Как-то оно вообще лево. ООС, фетишизм не расписан, рейтинг условен. 2695
-Весна- Сколько света было в нем - хватило бы на целую планету. Сколько тепла - растаяли бы льды Антарктиды. В нем была совершенно бесценная весна, прохладная и еще снежная, но уже одуряюще пахнущая капелью. - Хочешь улететь? - прошептал Джек в солоноватую шею за белым воротником. - Далеко-далеко, дальше твоих ангелов. Дост поднял усталый взгляд, всмотрелся в стену, мутно улыбнувшись. - Нет. - Все твои проблемы останутся здесь, - губы Джека были настойчивы до головокружения. - А ты будешь смотреть на них сверху и смеяться. - Нет, - проговорил Достоевский, почти не шевеля губами. - Это только на один раз, - пообещал Джек. - Один, - повторил Достоевский и поймал голову Джека в свои холодные ладони. - Один. - И совсем бесплатно, потому что ты мой друг, - улыбнулся он. Почем сегодня внутренняя весна, знал только Джек. Достоевский растворился в согласии.
-Лето- Золотой песок его жизни сыпался в нижнюю половину часов. Крупинка за крупинкой, и Джек ждал, когда можно будет разбить стекло и продать золото. - Давай еще, мне так хорошо, - потолок кружился над Достом низко, вихрился радугой. - Деньги вперед, - веселился Джек, вытирая с лица Достоевского пот. - Смотри, совсем за бесценок отдаю, по дружбе. - Тумбочка, - произнес Дост, теряя свет вокруг вещей. - Нижний ящик. Джек не взял и копейки лишнего. Гадко пахло, и игла туго входила в тело. И все опять засияло.
-Осень- Дождь бил в висок молотом. Достоевский плакал на открытом балконе, а ногти сами царапали от сгиба локтя и до запястья. - Там бегают мышки, - прошептал он, ударившись лбом о плечо закаменевшего Джека. - Царапают. Мутило, когда Джек касался липких ладоней. Крутило, когда доставал пакетик из внутреннего кармана. - Белый-белый, - проговорил он, показывая рассыпчатое нутро полиэтилена. Рвало, когда Дост сжал его запястье и замотал головой, а по подбородку потекла слюна. В предвкушении экстаза Достоевский готов был лизать Джеку ноги. - Белый-белый-белый, - прошептал Дост. - Я заплачу потом. И нищенский луч солнца оцарапал искаженное лицо, и Джек зажал себе рот ладонью. Давно он не был в церкви - иконы его пугали.
-Зима- По венам его тек растопленный снег. Кровь была чиста и прозрачна. - Чем будешь платить теперь? - выдавил из себя Джек. Не мог коснуться белой смертельно руки, только смотрел на россыпь ожогов от иглы. - Собой, - усмехнулся Дост, сжав кулаки. - Разве я так плох? Не морщись. Джек поднял усталый взгляд, всмотрелся в стену, мутно улыбнувшись. - Дай мне свои руки, - попросил он. Судорожно переплел пальцы, до хруста в тонких костях. - Где твоя весна? - прошептал он обиженно и жалко. - Я отдал ее тебе. И слезы снежинками упали на холодные пальцы.
О. Это такое исполнение… Было абсолютно плевать на схожесть с ТИМами, с заявкой. Слишком уж затягивает, гипнотизирует этакая страшная сказка. Совершенно невероятно. Восхищенный читатель.
Заказчик пришел. Прочитал. Вдохновился и проникся. Автор, да вы молодец. Все так отрывисто, ломано, передано так наркомански, вы как будто, черт возьми, картину рисовали отвратительными жирными линиями, а в итоге получили просто конфетку. Оно так пробирает, аж за легкими отзывается. Спасибо.
Lalann Ну, я откроюсь и познакомлюсь тогда. Спасибо за похвалу, я старался очень-очень, потому что заявка задела и поцарапала. И вопрос: тимы вообще узнаваемы? Просто я к соционике на самом деле очень-очень боком, в руках у меня только стереотипы и пара знакомых Джеков, а Доста вообще нет.
Предупреждение. Автор загнался и вложил в заявку с эротическим намеком философский смысл.
