3953— Я - мразь. Повторяй за мной. - голос слаще сиропа, жест легче шелка. Эта месть за грубость, предательство кротости, самый лучший подарок из всех возможных, мыслимых и немыслимых, горькое лакомство для этой гадины, мерзкого и подлого человека, хулящего самое главное правило жизни, правило помощи ближнему своему, сострадания. Вне сомнений, он и по трупам пойдет, одарит рублем, а три возьмет взамен. Нет, более не возьмет. Черта дозволенного бескрайне отдалена для него в эту минуту, теперь уже львы не будут драть агнцев. Урок боли будет преподан с тщанием и особой жестокостью. Спасибо пусть скажет, что Драйзер не причастен к этой пытке, хотя стоило позвать его, о чем в тысячный раз сожалелось. Ломался отвратно, бился животным, закованным в кандалах, плевался кровавой слюной, хрипел матерясь что-то о человеческой чести. Какая честь, милый, тебе ли о ней говорить, мразоте? Клокочет гортанно что-то взамен словам. Розги лучшее лекарство для ясности ума. И облили же холодной водой, а все никак не придет в себя. Спина Георга исполосована красными линиями, маком расцветшим, хоть в крестики-нолики играй.
— Я не слышу тебя. - когтистые пальцы Фэодора проводят по мужской спине, раздирая кожу до мяса с усилием. Конечно, Достоевский приложит больше усилий, ведь не смотря на хрупкую внешность, в нем есть стремление, направление, указывающее где правда, а где лицемерие. Не прав я, что мудрость моя в насилии? Нет, я прав, как никогда прав. Такое как он животное никогда не сможет понять и толики той боли переживаемой угнетенными. Справедливость восторжествует. Через собственное нутро, разодранное, усталое, правда пройдет много раз, врываясь в него тараном. Ужасно.
— Я мразь... повторяй за мной...
— Что?...?
— Я мразь! Повторяй за мной! - громче и яснее слова выкидываются трупами умерших в грязную яму. Из смрада в смрад. Из его смрадного рта.
— Тварь.
Спешит быть остроумным, спешит людей насмешить. Алыми кристаллами крупная соль поблескивает на коже, минуту назад втираемая в назидание. Скрипел зубами воинственно, зол необыкновенно. Кляп спасет от непонимания, пусть вспомнит как затыкал многих своими мудрствованиями, приказчик чертов.
— Саднит? Бедненький. Силушек то уже не хватает, каково оно?
Хвосты флоггера касаются разодранного мяса. Фэодор сыпет заклинаниями: за доброту, за справедливость, за человеколюбие, еще за человеколюбие, снова множественно, за жертвенность, для лучшего понимания последнего, пока не устанет рука, до побелевших на пальцах костяшек. Съеживается весь, забывает как дышать, настолько отупел. Казалось и так тупее некуда, а вон оно что, есть, оказывается. Что это? Слезы по щекам или пот со лба?
— Георг, ты же пойми, люди все равны. Тебе никто не обязан подчиняться и ты не имеешь права подчинять себе окружающих. Ты не Бог, ты должен уважать чужое мнение, иначе ты просто ничем не отличишься от скота. - переполняя его тело вновь, не собой, на то в наше время существует множество подручных средств. Он не сможет успокоиться, Хлестко избивая по лицу. - Ты забывал подумать о своем унижении унижая окружающих, себе равных. Ты должен быть наказан. - еще по паре пощечин. Мычит как вол, правда намного тише, чем час назад, подчиняется с большей охотой, идет на уступки, до смешного, ну, настоящий дипломат.
— Что? Катетер очень большой? Неужели уже готов кончить? - Фэодор смеется. - Ты мне скажешь кто ты или нет?
Кивает, согласен, как трогательно.
— Так кто ты? - мокрый от слюны кляп летит в сторону.
— Я мразь. - с подбородка стекает кровь. Правильно, Штирлиц любит дарить дорогие подарки. Кольцо-печатка блестит золотом на безымянном пальце. Раскровившая губа выглядит так неприглядно. Голос звучит сноого подобно ангельскому пению, утешая, как будто не было ни боли, ни мучений.
— О, мой дорогой, какая же ты мразь? Ты - человек, запомни это. Может быть ты и мразь как человек, но ты же человек, а значит ты имеешь право на второй шанс. Ты хочешь, чтобы тебе был дан второй шанс?
— Я хочу кончить.
