло пожал плечами. Пикироваться с ней было занятно, но… не сегодня.
– Что случилось? – спросила она очень тихо, не спуская с него этих невозможных глазищ. – Что-то серьёзное?
Стас с глубоким вздохом уставился в потолок:
– Скажу, но только чтоб удержать вас, Елизавета Андреевна, от болезненных фантазий в мой адрес. И надеюсь, вы тогда отстанете и вернётесь на рабочее место. Итак, у меня всего-навсего пропал кот. Всё! Ничего особенного. Ступайте с Богом.
Как же!
– У тебя был кот?!
– Ну, если кот пропал, следовательно, он-таки был. Простая логика, недоступная детскому разуму.
Она пропустила подколку мимо ушей и спросила, деловито наматывая на палец рыжую прядь:
– Когда он пропал?
– Три дня назад. Наверное, с балкона удрал – второй этаж, невысоко. Пошёл по бабам. Предлагаю опустить ту часть нашей беседы, где вы спрашиваете, почему я его вовремя не кастрировал, а я отвечаю, что не хотел лишать кота главного удовольствия в жизни.
Она опять будто не слышала.
– Так надо объявления напечатать и по подъездам расклеить!
– Спасибо, Капитан Очевидность.
Теперь она воздела глаза к потолку, но удержалась от ответной колкости:
– А сам прошёлся по подвалам?
– В некотором роде, – пробурчал он, отворачиваясь и подгоняя кресло обратно к столу. – Эй-эй, ты чего это?
Она схватила его за плечо и опять повернула к себе:
– Только не говори, что ты побоялся пройти по соседям и поискать ключи от подвала!
– Вот только не надо делать из меня человека дождя, Елизавета Андреевна! – вспыхнул Стас, начиная уже по-настоящему злиться. Не девка, а отрава какая-то, и русского языка совершенно не понимает. – Мне не дали ключей. Дядя Вася бухой, а тётя Маня, похоже, приняла меня за Чикатило. В подвальное окно я не пролезу. Я, конечно, тощий, но не до такой степени. Ну и всё. Ты уйдёшь, наконец?
– Уйду. – Она и правда отступила на несколько шагов и взялась за дверную ручку.
Что, неужели всё?!
Он удивился, ощутив вдруг, кроме облегчения, лёгкий укол разочарования.
– Я приду за тобой в шесть, и мы вместе пойдём искать твоего кота.
– Что-о?
– Я отлично справляюсь с бухими дворниками. А все тёти Мани немедля становятся моими лучшими подругами. – Она широко улыбнулась – на левой щеке вспыхнула ямочка. – И я отлично пролезаю в подвальные окна. Пожалуйста, Стас! Не уходи без меня! Ты можешь просто показать мне, где живёт этот ваш дядя Миша или как его там, и всё, и идти домой, а твоего кота я сама найду, и…
– Ну что ты несёшь! – процедил Стас, вставая. Вот липучка! Пристала, как жвачка к джинсам, честное слово. – Ещё не хватало, чтоб ты по моему подвалу в одиночку лазила!
– Так ты подождёшь меня? Дай честное слово!
Детский сад, трусы на лямках.
– Даю.
Конечно, дядя Вася сразу же вручил ей ключи. И тётя Маня вручила. И Серёжа тоже, блин.
В итоге в подвал он полез, нагрузившись связками ключей и лязгая, как Железный Дровосек. Лизавета сосредоточенно пыхтела следом, подсвечивая себе мобильником, оступаясь и ойкая. Наконец, досадливо морщась, Стас крепко взял её за руку.
Рука была маленькая и тёплая.
– Оставалась бы наверху, куда тебя понесло, – проворчал он.
– Скучно же, – отозвалась она живо. Даже в темноте и спиной он чувствовал, что она улыбается. – Всё, мы внизу. Кыс-кыс-кыс! Как зовут твоего кота?
– Боня, – тяжело вздохнул он.
– Ка-ак? – Лизавета, конечно же, немедленно заинтересовалась. – Бонифаций, что ли?
– Бонапарт.
Турурурум! Предчувствия его не обманули. Она захохотала так, что вынуждена была остановиться и уцепиться за него. Не идиот ли он? Ну, пусть бы она считала себе Боню Бонифацием, Бонанзой, Бонзой, Бананом, в конце концов!
– Если вы успокоились, Елизавета Андреевна, – холодно проронил Стас, глядя на неё сверху вниз, – предлагаю наконец заняться делом. Мы сюда пришли не для того, чтобы пугать соседей диким хохотом, доносящимся из подвала.
Она снова прыснула:
– Из-извини, п-пожалуйста… Всё-всё. Идём и ищем, ищем и идём... Посвети во-он в тот угол, мне кажется, он может быть там. Кыс-кыс-кыс…
– Надо искать системно, – назидательно сказал он, направляя, впрочем, луч света туда, куда она показала. – Сперва идём вдоль правой стены, потом поворачиваем…
– Ой, вот же он!