Был ли он красив? О, да… Джек давно научился видеть скрытую красоту. Достоевский был красив своим внутренним светом, своей порывистостью и добротой, удивительной наивностью и чистотой души. Лондон бы не задумываясь выдрал руки и набил морду тому, кто подсадил это небесное создание на наркоту – бизнес бизнесом, но должно же в этой жизни быть что-то святое. Этого клиента ему «от чистого сердца» передал один из «коллег», в свою очередь получивший парня от кого-то еще, в их бизнесе предпочитали не называть имена. У Достоевского было мало денег, поэтому остальных дилеров он не сильно интересовал. С чего Джек решил связаться с этим измученным, несчастным, буквально раздетым до нитки существом? Он не знал. Дост уже продал свою однокомнатную квартиру где-то на окраинах, он был фактически нищим, без денег, жилья… у него не было ничего, кроме странного сияния в глазах, которое Джек не видел ни разу. - Ты такой добрый, - светло улыбнулся Достоевский, когда Лондон привел его в свою шикарную квартиру в центре. Парень ошибался. Наркодиллеры не бывают добрыми, наркодиллеры бывают с оригинальным мировоззрением. Джек был редкостным мудаком и прекрасно это осознавал, но он любил красоту и не любил, когда ее портили. - Ванна там. Пойдем, я покажу тебе твою комнату, потом приведешь себя в порядок. Кстати, кто ты по профессии? - Я?.. программист, - Дост с интересом оглядывался, кажется, не до конца осознавая, где он, кто он и что вообще происходит. То, что парень имеет компьютерное образование значительно упрощает задумку Джека. Кривая усмешка пробежала по губам Лондона. Когда-то тот, кто был дороже всего в этом мире, сказал, что такую бессердечную тварь невозможно любить. Но иногда сердце только мешает. Иногда расчет и бессердечие – единственное спасение.
После ванны и в чистой одежде Достоевский казался прекрасным видением. Тонкие кости, изящные запястья, бледная кожа, хрупкая фигура, длинные светлые волосы и удивительные серые глаза. В них был совершенно неземной свет, опошленный наркотическим дурманом. Джек не любил пошлость. - Пожалуйста, - пролепетало видение, - я… Лондон молча протянул ему уже наполненный шприц. - Это все на сегодня. Дома я ничего не храню, это опасно, завтра съезжу, привезу еще. Он видел, как прекрасный взгляд заполняется маниакальным желанием, видел, как подрагивают тянущиеся к шприцу руки, как судорожно дрожат пальцы, закатывающие рукав. Видел алые точки и синяки на белой коже, видел, как входит в вену игла и свет в глазах парня окончательно сменяется дурманом, как расплываются в идиотской улыбке тонкие губы… Главное правило жизни Джека – не навреди себе. Видимо, в жизни Доста его не существует, как жаль. Достоевский откидывается назад, что-то неразборчиво лепечет и Лондон не выдерживает, касается губами исколотых вен. Наркота туманит парню мозг, он неосознанно тянется к Джеку, но тот быстро отходит. Еще одно правило – не спи с тем, кто не отвечает за себя. Дост непременно будет его, но не в таком состоянии.
За следующую неделю Джек много узнает о своем новом «приобретении». И чем больше он узнает, тем сильнее хочется увидеться с тем, кто впервые дал этому несчастному дурь. Когда Достоевский адекватен, он становится приятным вежливым собеседником. Скромный мальчик из хорошей семьи, чистый ангел, чья линия жизни была ювелирно изрезана каким-то мудаком. Благодаря этому исковерканному существу Лондон познал новое для себя чувство – жалость. О, нет, он не благотворительная организация. Он делает это исключительно для себя.
- Послушай, говорит Джек однажды вечером, - ты живешь в моем доме, на мои деньги… Чем будешь расплачиваться за это? Дост смотрит на него так удивленно, будто с него потребовал плату ангел. Но Лондон – не ангел и он подсказывает решение, прикасаясь губами к тонким бледным пальцам. Парню страшно, он никогда не думал о возможности подобных отношений с мужчиной, но Джек специально не дал ему наркоты. Достоевскому нужен стимул для согласия? У него он есть.
В первый раз это медленно и нежно. Доста трясет то ли от страха, то ли от приближающейся ломки, но он все еще понимает, что происходит, и Лондону этого достаточно… на этот раз. Он внимателен и чуток, он ласкает языком выступающие косточки ключиц, проводит кончиками пальцев по линии плеч, целует ласково и тягуче. У Джека богатый опыт, он умеет доставлять наслаждение, хотя, конечно, до наркотика ему далеко. Он наслаждается сам – каждым прикосновением к тонкой гладкой коже. Под его руками изгибается неумелое стройное тело, с искусанных губ срываются вздохи и всхлипы, в серых глазах страх, дурман и какое-то странное доверие. Глупый, глупый мальчишка… Это долго – успокоить парня, растянуть неподатливые мышцы, позаботиться о том, чтобы не причинить сильной боли. Но Лондон сегодня терпелив, терпелив, внимателен и чуток, потому что это – основа его плана, а он никогда не ошибается, добиваясь желаемого. И Достоевский всхлипывает и стонет от ласк умелых рук и губ, отдавая свое тело тому, от которого надо держаться подальше. Потом Джек собственноручно вгоняет иглу в подставленную вену и уходит в душ, чтобы не видеть то, во что превратит его нового любовника наркотик.