Губы приникают к губам. Его рот обессилен и мучитель целует жарче прежнего, пачкаясь в крови, пробуждая желание в Георге случайным болезненным прикосновением. Скованный пленник не может не ответить на ласку, преследуя собственные цели. Время принять на себя этот страх расправы. Мучитель готов открыться, позволить растерзать себя, но он знает заведомо, что делать этого не стоит, не стоит поддаваться уговорам совести, нужно оставить его здесь в этом виде, прийти завтра или послезавтра или же как-нибудь после. Фэодор принимает его, зная что коварство и сила неистребимы. Можно замучить Жукова до смерти, но будит ли толк еще в одной из смертей?
а вы хотите еще с кем-то этим стилем поэкпериментировать? ps^ дарк!достики по сути это недодрайзеры, с Идеей с большой буквы, а не томные кокетливые садисты. так что уж точно не им. имхо)
A. Seimei, нет, не стОит, как нибудь в другой раз) Гость, дьявольски люблю эксперименты) и насчет кокетливости... не думал, что Дост получится кокетливым, досадно. не получилось, увы, назидательно описать его (
Пардон за глюки компа. С миром автор палится ужасно. 792 слова.
Дверь убогой хижины на окраине Динрилана жалобно скрипнула и распахнулась. В единственную комнату, пропахшую целебными травами и простой грубой пищей, ворвался ветер. Он развевал пурпурный плащ на женщине, застывшей на пороге, а лившийся сверху лунный свет придавал складкам ткани пугающий кровавый оттенок. Брикхем вздрогнула и испуганно сжалась. Руденийский воин на пороге жилища скромной ведьмы не сулил последней ничего хорошего. Даже если этот воин – женщина. Дверь захлопнулась, заставив мелко затрястись солому, затыкавшую щели в стенах. Таинственная ночная гостья выступила в круг света. Брикхем с трудом перевела дыхание. Да, договор. Она чуть об этом не забыла. Велиадра, командующая всей руденийской армией в Тагосалии, смиренно опустилась на расшатанную скамейку. Неровное сиденье наверняка оставило в ее ногах парочку заноз, но она не подала виду, что испытывает хоть какое-то неудобство, лишь недобро усмехнулась. – Ну, прекрасная колдунья, действуй. Без заклинаний справишься? Брикхем глубоко вздохнула и встала, сжав руки в кулаки. Руденийцы всегда побаивались магии завоеванных народов, но Велиадра откровенно издевалась, непоколебимо веря в превосходство руденийского разума над любыми варварскими уловками. – Я могу сделать тебе больно словами. Но это не магия. Я просто вижу тебя насквозь. – Покажи мне… Во взгляде Веллиадры смешались интерес и недоверие, а усмешка становилась все более самоуверенной. – Даже сейчас пытаешься взять все в свои руки? Велиадра кивнула, ничуть не смутившись. – Привычка. – У тебя не получится меня подчинить. Брикхем размахнулась, не разжимая кулаков, и ударила. Лишь в последнее мгновение она, не выдержав, зажмурилась. – Неплохо. Силы у тебя хватает, вот только уходит она впустую. Не останавливай руку перед ударом. Расслабься. Велиадра поднялась со скамьи и потерла щеку. Потянулась к фибуле на плече, резко дернула, и плащ мягко скользнул на пол. Ее тело, теперь прикрываемое только короткой солдатской туникой, казалось особенно хрупким в неверном ночном свете, будто годы войны и лишений совсем не закалили его. Брикхем вдруг поняла, что смотрит на бесстрашную и жестокую руденийскую воительницу, повелевающую целыми армиями, сверху вниз. Расслабиться. Не думать о том, что твоя рука причиняет боль живому человеку. И о том, что если этому человеку что-то не понравится – тебе не жить. Еще один удар. Голова Велиадры мотнулась, из скрученных в узел волос выпала заколка, и они рассыпались крупными волнами. – Я тебе зубы не выбила? – в ужасе прошептала Брикхем. – Нет, – Велиадра выплюнула это слово вместе с кровью. – Продолжай. Брикхем опустила голову, замерла, не зная, что делать дальше, и встрепенулась, почувствовав прикосновение к щеке. Маленькая – как только меч держит – ладонь Велиадры была чуть шершавой, с мозолью у среднего пальца. А окровавленные губы – неожиданно твердыми и настойчивыми. Брикхем никогда не целовалась с женщиной – да что там, она и