Потенциальный автор интересуется: заказчику жизненно важно, чтобы оба персонажи были мужеского полу, или это остается на усмотрение автора, у которого внезапно сложилась гетная картинка в голове?
В общем, у автора случилось словесное недержание, поэтому он не дождался ответа, написал как написалось и заранее раскаивается, если что. Многобукф (1206 слов), занудство. У одного из исполнителей первого тура позаимствована идея называть персонажа-Бальзака "Оноре", что визуально больше смахивает на женское имя и меньше выедает глаза. У автора в голове рисуется какой-то альтернативный технологический мир, но по тексту этого почти не видно.
На высоте сорок девятого этажа ты намного ближе к солнцу, чем большинство людей бывали когда-либо в своей жизни. Эта близость, как вызов, делает его непозволительно наглым: утренний свет находит любую лазейку в неплотно задернутых жалюзи, льется внутрь, мягко затапливает конференц-зал. На часах нет и половины девятого, но все места за столом заняты – все, кроме одного, потому что президент Корпорации вечно опаздывает на свои коронные семь минут. Кто-то возмущенно отслеживает секунды по циферблату, кто-то пожимает плечами – человек, у которого столько денег, может опаздывать хоть на час, - но на самом деле за годы работы все привыкли. Оноре с невозмутимым лицом наблюдает за тем, как корчит рожицы напротив директор по продажам – солнце светит ей прямо в глаза, но она, конечно, ни за что не откинется на спинку стула; а ведь серьезная женщина, казалось бы. Они не слишком знали друг друга: на работе не до светских бесед, а работать вместе с вечно смешливой, с небрежными кудряшками, которым не место в офисе, Донной было невозможно - они будто разговаривали на разных языках, что вызывало глухое раздражение, от которого болит голова. Ее можно было бы уволить, но она считала в уме быстрее электронно-вычислительных машин и держала у себя в сейфе их черную бухгалтерию. Бог с ним, личной неприязни не место на работе. - Еще полторы минуты, - сообщает сидящий справа директор юридического отдела, поправляя очки, и Оноре мысленно усмехается. Минута, дорогой коллега, уж я-то знаю точно. Дорогу от кабинета президента она знала посекундно, как и то, сколько мгновений он проводит перед зеркалом в коридоре, сколько слов (включая комплименты) говорит секретарше в приемной – сколько ударов сердца, и то смогла бы посчитать, наверное. Никаких сантиментов; она просто знает Наполеона лучше, чем кто-либо в этом зале, а в этом зале сидят люди, которые зарабатывают на информации миллиарды. Она знает пароль от его ноутбука, знает, о чем на самом деле были вчерашние переговоры («с инвесторами», как все считают, ну конечно), от него знает, кто завтра не выйдет на работу – никуда уже не выйдет, никогда,- знает настоящие цифры в настоящих счетах. Лучше всех знает, что он никогда не остановится. Знает чужую улыбку левым уголком рта, и жесткость в обычно мягком голосе, и маленький шрам от пули под ключицей, которым он так глупо гордится, и что ему нравится заводить ей руки за голову. Никаких сантиментов, ну да. Оноре переводит взгляд на окно, чтобы не сбиваться с рабочего настроя. За идеально вымытым стеклом головокружительные высоты, мертвые петли автострад, палитра города – серый, стальной, инь и янь черно-белого. Бетон, стекло и металл. Это самое красивое место в мире, считает она. Впрочем, она могла бы получить любое место, которое сочла достаточно красивым – в конце концов, в этом мире все давно принадлежит им с Наполеоном, и от этого она едва заметно приподнимает уголки губ в улыбке, прикрывая глаза. Их приходится поспешно открыть в ту же секунду, потому что распахивается дверь и – ну наконец – в конференц–зал залетает президент; пиджак через локоть, в руке дипломат, на губах улыбка, в глазах – война. Они живут на войне, и, боже, только этот человек в состоянии сделать такую жизнь прекрасной. Сама она давно сошла бы с дистанции. Сама она даже не стала бы на старт - Просыпаемся! Попробуй проснись, если всю ночь не спать. Временами она ненавидела этого засранца. За такую гамму вызываемых эмоций неплохо бы навести на чужую голову револьвер, лежащий в ящике стола, для экстренных случаев. Почему-то Наполеон до сих пор жив, спустя все те годы, что они знают друг друга.