Еще недели Достоевскому достаточно, чтобы привыкнуть к Лондону, его требовательности и раскованности. Привыкнуть…и влюбиться. Впервые услышав сонное «люблю», Джек задумывается, а не ошибся ли он в своих расчетах, но потом отбрасывает эту мысль. Сначала ему хочется шутить на тему, что Дост любит больше – его или приносимую им наркоту? Но одного оскорбленного взгляда становится достаточно, чтобы понять ответ. Пока парень адекватен, он удивительно ласков и мил, вся время тянется за прикосновениями, солнечно улыбается, рассказывает о своей жизни так честно и искренне, что это даже подкупает. Джек приносит наркоту. Джек целует тонкие исколотые руки. Джек все еще достаточно хорошо себя контролирует. А Достоевский рассуждает об их Рае и любви, о том, как он благодарен судьбе за встречу с Лондоном, строит какие-то планы.
А еще был секс. Много чувственного, страстного секса. Джек отучил любовника смущаться раскованных ласк, поз, пошлостей. Научил наслаждаться, отдаваться, возвращать удовольствие. Дост был хорошим и внимательным учеником, послушно изгибаясь в отражениях зеркал, на столе, упираясь руками в оконное стекло во всю стену, закидывая ноги Лондону на плечи.
- Я нашел тебе работу. Надо написать пару программ для одной конторы. Достоевский стоит в дверях в его рубашке, смотрит удивленно, непонимающе, а потом зовуще улыбается и спрашивает: - А может… я и дальше буду платить собой?... Это бы могло сработать, если бы Джек не привык думать только и исключительно головой. - Нет, милый… Чистота и наивность, ни капли порока, только наркотический дурман пятнает ангельское совершенство. Лондон, конечно, возьмет, что ему предлагают, но и желаемого добьется. Следующие дни Дост вспоминает забытые было навыки, склонившись над нетбуком. А еще у парня болит голова, ему кажется, что заветный укол уже не дарит такого счастья, как раньше. На заработанные деньги Джек покупает вино и устраивает небольшое представление.
- Это такая игра, милый, - шепчет Джек и крепко привязывает запястья Доста к спинке кровати. Тот улыбается, он пьян и влюблен, а еще он бесконечно верит своему спасителю. В эту ночь Лондону особенно удается роль великолепного любовника и мечущееся на постели тело под ним раз за разом накрывает оргазм. Измотанный и счастливый, Достоевский засыпает, а Джек так и не удосуживается развязать путы. - Знаешь, в чем главная проблема? – задумчиво спрашивает он у спящего, - наш рай… его не существует.
А потом Досту кажется, что он попал в ад. Его ангел оборачивается мучителем, руки по-прежнему крепко зафиксированы, наркотика нет, а вместо него любимый раз за разом вводит в вены какую-то дрянь, от которой его выворачивает наизнанку. Он орет, срывая голос, умоляет, просит, обещает все, что угодно за дозу. А Джек спокойно вкалывает мечущемуся в ломке наркоману детоксикаторы и иногда целует тонкие исколотые руки. Он не может избавиться от этой картины – сгиб локтя, болезненно-белая кожа, россыпь темных точек. - Чудовище! Бессердечное чудовище! – кричит Достоевский. - Меня так называли, - соглашается Лондон, но его не слышат.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… - Ты слишком красив, чтобы быть так безобразно опошленным. Я не развяжу веревок, я не дам дозы. Ты должен преодолеть эту слабость.
- Прошу, я люблю тебя, я так люблю тебя… и ты меня тоже, прошу… - Нет.
- Знаешь, - говорил Джек бессознательному телу, - в нашем мире столько мерзости, что иногда никакой веры не хватает. Я такая сволочь… я продаю наркотики, я делаю деньги на чужой боли и осколках чужих жизней. И мне не жаль их – они глупы, слабы и ничтожны. Они не представляют из себя ничего, они ничего не стоят, они – всего лишь грязь. Но есть такие как ты. Вы самим своим существованием даете веру в то, что можно иначе. Что не все люди – разменные карты в играх с жизнью и удачей. От вас не требуется ничего, просто жить... жить и светить. Джек не мог его любить. Но он мог любить его красоту.
