Гексли приходит с дождем. Смеется, встряхивается мокрым щенком, расшвыривает по коридору вещи. - Домой не успевал, а тебе было ближе всех, - на ходу поясняет удивленному Бальзаку. – И я почти не промок! У тебя есть полотенце? Идет привычно на кухню и, не дождавшись Баля, вытирает голову салфетками. Задевает неловко заварочный чайник, чуть не опрокидывает, ловит на лету. И снова чему-то радуется: - Ну надо же, с иероглифами! вот этот точно означает Большая Удача! А это - Тигр, правда? Я когда-то учил японский, вот, все помню. - Это пожелание приятного чаепития на китайском, - суховато говорит Бальзак. Он внимательно изучает пейзаж за окном: унылые серы здания. Почему-то страшно взглянуть Гексли в глаза. Что он вообще делает здесь, в его доме, на его кухне? - Я завариваю чай, будем пить? – отвечая на незаданный вопрос, Гексли снова улыбается. А еще – роется в его шкафах, достает какие-то банки, нюхает, мурлычет что-то под нос, носится по кухне разноцветным вихрем. - Если хочешь. Стой, что ты делаешь?! Нельзя доливать холодной водой! - А, ерунда, не отравимся! – Гексли машет рукой, плюхает на стол чашки. – А что-то сладенькое у тебя есть? Замотался сегодня, срочно надо подкрепиться. Бальзак молча лезет за конфетами, но не успевает – Гексли уже откопал где-то баку с полузасохшей сгущенкой. В глазах – восторг ребенка, получившего долгожданную сладость. Лезет в нее прямо столовой ложкой, и с наслаждением облизывает: - Вкусно… Бальзак молча отхлебывает чай. Он ужасен – заваренный не по правилам, долитый прямо водой из-под крана – они могут подхватить любую болезнь, это попросту опасно, но… Гексли уже доел сгущенку, и теперь потрошит пакет с конфетами. - О, мои любимые! Ты же их не любишь, зачем купил? - Я принесу чего-то выпить, - глухо говорит Бальзак. Не объяснять же, что надеялся… Все равно не поверит. Да и незачем портить вечер глупостями. Когда он возвращается с коньяком, Гексли привязывает к длинной ленте конфеты, старательно затягивая узелки. - Гавайские бусы! – да что же это, опять улыбается! Его улыбка – локальный ад. Или рай? Он вечно путает эти понятия. – Алоха! У тебя есть гавайские песни? От коньяка Гексли смирнеет, устраивается на диванчике – близко, черт возьми, слишком близко! – поджимает ноги, складывает замысловатые башни на столе из коробочек-баночек-чашек. Бальзак наблюдает, стараясь не упустить ни малейшего движения. Кто знает, когда закончится дождь? Кто знает, когда уйдет Гексли? Но за окном льет все так же уныло и беспросветно. - Идем на выставку современного искусства? – Гексли пьяный, ласковый и уютный, как котенок. Ластится, чуть не мурлычет. Слишком опасный на этом крохотном пространственном пятачке. – Там весело… Такие персонажи попадаются… Люди вообще забавны, правда? Я их люблю. - А я – нет, - чертов язык, почему так сложно заставить себя молчать. – Тогда ты должен любить растения! – глубокомысленно заявляет Гексли, чуть не ложась на него. – Ведь логично? - Очень, - иронично замечает Бальзак. Его внутренний логик в присутствие Гексли уже давно впадает в кому. - Эй, тогда почем у тебя нет кактусов? – Гексли лезет проверить на подоконник, теряет равновесие, хватает за штору… Но Бальзак всегда начеку. - Тебе нельзя пить. Координация движений нарушается. - Ну, это у меня врожденное! – все с той же улыбкой Гексли машет рукой. Убить за легкое движение губ. Чтоб его никто не видел. Это восьмое чудо света достойно гробницы Тутанхамона. - Идем. Гексли доверчиво хватается за протянутую руку, покорно позволяет себя вести, сворачивается калачиком на кровати. - У тебя здесь уютно. Мне нравится. Хочешь – останусь? - Устроить тут локальный апокалипсис? Я лучше дождусь две тысячи двенадцатого. - Твое дело, - обиженно дуется Гексли. – О, а хочешь я кактус тебе подарю? У меня, правда, нет, но я у Дюма дома видел, такие симпатичные! - Спасибо, предпочту отказаться. Гексли садится, скрестив ноги, дергает за рукав. - Эй… ну хоть чего-нибудь ты хочешь? - Хочу. Секса с тобой. А вот теперь и правда конец света. Долгая, долгая, долгая пауза. - Посмотри мне в глаза, - Гексли непривычно тихий, и его голос…неуверенный? Нежные руки касаются его лица. - Я тоже хочу. Классно совпадение. Нам повезло, правда? - Я не верю в удачу, - Бальзак ни во что не верит. Даже в то, что происходит прямо сейчас. - Ну и не надо, - машет Гексли. – Главное – поверь в меня. А я – буду твоей удачей. Бальзак молча кивает, и тянется к пуговицам на рубашке. Господи, как можно надеть такой безвкусный галстук с Симпсонами? А впрочем… Его собственная удача рассеянно улыбается ему и расстегивает молнию на его джинсах. Сегодня ему повезет ее трахнуть.