с мужчинами не часто целовалась, мало кто хотел связываться с городской ведьмой – и думала, что это должно быть как-то по-другому. И все же она ответила, впервые в жизни пробуя на вкус человеческую кровь. Как же она отличается от крови жертвенных животных… Наконец поцелуй прервался. – Эй, как ты смеешь самовольничать? – Прости. Твоя нерешительность такая… Такая… Не договорив, Велиадра опустилась на колени. Одевалась Брикхем по моде десятилетней давности – руденийская туника с тагосалийской юбкой: странное, но вполне красивое сочетание нижней одежды победителей и верхней – побежденных. Велиадра бесцеремонно задрала обе и лишь потом, снова улыбнувшись, поинтересовалась: – Можно? Брикхем на всякий случай легонько ткнула ее в бок носком башмака и прошептала: – Давай. – Еще никто из моих девочек… Не жаловался… Горячее дыхание опалило нежную кожу внутренней стороны бедра, а язык скользнул чуть выше. Брикхем, чувствуя слабость в коленях, сделала шажок к стене и тут же оказалась к ней прижата, чувствуя, как края досок впиваются в ягодицы. Велиадра не обманула: она была действительно умелой любовницей, и сейчас заставила Брикхем стонать так, что услышать должна была половина Динрилана, и хвататься руками за все вокруг. Когда все закончилось, Брикхем едва могла стоять, прислонившись к стене. Велиадра встала с колен упругим движением, легко подхватила лежащий на полу плащ и вдруг резко остановилась, пораженная какой-то мыслью. Вдруг она резко обернулась, и, схватив валяющийся на скамье ритуальный кинжал, сделала стремительный выпад.
* * * – Может, я все же заплачу тебе за новую одежду? – Это не просто юбка, – терпеливо объясняла Брикхем. – Она досталась мне от матери, и множество трав отдали свою краску ее узору. Пратис, любовник Велиадры, уже несколько лет следующий за ее армией и изредка возносящий молитвы божествам войны, чтобы показать, что он еще не совсем забыл об обязанностях жреца, наконец сумел вытащить кинжал. Брикхем тут же села – ночь она провела, пришпиленная к стене кинжалом, вонзившимся в опасной близости к телу. – Ну и чего мы добились? – Пратис был спокоен, будто каждый день освобождал своих соперниц – хотя о каком соперничестве тут могла идти речь? – Зачем это все вообще было? – Она должна была понять, что не стоит тебе изменять. И над тобой издеваться тоже не стоит. – Поняла? – Нет. Ужасная женщина. Пратис с трудом сдержал улыбку. Он наделся, что Велиадра никогда не узнает, что ее в это все впутал он. Иначе она не только расскажет ему о прошедшей ночи, но и все покажет. Прямо на нем.
с морем внутри, спасибо за понимание, мне очень приятно) Гость в 02:03, исполнение понравилось, спасибо вам) David Freeman, мы рождены, чтоб сказку сделать былью...))
Гость в 14:57, вы, как я понимаю, а1? Спасибо вам за... Как его? О! Вдохновение. рика инверс вредная,ленивая и с тарелками жрат, я понимаю, что читатели вряд ли видели мои прочие фички и тем паче знают мои мысли, так что старалась оторвать все от мира насколько возможно. Очень жаль, что получилось плохо.
Дост у вас, а2, - какой-то агрессор. И речь соответственная. Это скорее Драй. Поверьте, творческий чёрный интуит и базовый белый этик всегда найдёт, как ужалить, не используя кулаков.
– Я могу сделать тебе больно словами. Но это не магия. Я просто вижу тебя насквозь. А я о чем? Не забывайте о договорной основе происходящего, кстати. Досточка ведет себя руководствуясь не только собственными желаниями. И это не агрессор, поверьте, суггестивный черный сенсорик агрессоров чувствует за версту. Брикхем размахнулась, не разжимая кулаков, и ударила. Лишь в последнее мгновение она, не выдержав, зажмурилась. Расслабиться. Не думать о том, что твоя рука причиняет боль живому человеку. И о том, что если этому человеку что-то не понравится – тебе не жить. – Я тебе зубы не выбила? – в ужасе прошептала Брикхем. Так они себя не ведут.
А сам процесс вам не нравится? Вы, если вы Дост, могли бы показать мне всю эту изощренность. Тем более, я не агрессор, и мое положение в обществе условно равно вашему. Но как хотите, конечно.