- За что? – прошептал Дост. Увидев разум в серых глазах, Джек все же ответил. - Ты убиваешь себя. Я не хочу этого. - Я.. я понял. Моя любовь к тебе сильнее этой зависимости…
Самое забавное, что это оказалось действительно так. Конечно, особой силы воли у Достоевского не было, но он, по крайней мере, не мешал возвращать ему рассудок. - Я… я люблю тебя, - толи шептал, толи хныкал Дост в очередном полубреду. - Я хочу видеть тебя адекватным, - отвечал Джек, проводя пальцами по следам уколов, будто желая их стереть.
Он его вытащил. За шкирку выдернул из наполненной дурью бездны. Нашел работу, научил зарабатывать деньги, вбил в голову простейшие основы выживания. Не вредить себе. Не поддаваться слабостям. Избегать соблазнов. Не верить незнакомцам. Быть самостоятельным. Любить и ценить себя. Не сдаваться. Как скульптор, заново вылепливал совершенство, точнее, помогал Досту восстановить себя прежнего. На это ушел год.
- Думаю, ты уже достаточно самостоятелен, - задумчиво пробормотал Джек, потягивая вино. - Для чего? – копавшийся во внутренностях компа Достоевский настороженно взглянул на любовника. - Для того, чтобы я мог тебя со спокойной совестью отпустить и заняться своей жизнью. Дост не поверил. Подошел, посмотрел в родные, любимые, совершенно спокойные глаза… и закрыл лицо руками. - Почему?.. - Потому что в тебе есть то, чего нет, не было и не будет во мне. Я не мог тебе позволить угробить такую красоту. - А любовь? - А любовь бывает разная. - Ты же умеешь любить, я знаю… я верю! - Возможно. Достоевский опустился в кресло, будто его разом покинули все силы. - Только пожалуйста, не повторяй прежних ошибок. Мне будет досадно, если окажется, что те силы, которые я в тебя вложил, не окупятся. - Кто тебя научил так разговаривать, а? – внезапно спросил Дост. - Как – так? - Как скотина! Ты же сейчас хотел сказать, что ты ко мне привязался и не желаешь, чтобы я снова скатился вниз, не желаешь, чтобы мне было плохо. - А я это и сказал. - Ошибаешься. Ладно, я все понял… Я уйду завтра. - Можешь задержаться настолько, насколько нужно, чтобы подобрать квартиру и решить прочие вопросы. Я буду не против тебя видеть. - Не сомневаюсь. Но я уйду завтра, - упрямо повторил Дост и вышел.
Лондон стоял, прислонившись лбом к окну, и смотрел на отъезжающее такси. Он помнил, что сказал, уходя, Драй. Такие ублюдки, как Джек, не способны сделать этот мир лучше. Своими руками – возможно и нет, а вот чужими – запросто.
In the cold light of morning, while everyone's yawning, you're high.(c)
автор №1 - предыдущий комент был вам))
автор №2 - потрясно *\\\\\\\* вы поразили не меньше. какой Джеек, какой Доост!! и концовка.... Т____Т вы так впечатлили меня, что просто слов не хватает...
kuro shinigami а я уже хотел плакать в уголочке, что с приходом второго автора про первого забыли) мне, как и второму автору, стыдно, когда смотрю на вашу аватарку)) спасииибо!
автор 2 ваше исполнение круче моего, и мне завидно, обидно, а еще я ревную читателей, это весеннее обострение чсв >< и шмыгал, потому что грустный и правильный такой финал у вас т.т
In the cold light of morning, while everyone's yawning, you're high.(c)
michi-san ваще исполнение просто волшебно!! и эта весна-лето-осень-зима как в реквиеме... оба автора молоцы просто, на мой взгляд)) обоим цветочки и печеньки ^^ второго автора просто было побольше *,..............,*
-
-
12.04.2011 в 21:532695
-Весна-
Сколько света было в нем - хватило бы на целую планету. Сколько тепла - растаяли бы льды Антарктиды. В нем была совершенно бесценная весна, прохладная и еще снежная, но уже одуряюще пахнущая капелью.
- Хочешь улететь? - прошептал Джек в солоноватую шею за белым воротником. - Далеко-далеко, дальше твоих ангелов.
Дост поднял усталый взгляд, всмотрелся в стену, мутно улыбнувшись.
- Нет.
- Все твои проблемы останутся здесь, - губы Джека были настойчивы до головокружения. - А ты будешь смотреть на них сверху и смеяться.
- Нет, - проговорил Достоевский, почти не шевеля губами.
- Это только на один раз, - пообещал Джек.
- Один, - повторил Достоевский и поймал голову Джека в свои холодные ладони. - Один.