Его собственная удача рассеянно улыбается ему и расстегивает молнию на его джинсах. Сегодня ему повезет ее трахнуть. За одно вот это уже спасибо =3 Приятный фик, спасибо.
Бальзак получился немного мороженый, зато Гексли... Впрочем, за полгода они вполне способны научиться заваривать чай О, а хочешь я кактус тебе подарю? У меня, правда, нет, но я у Дюма дома видел, такие симпатичные! Ыыыыы, мне так чуть попугайчика не приволокли ))). "У меня щас нету, но я Дона попрошу, он в попугаях знает. Научишь его разговаривать"
This must be done absolutely perfectly!... tomorrow(c)
Гость ой, правда любите гекслей?)) классно!) нас обычно не оч любят) Да, милый автор, от всего сердца. Я есенин, и моя лучшая подруга-Гексля была первой, кто вытянул меня на свет божий, если в двух словах. Так что...
Моральная власть над всеми.Сексуальная свобода ото всех.
Автор,у вас получился очень характерный и настоящий Баль.)Узнал своего,узнал себя - это так мило.)
Впрочем, за полгода они вполне способны научиться заваривать чай Да ладно?Я вот Гексли,и я хорошо готовлю,хоть и неохотно,и чай вполне ничего завариваю.
Да ладно?Я вот Гексли,и я хорошо готовлю,хоть и неохотно,и чай вполне ничего завариваю. Так а я не спорю Просто описанный Гексли очень похож на моего домашнего
Гексли приходит с дождем. Смеется, встряхивается мокрым щенком, расшвыривает по коридору вещи.
- Домой не успевал, а тебе было ближе всех, - на ходу поясняет удивленному Бальзаку. – И я почти не промок! У тебя есть полотенце?
Идет привычно на кухню и, не дождавшись Баля, вытирает голову салфетками.
Задевает неловко заварочный чайник, чуть не опрокидывает, ловит на лету. И снова чему-то радуется:
- Ну надо же, с иероглифами! вот этот точно означает Большая Удача! А это - Тигр, правда? Я когда-то учил японский, вот, все помню.
- Это пожелание приятного чаепития на китайском, - суховато говорит Бальзак. Он внимательно изучает пейзаж за окном: унылые серы здания. Почему-то страшно взглянуть Гексли в глаза. Что он вообще делает здесь, в его доме, на его кухне?
- Я завариваю чай, будем пить? – отвечая на незаданный вопрос, Гексли снова улыбается. А еще – роется в его шкафах, достает какие-то банки, нюхает, мурлычет что-то под нос, носится по кухне разноцветным вихрем.
- Если хочешь. Стой, что ты делаешь?! Нельзя доливать холодной водой!
- А, ерунда, не отравимся! – Гексли машет рукой, плюхает на стол чашки. – А что-то сладенькое у тебя есть? Замотался сегодня, срочно надо подкрепиться.
Бальзак молча лезет за конфетами, но не успевает – Гексли уже откопал где-то баку с полузасохшей сгущенкой. В глазах – восторг ребенка, получившего долгожданную сладость. Лезет в нее прямо столовой ложкой, и с наслаждением облизывает:
- Вкусно…
Бальзак молча отхлебывает чай. Он ужасен – заваренный не по правилам, долитый прямо водой из-под крана – они могут подхватить любую болезнь, это попросту опасно, но… Гексли уже доел сгущенку, и теперь потрошит пакет с конфетами.
- О, мои любимые! Ты же их не любишь, зачем купил?
- Я принесу чего-то выпить, - глухо говорит Бальзак. Не объяснять же, что надеялся… Все равно не поверит. Да и незачем портить вечер глупостями.
Когда он возвращается с коньяком, Гексли привязывает к длинной ленте конфеты, старательно затягивая узелки.
- Гавайские бусы! – да что же это, опять улыбается! Его улыбка – локальный ад. Или рай? Он вечно путает эти понятия. – Алоха! У тебя есть гавайские песни?
От коньяка Гексли смирнеет, устраивается на диванчике – близко, черт возьми, слишком близко! – поджимает ноги, складывает замысловатые башни на столе из коробочек-баночек-чашек.
Бальзак наблюдает, стараясь не упустить ни малейшего движения. Кто знает, когда закончится дождь? Кто знает, когда уйдет Гексли?