Эта колючая неприязнь на первом курсе колледжа. Это постепенное сближение, основанное на ее (тщательно рассчитанной, провокационной) холодности – потому что за ним так забавно наблюдать, - и его слепой настойчивости. Эти вечера в библиотеке лучшего университета, до закрытия, которые она делала интересными, эти его спонтанные « я за тобой заеду через десять минут» - заезжал, на новой, вопиюще дорогой машине. Они могли не считать деньги, дети из богатых семей; его это радовало, ей было все равно. И этот вопрос «Что бы ты хотела получить в подарок?», когда она стала его – узнала об этом из его разговора с другом, из простого и самоуверенного «а моя женщина…». Оноре ответила тогда, привычно кривя тонкие губы в саркастичной усмешке: «Мировое господство. И шоколадку». Неясно, как он понял, что это только полушутка. - За шоколадкой можем сходить сейчас, а вот на мировое господство планы у меня. С пяти лет. - Поделишься со «своей женщиной», - кстати, где договор о передаче в твою собственность? - Тебе треть, мне все остальное. - Договорились. Не люблю свет софитов, вспышки фотокамер и прочую дребедень – я вообще плохо переношу яркое освещение. На вопрос о передаче в собственность Наполеон так никогда и не ответил, и со временем пришлось смириться. Этому разговору несколько лет, но ничего особо не изменилось.
Собрание затягивается на полтора часа, потому что у них стратегия выхода но новые рынки, последние детали пиар-кампании и какие-то неприятные вопросы от налоговой. Когда заходит речь о последнем, президент приподнимает бровь – они давно отвыкли от того, что кто-то задает им вопросы. Быстрый взгляд в сторону Оноре, короткий кивок, обсуждение идет дальше. От шума порядком гудит в ушах и болит голова. Она бы ввела штрафы за крики на рабочем месте, но пришлось бы обобрать до нитки половину персонала. Когда они, наконец, заканчивают, Оноре запирается в своем кабинете с таким ощущением, будто пережила апокалипсис локального масштаба. Она предпочитала делать дела тихо и быстро, в стенах своего кабинета, который отличался от конференц-зала почти аскетичной простотой. Все дизайнерские идеи Наполеона были встречены категоричным «Нет», потому что приводили ее в тихий ужас обилием ненужного и плодящего хаос. Хаос в спальне, хаос в прихожей, да хоть во всем доме, но только не на рабочем месте. Ее формальному начальству тяжело привыкнуть к этому, как и к тому, что она не терпит, когда кто-то садится на стол. На ее стол. Наполеон слазит с него только через минуту, на этот раз проиграв в гляделки. - Ты займешься этим? - Я займусь этим, - отвечает Оноре ему в тон, разглядывая содержимое переданной ей папки. В списках сотрудников она значилась как директор аналитического департамента Корпорации. Но списки сотрудников приоткрывают от силы четверть правды и четверть той власти, которая у нее есть. Все было очень просто. Оноре работала с цифрами. Наполеон работал с людьми. Она разрабатывала схемы, он занимался воплощением их в жизнь. Этот расклад, самый простой карточный пасьянс, был оговорен несколько лет назад, за плиткой шоколада, купленной через три минуты после разговора. У Наполеона в приемной наверняка очередь из особо важных персон, но он медлит, задерживаясь у широкого, во всю стену окна чужого кабинета. Его директор аналитического департамента сидит спиной к нему, уткнувшись в ворох бумаг. Они никогда не смотрели в одну сторону – стоя спиной к спине, отлично увеличиваешь обзор, а на войне это важно. А те, кто считал, что так люди не видят друг друга, забывают о возможности обернуться. Они оборачиваются, с разницей в доли секунды, скрещиваются взгляды, отражаются улыбки. На большее нет времени, потому что чем больше у тебя в руках власти, тем меньше времени. Чуть прикушенные губы, и до синяков сильно плечи сжаты чужими ладонями – на прощание, впереди долгий и тяжелый день, но им так нравится. Когда Наполеон уходит, Оноре какое-то время продолжает сидеть, повернувшись, глядя на город, на ее город за окном. Она всегда предпочитала место за спинкой трона – чем меньше ты скован чужим вниманием, тем больше у тебя возможностей. А уж как ими распорядится, они придумают вдвоем, и всем лучше заранее уйти с дороги.
Laura*La, спасибо большое, невероятно приятно слышать). Автор тоже Балька, и давно хочет такого Наполеона, с которым бы не сойти с дистанции, так что заявка была в чем-то родная просто.
Гость я соционикой не так давно занимаюсь и не большой спец) Мужчины Напа не встречала, а вот подруга есть, очень похоже, некоторые моменты раздражают, а некоторые умиляют)) И да, это правда, чтобы выйти и держаться на дистанции, нужен стимул))
Laura*La, мужчины-Напы и мне не встречались; думаю, это заговор спецслужб). Причем такой стимул, который будет вдохновлять, если опускаются руки, относить на диван отдохнуть при приступах трудоголизма и стаскивать оттуда при приступах лени).