- И совсем бесплатно, потому что ты мой друг, - улыбнулся он.
Почем сегодня внутренняя весна, знал только Джек. Достоевский растворился в согласии.
-Лето-
Золотой песок его жизни сыпался в нижнюю половину часов. Крупинка за крупинкой, и Джек ждал, когда можно будет разбить стекло и продать золото.
- Давай еще, мне так хорошо, - потолок кружился над Достом низко, вихрился радугой.
- Деньги вперед, - веселился Джек, вытирая с лица Достоевского пот. - Смотри, совсем за бесценок отдаю, по дружбе.
- Тумбочка, - произнес Дост, теряя свет вокруг вещей. - Нижний ящик.
Джек не взял и копейки лишнего.
Гадко пахло, и игла туго входила в тело. И все опять засияло.
-Осень-
Дождь бил в висок молотом. Достоевский плакал на открытом балконе, а ногти сами царапали от сгиба локтя и до запястья.
- Там бегают мышки, - прошептал он, ударившись лбом о плечо закаменевшего Джека. - Царапают.
Мутило, когда Джек касался липких ладоней. Крутило, когда доставал пакетик из внутреннего кармана.
- Белый-белый, - проговорил он, показывая рассыпчатое нутро полиэтилена.
Рвало, когда Дост сжал его запястье и замотал головой, а по подбородку потекла слюна. В предвкушении экстаза Достоевский готов был лизать Джеку ноги.
- Белый-белый-белый, - прошептал Дост. - Я заплачу потом.
И нищенский луч солнца оцарапал искаженное лицо, и Джек зажал себе рот ладонью.
Давно он не был в церкви - иконы его пугали.
-Зима-
По венам его тек растопленный снег. Кровь была чиста и прозрачна.
- Чем будешь платить теперь? - выдавил из себя Джек.
Не мог коснуться белой смертельно руки, только смотрел на россыпь ожогов от иглы.
- Собой, - усмехнулся Дост, сжав кулаки. - Разве я так плох? Не морщись.
Джек поднял усталый взгляд, всмотрелся в стену, мутно улыбнувшись.
- Дай мне свои руки, - попросил он.
Судорожно переплел пальцы, до хруста в тонких костях.
- Где твоя весна? - прошептал он обиженно и жалко.
- Я отдал ее тебе.
И слезы снежинками упали на холодные пальцы.
-
-
12.04.2011 в 21:55-
-
12.04.2011 в 22:19-
-
12.04.2011 в 22:20Спасибо.)
-
-
12.04.2011 в 22:22*выдохнул* Уф, если Джеку понравилось, то хотя бы на 50% не оос)
а.
-
-
12.04.2011 в 22:23Спасибо) Писалось под впечатлением от
реквиема по мечтеобщения с Джеком, хотя он и не такой совсем, как описано)а.
-
-
12.04.2011 в 22:27-
-
13.04.2011 в 17:01Слишком уж затягивает, гипнотизирует этакая страшная сказка.
Совершенно невероятно.
Восхищенный читатель.
-
-
13.04.2011 в 18:02спасибо))
наст.
Спасибо, спасибо!
На то и был мой коварный расчет.Вы меня смутили своими словами))а.
-
-
13.04.2011 в 18:03-
-
13.04.2011 в 18:06ай, давайте не вслух, а то заказчик поймет))
если придета.
-
-
13.04.2011 в 18:10-
-
13.04.2011 в 18:18-
-
13.04.2011 в 18:38Прочитал.
Вдохновился и проникся.
Автор, да вы молодец. Все так отрывисто, ломано, передано так наркомански, вы как будто, черт возьми, картину рисовали отвратительными жирными линиями, а в итоге получили просто конфетку. Оно так пробирает, аж за легкими отзывается.
Спасибо.
-
-
13.04.2011 в 19:46Ну, я откроюсь и познакомлюсь тогда.
Спасибо за похвалу, я старался очень-очень, потому что заявка задела и поцарапала.
И вопрос: тимы вообще узнаваемы? Просто я к соционике на самом деле очень-очень боком, в руках у меня только стереотипы и пара знакомых Джеков,
а Доста вообще нет.а.
-
-
13.04.2011 в 21:13Был ли он красив? О, да… Джек давно научился видеть скрытую красоту. Достоевский был красив своим внутренним светом, своей порывистостью и добротой, удивительной наивностью и чистотой души. Лондон бы не задумываясь выдрал руки и набил морду тому, кто подсадил это небесное создание на наркоту – бизнес бизнесом, но должно же в этой жизни быть что-то святое.