Но за окном льет все так же уныло и беспросветно.
- Идем на выставку современного искусства? – Гексли пьяный, ласковый и уютный, как котенок. Ластится, чуть не мурлычет. Слишком опасный на этом крохотном пространственном пятачке. – Там весело… Такие персонажи попадаются… Люди вообще забавны, правда? Я их люблю.
- А я – нет, - чертов язык, почему так сложно заставить себя молчать.
– Тогда ты должен любить растения! – глубокомысленно заявляет Гексли, чуть не ложась на него. – Ведь логично?
- Очень, - иронично замечает Бальзак. Его внутренний логик в присутствие Гексли уже давно впадает в кому.
- Эй, тогда почем у тебя нет кактусов? – Гексли лезет проверить на подоконник, теряет равновесие, хватает за штору… Но Бальзак всегда начеку.
- Тебе нельзя пить. Координация движений нарушается.
- Ну, это у меня врожденное! – все с той же улыбкой Гексли машет рукой. Убить за легкое движение губ. Чтоб его никто не видел. Это восьмое чудо света достойно гробницы Тутанхамона.
- Идем.
Гексли доверчиво хватается за протянутую руку, покорно позволяет себя вести, сворачивается калачиком на кровати.
- У тебя здесь уютно. Мне нравится. Хочешь – останусь?
- Устроить тут локальный апокалипсис? Я лучше дождусь две тысячи двенадцатого.
- Твое дело, - обиженно дуется Гексли. – О, а хочешь я кактус тебе подарю? У меня, правда, нет, но я у Дюма дома видел, такие симпатичные!
- Спасибо, предпочту отказаться.
Гексли садится, скрестив ноги, дергает за рукав.
- Эй… ну хоть чего-нибудь ты хочешь?
- Хочу. Секса с тобой.
А вот теперь и правда конец света. Долгая, долгая, долгая пауза.
- Посмотри мне в глаза, - Гексли непривычно тихий, и его голос…неуверенный?
Нежные руки касаются его лица.
- Я тоже хочу. Классно совпадение. Нам повезло, правда?
- Я не верю в удачу, - Бальзак ни во что не верит. Даже в то, что происходит прямо сейчас.
- Ну и не надо, - машет Гексли. – Главное – поверь в меня. А я – буду твоей удачей.
Бальзак молча кивает, и тянется к пуговицам на рубашке. Господи, как можно надеть такой безвкусный галстук с Симпсонами? А впрочем…
Его собственная удача рассеянно улыбается ему и расстегивает молнию на его джинсах. Сегодня ему повезет ее трахнуть.
.Широ спасиибо)) заявка уж очень жизненная.
Очень-очень.
.Широ а вы угадайте
Бальзак, вестимо?
нее, что вы. я типичнейший гексли
Я сам тоже Гексли
а я никогда не пишу от лица тех, кто мне близок. это неинтересно)) куда круче - прочувствовать другого человека, вжиться в его роль))
гек/баль - вообще отдельная тема. более чем жизненная)) я неплохо знаю балей... ну, мне так кажется.
и я их люблю)
Я хоть и не заказчик, но интересно х)
За одно вот это уже спасибо =3 Приятный фик, спасибо.
чай, боже! *хватается за голову* они все одинаковые, да?заказчик
Автор,вы мой кумир
Так прескрасно *о*
Подруг Баль
Аххх,чорд,в цитатник
*есенин почти идентично тексту любящий геклей*
Автор, вы прелесть =)))
не совсем тот Макс
С проблемой надо переспать. если челочек для тебя - проблема, переспи с ним! (с)
Гость спасииибо))
ох, да, если не все, то многие
Лунаретик~ ыы, как приятно получить комплимент от гексли!)) вот что значит родственные души!
даа, Бали...
F-fantazy спасибо большое!))) ой, правда любите гекслей?)) классно!) нас обычно не оч любят)
Ame Hitogoroshi спасибо!)) так приятно слышать)
Но в целом хорошо))
~ Broken Soul ~ спасибо!)))
О, а хочешь я кактус тебе подарю? У меня, правда, нет, но я у Дюма дома видел, такие симпатичные!
Ыыыыы, мне так чуть попугайчика не приволокли ))). "У меня щас нету, но я Дона попрошу, он в попугаях знает. Научишь его разговаривать"
Да, милый автор, от всего сердца. Я есенин, и моя лучшая подруга-Гексля была первой, кто вытянул меня на свет божий, если в двух словах. Так что...
Впрочем, за полгода они вполне способны научиться заваривать чай
Да ладно?Я вот Гексли,и я хорошо готовлю,хоть и неохотно,и чай вполне ничего завариваю.
и я их люблю)
Так а я не спорю