В прыжке, сделавшем бы честь вратарю Акинфееву, она метнулась в угол, споткнулась о трубу и грохнулась на бетонный пол, накрыв собой нечто, отреагировавшее утробным мявом.
Танцуют все, блин!
Тихо ругаясь, он метнулся следом и поспешно подхватил Лизавету под мышки:
– Ну вот какого чёрта!.. Сильно расшиблась?
– Да нет, – шмыгнула она носом. – Вот, посмотри, твой?
Боня несчастно и покорно висел у неё в руках, обмякнув и прижав уши.
-
-
15.11.2011 в 00:31Уже таки вчерась отхэппибездившийся Баль.
-
-
15.11.2011 в 01:59Баль, ежедневно общающийся с Гюгой
-
-
15.11.2011 в 02:18=^_^=
-
-
15.11.2011 в 02:44-
-
15.11.2011 в 08:09Баль в 01:59, вы меня ободрили)
Sweet_Yoghoo и Гость в 02:44, ща. Ещё немного, но это не конец...
А2.
Ещё 510 слов.
Когда, наконец, они ввалились в его квартиру, и Стас зажёг в прихожей свет, невозможно было разобрать, кто грязнее – Лизавета или Бонапарт. На обоих болталась паутина, какой-то мусор, извёстка и Бог знает что ещё. Её офисный, когда-то щёгольский, костюмчик больше походил на половую тряпку. Присмотревшись ещё внимательнее, Стас тихо присвистнул. Она тоже посмотрела на свои ноги – колготки порвались на коленях, в дырках краснели ссадины.
Он даже сморщился.
– Надо промыть, мало ли что…
Лизавета только отмахнулась:
– Товарищ Айболит, давайте сначала позаботимся о невинном животном. У тебя есть противоблошиный шампунь?
– Тоже мне, нашла святую невинность, – хмыкнул Стас. – Наглая рыжая морда.
Рыжая морда скорбно сощурилась, а Лизавета снова захохотала:
– Ты про меня или про него?
– Вы друг друга стоите, – Стас едва скрывал улыбку. Давно у него на душе не было так легко. – Тащи его, ванная вон там, сейчас шампунь найду.
Когда омовение Бонапарта закончилось, Лиза была ещё и мокрой.
– Слушай, ну куда ты пойдёшь в таком виде? – пробормотал Стас, озабоченно разглядывая её.
– Ай, такси вызову, – беззаботно отмахнулась она, пытаясь отскрести от костюма самые подозрительные ошмётки.
– Таксист перепугается, – покачал головой Стас. – Ты похожа на жертву катаклизма.
– Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме, – прыснула она, – их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли…
– И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек… – подхватил он.
– Что Бермудский многогранник – незакрытый пуп Земли! – закончили они вместе и вместе же рассмеялись.
– Ты умеешь смеяться, а не только хмыкать и фыркать? – выпалила она вдруг, внимательно поглядев на него, и сердце у него почему-то ёкнуло.
– Ты знаешь Высоцкого, так за чёртом ли слушаешь Сердючку и прочую пошлятину? – поинтересовался он в ответ.
– Я не слушаю, – повела она плечом. – А на звонках это прикольно. Громко и весело!
– Ухохочешься… Кстати, тебе что-то давно не звонили!
– Аккумулятор сел, – пояснила она и опять засмеялась. – Что, скучно без Сердючки?
– Лизавета Андреевна, – он привел на край ванны, оказавшись с ней лицом к лицу, – бросьте дурака валять. Ты упала, расшиблась, испачкалась. Останься у меня. Здесь две комнаты. Вымоешься, приведёшь себя в порядок, отчистишь костюм.
– Мяяя, – подтвердил Боня из прихожей.
– Видишь, император – «за», – он улыбнулся.
Лиза молчала, опустив голову, и Стас мог видеть только рыжие кудри, полускрывшие всегда весёлое лицо.
– В конце концов, мы с тобой товарищи по… по оружию, – неловко ляпнул он. – Ну, по подвалу в смысле. Дум-2, типа того… Ты что, меня боишься, что ли? Да я невинен, как… э-э-э…
– Как Бонапарт, – подсказала она, не подымая глаз.
– По сравнению с ним я практически девственник, – проворчал он.
– Что-что?
– Ничего. Я дам тебе свой новый махровый халат!
– О, поручик, вы меня искушаете… – она наконец вскинула голову, серые глаза лукаво засветились. – Идёт! Давай свой халат.
Пока она хозяйничала в ванной, плескаясь и что-то тихонько напевая, – никто не удивлён, – Стас быстро разложил диван в маленькой комнате, которая была когда-то бабушкиной, а теперь он устроил там библиотеку. Потом застелил диван свежим постельным бельём и присел прямо на ковёр.
Чёрт. Вот же чёрт. Вот же Тристан сраный. Меча только не хватает…
Ну и зачем тебе всё это?
Одна вполне определённая часть его тела абсолютно точно знала – зачем.
Причём знала давно и находилась совсем не вверху.
Пора логически просчитать возможные варианты неприятностей.
-
-
15.11.2011 в 08:29-
-
15.11.2011 в 09:47