Этого клиента ему «от чистого сердца» передал один из «коллег», в свою очередь получивший парня от кого-то еще, в их бизнесе предпочитали не называть имена. У Достоевского было мало денег, поэтому остальных дилеров он не сильно интересовал. С чего Джек решил связаться с этим измученным, несчастным, буквально раздетым до нитки существом? Он не знал.
Дост уже продал свою однокомнатную квартиру где-то на окраинах, он был фактически нищим, без денег, жилья… у него не было ничего, кроме странного сияния в глазах, которое Джек не видел ни разу.
- Ты такой добрый, - светло улыбнулся Достоевский, когда Лондон привел его в свою шикарную квартиру в центре.
Парень ошибался. Наркодиллеры не бывают добрыми, наркодиллеры бывают с оригинальным мировоззрением. Джек был редкостным мудаком и прекрасно это осознавал, но он любил красоту и не любил, когда ее портили.
- Ванна там. Пойдем, я покажу тебе твою комнату, потом приведешь себя в порядок. Кстати, кто ты по профессии?
- Я?.. программист, - Дост с интересом оглядывался, кажется, не до конца осознавая, где он, кто он и что вообще происходит.
То, что парень имеет компьютерное образование значительно упрощает задумку Джека. Кривая усмешка пробежала по губам Лондона. Когда-то тот, кто был дороже всего в этом мире, сказал, что такую бессердечную тварь невозможно любить. Но иногда сердце только мешает. Иногда расчет и бессердечие – единственное спасение.
После ванны и в чистой одежде Достоевский казался прекрасным видением. Тонкие кости, изящные запястья, бледная кожа, хрупкая фигура, длинные светлые волосы и удивительные серые глаза. В них был совершенно неземной свет, опошленный наркотическим дурманом. Джек не любил пошлость.
- Пожалуйста, - пролепетало видение, - я…
Лондон молча протянул ему уже наполненный шприц.
- Это все на сегодня. Дома я ничего не храню, это опасно, завтра съезжу, привезу еще.
Он видел, как прекрасный взгляд заполняется маниакальным желанием, видел, как подрагивают тянущиеся к шприцу руки, как судорожно дрожат пальцы, закатывающие рукав. Видел алые точки и синяки на белой коже, видел, как входит в вену игла и свет в глазах парня окончательно сменяется дурманом, как расплываются в идиотской улыбке тонкие губы…
Главное правило жизни Джека – не навреди себе. Видимо, в жизни Доста его не существует, как жаль.
Достоевский откидывается назад, что-то неразборчиво лепечет и Лондон не выдерживает, касается губами исколотых вен. Наркота туманит парню мозг, он неосознанно тянется к Джеку, но тот быстро отходит. Еще одно правило – не спи с тем, кто не отвечает за себя. Дост непременно будет его, но не в таком состоянии.
За следующую неделю Джек много узнает о своем новом «приобретении». И чем больше он узнает, тем сильнее хочется увидеться с тем, кто впервые дал этому несчастному дурь. Когда Достоевский адекватен, он становится приятным вежливым собеседником. Скромный мальчик из хорошей семьи, чистый ангел, чья линия жизни была ювелирно изрезана каким-то мудаком. Благодаря этому исковерканному существу Лондон познал новое для себя чувство – жалость.
О, нет, он не благотворительная организация. Он делает это исключительно для себя.
- Послушай, говорит Джек однажды вечером, - ты живешь в моем доме, на мои деньги… Чем будешь расплачиваться за это?
Дост смотрит на него так удивленно, будто с него потребовал плату ангел. Но Лондон – не ангел и он подсказывает решение, прикасаясь губами к тонким бледным пальцам. Парню страшно, он никогда не думал о возможности подобных отношений с мужчиной, но Джек специально не дал ему наркоты. Достоевскому нужен стимул для согласия? У него он есть.
В первый раз это медленно и нежно. Доста трясет то ли от страха, то ли от приближающейся ломки, но он все еще понимает, что происходит, и Лондону этого достаточно… на этот раз. Он внимателен и чуток, он ласкает языком выступающие косточки ключиц, проводит кончиками пальцев по линии плеч, целует ласково и тягуче. У Джека богатый опыт, он умеет доставлять наслаждение, хотя, конечно, до наркотика ему далеко. Он наслаждается сам – каждым прикосновением к тонкой гладкой коже. Под его руками изгибается неумелое стройное тело, с искусанных губ срываются вздохи и всхлипы, в серых глазах страх, дурман и какое-то странное доверие. Глупый, глупый мальчишка…
Это долго – успокоить парня, растянуть неподатливые мышцы, позаботиться о том, чтобы не причинить сильной боли. Но Лондон сегодня терпелив, терпелив, внимателен и чуток, потому что это – основа его плана, а он никогда не ошибается, добиваясь желаемого. И Достоевский всхлипывает и стонет от ласк умелых рук и губ, отдавая свое тело тому, от которого надо держаться подальше.