Баль. Осталось вам раскрыть мою личность... И все. И... Кто же вы? Исключительно ради анализа восприятия моих фичков представителями разных ТИМов интересуюсь.
Роскошно и шикарно.
мои апплодисменты Вам.
Нап
а так неплохо)
[L]Гость в 19:55[/L], а к каким конфликтерам много подходит?)
ps^ дарк!достики по сути это недодрайзеры, с Идеей с большой буквы, а не томные кокетливые садисты. так что уж точно не им. имхо)
Гость, дьявольски люблю эксперименты) и насчет кокетливости... не думал, что Дост получится кокетливым, досадно.
не получилось, увы, назидательно описать его (
Очень-очень здорово, даже не ожидала, что поверится, учитывая сюжет заявки.
Я Дост, если что.
С миром автор палится ужасно.
792 слова.
Дверь убогой хижины на окраине Динрилана жалобно скрипнула и распахнулась. В единственную комнату, пропахшую целебными травами и простой грубой пищей, ворвался ветер. Он развевал пурпурный плащ на женщине, застывшей на пороге, а лившийся сверху лунный свет придавал складкам ткани пугающий кровавый оттенок.
Брикхем вздрогнула и испуганно сжалась. Руденийский воин на пороге жилища скромной ведьмы не сулил последней ничего хорошего. Даже если этот воин – женщина.
Дверь захлопнулась, заставив мелко затрястись солому, затыкавшую щели в стенах. Таинственная ночная гостья выступила в круг света.
Брикхем с трудом перевела дыхание. Да, договор. Она чуть об этом не забыла.
Велиадра, командующая всей руденийской армией в Тагосалии, смиренно опустилась на расшатанную скамейку. Неровное сиденье наверняка оставило в ее ногах парочку заноз, но она не подала виду, что испытывает хоть какое-то неудобство, лишь недобро усмехнулась.
– Ну, прекрасная колдунья, действуй. Без заклинаний справишься?
Брикхем глубоко вздохнула и встала, сжав руки в кулаки. Руденийцы всегда побаивались магии завоеванных народов, но Велиадра откровенно издевалась, непоколебимо веря в превосходство руденийского разума над любыми варварскими уловками.
– Я могу сделать тебе больно словами. Но это не магия. Я просто вижу тебя насквозь.
– Покажи мне…
Во взгляде Веллиадры смешались интерес и недоверие, а усмешка становилась все более самоуверенной.
– Даже сейчас пытаешься взять все в свои руки?
Велиадра кивнула, ничуть не смутившись.
– Привычка.
– У тебя не получится меня подчинить.
Брикхем размахнулась, не разжимая кулаков, и ударила. Лишь в последнее мгновение она, не выдержав, зажмурилась.
– Неплохо. Силы у тебя хватает, вот только уходит она впустую. Не останавливай руку перед ударом. Расслабься.
Велиадра поднялась со скамьи и потерла щеку. Потянулась к фибуле на плече, резко дернула, и плащ мягко скользнул на пол. Ее тело, теперь прикрываемое только короткой солдатской туникой, казалось особенно хрупким в неверном ночном свете, будто годы войны и лишений совсем не закалили его. Брикхем вдруг поняла, что смотрит на бесстрашную и жестокую руденийскую воительницу, повелевающую целыми армиями, сверху вниз.
Расслабиться. Не думать о том, что твоя рука причиняет боль живому человеку. И о том, что если этому человеку что-то не понравится – тебе не жить.
Еще один удар. Голова Велиадры мотнулась, из скрученных в узел волос выпала заколка, и они рассыпались крупными волнами.
– Я тебе зубы не выбила? – в ужасе прошептала Брикхем.
– Нет, – Велиадра выплюнула это слово вместе с кровью. – Продолжай.
Брикхем опустила голову, замерла, не зная, что делать дальше, и встрепенулась, почувствовав прикосновение к щеке. Маленькая – как только меч держит – ладонь Велиадры была чуть шершавой, с мозолью у среднего пальца. А окровавленные губы – неожиданно твердыми и настойчивыми. Брикхем никогда не целовалась с женщиной – да что там, она и с мужчинами не часто целовалась, мало кто хотел связываться с городской ведьмой – и думала, что это должно быть как-то по-другому. И все же она ответила, впервые в жизни пробуя на вкус человеческую кровь. Как же она отличается от крови жертвенных животных… Наконец поцелуй прервался.