Потом Джек собственноручно вгоняет иглу в подставленную вену и уходит в душ, чтобы не видеть то, во что превратит его нового любовника наркотик.
Еще недели Достоевскому достаточно, чтобы привыкнуть к Лондону, его требовательности и раскованности. Привыкнуть…и влюбиться. Впервые услышав сонное «люблю», Джек задумывается, а не ошибся ли он в своих расчетах, но потом отбрасывает эту мысль.
Сначала ему хочется шутить на тему, что Дост любит больше – его или приносимую им наркоту? Но одного оскорбленного взгляда становится достаточно, чтобы понять ответ. Пока парень адекватен, он удивительно ласков и мил, вся время тянется за прикосновениями, солнечно улыбается, рассказывает о своей жизни так честно и искренне, что это даже подкупает. Джек приносит наркоту. Джек целует тонкие исколотые руки. Джек все еще достаточно хорошо себя контролирует.
А Достоевский рассуждает об их Рае и любви, о том, как он благодарен судьбе за встречу с Лондоном, строит какие-то планы.
А еще был секс. Много чувственного, страстного секса. Джек отучил любовника смущаться раскованных ласк, поз, пошлостей. Научил наслаждаться, отдаваться, возвращать удовольствие. Дост был хорошим и внимательным учеником, послушно изгибаясь в отражениях зеркал, на столе, упираясь руками в оконное стекло во всю стену, закидывая ноги Лондону на плечи.
- Я нашел тебе работу. Надо написать пару программ для одной конторы.
Достоевский стоит в дверях в его рубашке, смотрит удивленно, непонимающе, а потом зовуще улыбается и спрашивает:
- А может… я и дальше буду платить собой?...
Это бы могло сработать, если бы Джек не привык думать только и исключительно головой.
- Нет, милый…
Чистота и наивность, ни капли порока, только наркотический дурман пятнает ангельское совершенство. Лондон, конечно, возьмет, что ему предлагают, но и желаемого добьется.
Следующие дни Дост вспоминает забытые было навыки, склонившись над нетбуком. А еще у парня болит голова, ему кажется, что заветный укол уже не дарит такого счастья, как раньше.
На заработанные деньги Джек покупает вино и устраивает небольшое представление.
- Это такая игра, милый, - шепчет Джек и крепко привязывает запястья Доста к спинке кровати. Тот улыбается, он пьян и влюблен, а еще он бесконечно верит своему спасителю.
В эту ночь Лондону особенно удается роль великолепного любовника и мечущееся на постели тело под ним раз за разом накрывает оргазм. Измотанный и счастливый, Достоевский засыпает, а Джек так и не удосуживается развязать путы.
- Знаешь, в чем главная проблема? – задумчиво спрашивает он у спящего, - наш рай… его не существует.
А потом Досту кажется, что он попал в ад. Его ангел оборачивается мучителем, руки по-прежнему крепко зафиксированы, наркотика нет, а вместо него любимый раз за разом вводит в вены какую-то дрянь, от которой его выворачивает наизнанку. Он орет, срывая голос, умоляет, просит, обещает все, что угодно за дозу. А Джек спокойно вкалывает мечущемуся в ломке наркоману детоксикаторы и иногда целует тонкие исколотые руки. Он не может избавиться от этой картины – сгиб локтя, болезненно-белая кожа, россыпь темных точек.
- Чудовище! Бессердечное чудовище! – кричит Достоевский.
- Меня так называли, - соглашается Лондон, но его не слышат.
-
-
13.04.2011 в 21:14- Ты слишком красив, чтобы быть так безобразно опошленным. Я не развяжу веревок, я не дам дозы. Ты должен преодолеть эту слабость.
- Прошу, я люблю тебя, я так люблю тебя… и ты меня тоже, прошу…
- Нет.
- Знаешь, - говорил Джек бессознательному телу, - в нашем мире столько мерзости, что иногда никакой веры не хватает. Я такая сволочь… я продаю наркотики, я делаю деньги на чужой боли и осколках чужих жизней. И мне не жаль их – они глупы, слабы и ничтожны. Они не представляют из себя ничего, они ничего не стоят, они – всего лишь грязь. Но есть такие как ты. Вы самим своим существованием даете веру в то, что можно иначе. Что не все люди – разменные карты в играх с жизнью и удачей. От вас не требуется ничего, просто жить... жить и светить.