– Эй, как ты смеешь самовольничать?
– Прости. Твоя нерешительность такая… Такая…
Не договорив, Велиадра опустилась на колени.
Одевалась Брикхем по моде десятилетней давности – руденийская туника с тагосалийской юбкой: странное, но вполне красивое сочетание нижней одежды победителей и верхней – побежденных. Велиадра бесцеремонно задрала обе и лишь потом, снова улыбнувшись, поинтересовалась:
– Можно?
Брикхем на всякий случай легонько ткнула ее в бок носком башмака и прошептала:
– Давай.
– Еще никто из моих девочек… Не жаловался…
Горячее дыхание опалило нежную кожу внутренней стороны бедра, а язык скользнул чуть выше. Брикхем, чувствуя слабость в коленях, сделала шажок к стене и тут же оказалась к ней прижата, чувствуя, как края досок впиваются в ягодицы.
Велиадра не обманула: она была действительно умелой любовницей, и сейчас заставила Брикхем стонать так, что услышать должна была половина Динрилана, и хвататься руками за все вокруг.
Когда все закончилось, Брикхем едва могла стоять, прислонившись к стене. Велиадра встала с колен упругим движением, легко подхватила лежащий на полу плащ и вдруг резко остановилась, пораженная какой-то мыслью. Вдруг она резко обернулась, и, схватив валяющийся на скамье ритуальный кинжал, сделала стремительный выпад.
* * *
– Может, я все же заплачу тебе за новую одежду?
– Это не просто юбка, – терпеливо объясняла Брикхем. – Она досталась мне от матери, и множество трав отдали свою краску ее узору.
Пратис, любовник Велиадры, уже несколько лет следующий за ее армией и изредка возносящий молитвы божествам войны, чтобы показать, что он еще не совсем забыл об обязанностях жреца, наконец сумел вытащить кинжал. Брикхем тут же села – ночь она провела, пришпиленная к стене кинжалом, вонзившимся в опасной близости к телу.
– Ну и чего мы добились? – Пратис был спокоен, будто каждый день освобождал своих соперниц – хотя о каком соперничестве тут могла идти речь? – Зачем это все вообще было?
– Она должна была понять, что не стоит тебе изменять. И над тобой издеваться тоже не стоит.
– Поняла?
– Нет. Ужасная женщина.
Пратис с трудом сдержал улыбку. Он наделся, что Велиадра никогда не узнает, что ее в это все впутал он. Иначе она не только расскажет ему о прошедшей ночи, но и все покажет. Прямо на нем.
Гость в 02:03, исполнение понравилось, спасибо вам)
David Freeman, мы рождены, чтоб сказку сделать былью...))
рика инверс вредная,ленивая и с тарелками жрат, я понимаю, что читатели вряд ли видели мои прочие фички и тем паче знают мои мысли, так что старалась оторвать все от мира насколько возможно. Очень жаль, что получилось плохо.
Болевые черные сенсоры так себя не ведут.
а2
А я о чем?
Не забывайте о договорной основе происходящего, кстати. Досточка ведет себя руководствуясь не только собственными желаниями.
И это не агрессор, поверьте, суггестивный черный сенсорик агрессоров чувствует за версту.
Брикхем размахнулась, не разжимая кулаков, и ударила. Лишь в последнее мгновение она, не выдержав, зажмурилась.
Расслабиться. Не думать о том, что твоя рука причиняет боль живому человеку. И о том, что если этому человеку что-то не понравится – тебе не жить.
– Я тебе зубы не выбила? – в ужасе прошептала Брикхем.
Так они себя не ведут.
а2
Дост был бы более изощрённым. А тут...
Долгой и плодотворной дискуссии не будет? Какая жалость...
а2
Плодотворной точно не будет. Может, останемся каждый при своём?
Но как хотите, конечно.
а2
Пусть другие читатели рассудят.
Это было всего лишь моё мнение.
Вы виктим?
И это не агрессор, поверьте, суггестивный черный сенсорик агрессоров чувствует за версту.
Это я про себя, да-с.
а2
Значит, Баль? На Еся вы не похожи.
И да, я не Дост.
Хоть и интуит.
И... Кто же вы?
Исключительно ради анализа восприятия моих фичков представителями разных ТИМов интересуюсь.
а2
По-моему, Роб.