Джек не мог его любить. Но он мог любить его красоту.
- За что? – прошептал Дост.
Увидев разум в серых глазах, Джек все же ответил.
- Ты убиваешь себя. Я не хочу этого.
- Я.. я понял. Моя любовь к тебе сильнее этой зависимости…
Самое забавное, что это оказалось действительно так. Конечно, особой силы воли у Достоевского не было, но он, по крайней мере, не мешал возвращать ему рассудок.
- Я… я люблю тебя, - толи шептал, толи хныкал Дост в очередном полубреду.
- Я хочу видеть тебя адекватным, - отвечал Джек, проводя пальцами по следам уколов, будто желая их стереть.
Он его вытащил. За шкирку выдернул из наполненной дурью бездны. Нашел работу, научил зарабатывать деньги, вбил в голову простейшие основы выживания. Не вредить себе. Не поддаваться слабостям. Избегать соблазнов. Не верить незнакомцам. Быть самостоятельным. Любить и ценить себя. Не сдаваться.
Как скульптор, заново вылепливал совершенство, точнее, помогал Досту восстановить себя прежнего. На это ушел год.
- Думаю, ты уже достаточно самостоятелен, - задумчиво пробормотал Джек, потягивая вино.
- Для чего? – копавшийся во внутренностях компа Достоевский настороженно взглянул на любовника.
- Для того, чтобы я мог тебя со спокойной совестью отпустить и заняться своей жизнью.
Дост не поверил. Подошел, посмотрел в родные, любимые, совершенно спокойные глаза… и закрыл лицо руками.
- Почему?..
- Потому что в тебе есть то, чего нет, не было и не будет во мне. Я не мог тебе позволить угробить такую красоту.
- А любовь?
- А любовь бывает разная.
- Ты же умеешь любить, я знаю… я верю!
- Возможно.
Достоевский опустился в кресло, будто его разом покинули все силы.
- Только пожалуйста, не повторяй прежних ошибок. Мне будет досадно, если окажется, что те силы, которые я в тебя вложил, не окупятся.
- Кто тебя научил так разговаривать, а? – внезапно спросил Дост.
- Как – так?
- Как скотина! Ты же сейчас хотел сказать, что ты ко мне привязался и не желаешь, чтобы я снова скатился вниз, не желаешь, чтобы мне было плохо.
- А я это и сказал.
- Ошибаешься. Ладно, я все понял… Я уйду завтра.
- Можешь задержаться настолько, насколько нужно, чтобы подобрать квартиру и решить прочие вопросы. Я буду не против тебя видеть.
- Не сомневаюсь. Но я уйду завтра, - упрямо повторил Дост и вышел.
Лондон стоял, прислонившись лбом к окну, и смотрел на отъезжающее такси. Он помнил, что сказал, уходя, Драй. Такие ублюдки, как Джек, не способны сделать этот мир лучше. Своими руками – возможно и нет, а вот чужими – запросто.
-
-
13.04.2011 в 21:18Хочется читать и перечитывать *\\\\\\\\\\\\\* у вас замечательный слог
Досточарованный читатель-
-
13.04.2011 в 21:25-
-
13.04.2011 в 22:12Какая история вообще...
-
-
13.04.2011 в 22:18-
-
13.04.2011 в 22:32автор №2 - потрясно *\\\\\\\* вы поразили не меньше. какой Джеек, какой Доост!! и концовка.... Т____Т вы так впечатлили меня, что просто слов не хватает...
-
-
13.04.2011 в 22:36а я уже хотел плакать в уголочке, что с приходом второго автора про первого забыли)мне, как и второму автору, стыдно, когда смотрю на вашу аватарку)) спасииибо!
а1, окончательно раскрывшийся и успокоившийся
-
-
13.04.2011 в 22:36kuro shinigami , мне пора лечить мое ЧСВ ^^"
рада, что мне это удалось))
автор 2
-
-
13.04.2011 в 22:37-
-
13.04.2011 в 22:39и почему шмыгал?..
автор 2
-
-
13.04.2011 в 22:45ваше исполнение круче моего, и мне завидно, обидно, а еще я ревную читателей, это весеннее обострение чсв ><
и шмыгал, потому что грустный и правильный такой финал у вас т.т
-
-
13.04.2011 в 22:49а в чем вы видите правильность? *любопытно* неужели кто-то согласен с моим суровым мнением?)
автор 2
-
-
13.04.2011 в 22:49оба автора молоцы просто, на мой взгляд)) обоим цветочки и печеньки ^^
второго автора просто было побольше *,..............,*
-
-
13.04.2011 в 22:56