Гость это вселенский заговор))) О, да, подпинывать в нужном направлении, говорить, что не все так плохо, как кажется и вообще, это мелочи жизни. И который будет каждый раз добиваться заново и не убегать в испуге, услышав очередную шпильку в свой адрес, будет улыбаться на сарказм, а не строить из себя униженного и оскорбленного)) Захотелось узнать ник автора и, возможно, если будет обоюдное желание, пообщаться попозже
Laura*La, про шпильки вообще отдельная тема - все так и норовят обидеться и уйти в закат, не понимая, что это не со зла, а просто чувство юмора такое. ) Думаю, пора завязывать с флудом, а то администрация надает по ушам). Пока не видно заказчика, светиться не очень хочется, так что я Вам в умыло откроюсь.
Это замечательно слышать, спасибо большое) А то я уже ногти сгрызла - а вдруг не надо было гета, а я тут самодеятельностью позанималась хД Рада, что Вам понравилось и спасибо за такую отличную заявку.
Роскошно до неприличия, стиль, сама атмосфера интриг в корпорации, черт, я даже перечитала несколько раз безумно понравилось. Автор, а можно увидеть вас в личке?)
Скажем так, мне просто не хотелось в тексте называть женского персонажа Бальзак или Бальзачка - это сильно не соответствует общему стилю написания. Я прекрасно знаю, что на самом деле это мужское имя, так что Вы уж простите).
Автор 2 Много буков ни о чем. Честно, идея у автора появилась еще до того, как он узнал о существовании феста и собственно заявки. Исполнил ибо ело мозг. Если у персонажи на ваш взгляд ООС, ну что ж *пожал плечами*, я вижу их именно так. ) И автор очень долго страдал в муках, выкладывать сие или нет. Рейтинг: PG Жанр: Драма, альтернативщина Предупреждение: В тексте, кажется, был мат. - И да, тут взята Вторая Мировая, за основу. Но только как шаблон. Просьба, не воспринимать написанное как что-то точное. Ни-ни. Просто соль идеи была в этом. Слов: 3 515
Германия. Штаб квартира западной армии. 1943 год.
Перевод в главный штаб западной армии был неожиданным. Ему никогда никто не говорил, что его первое серьезное задание будет для него последним, но он это чувствовал и решил, во что бы то не стало, идти до конца.
В дверь постучали, как обычно, коротко и деловито, Фридрих знал это стук и люто ненавидел. Это означало, что на сегодняшней попойке можно ставить крест, а ведь еще только первая половина дня... Генерал потянулся в кресле, поправил узел черного галстука и сел прямо. - Войдите. - Разрешите, - в дверном проеме показалась голова, сержанта, - К вам из глав штаба. - Пропускайте, - кивнул генерал. Потертая старая дверь раскрылась шире, пропуская внутрь кабинета бледного, но подтянутого юношу лет двадцати пяти. Серо-зеленые глаза, слегка спрятаны под полуприкрытыми веками, в намеке на легкое превосходство, угловатый подбородок, четкий контур губ и прямой нос, а в дополнение ко всему - темно-русые волосы. Подмышкой папка с документами, если поднять взгляд выше, то стразу наткнешься на узел галстука, точно такой же, что стягивает и твою собственную шею. Рука Фридриха даже дернулась, чтобы ослабить свой, но попытка была подавлена в зародыше, генерал продолжил скользить взглядом по незнакомому человеку. Больше всего внимание привлекали кисти, затянутые в черные кожаные перчатки. Очень красивые кисти рук, с длинными, аккуратными пальцами, что было заметно даже не смотря на толстые перчатки. И это были отнюдь не женственные руки, такими руками можно только красиво убивать, без крови, ставя подпись под документом. Но дальнейшие мысли пресек легкий кашель. Новоприбывший старался обратить на себя внимание, видимо, заскучав стоять, подобно статуе или музейному экспонату. - Назовитесь, - генерал сцепил пальцы в замок и положил перед собой, демонстрируя готовность внимать рассказу юноши. - Лейтенант Артур Бальз, прислан из генерального штаба для замещения особы главного секретаря при штабе западной армии, - отчеканил молодой человек. Наполо с неохотой посмотрел искоса на соседний стол, что вот уже пять дней был пуст. Их главсек пропал без следа, что заставляло секретную полицию потеть над его поисками. Но, с другой стороны, новоприбывший юнец был куда интереснее хоть тем, что лицо у него приятнее, нежели у старого злыдня Шлауэра. - Будем знакомы, - Наполо осклабился и наклонился чуточку вперед. - Генерал Фридрих Наполо. С сегодняшнего дня вы работаете у меня, за вот этим столом, со мной, - с расстановкой произнес генерал, словно пытался сказать, что отсюда ему не сбежать, и указал юноше на его новое рабочее место. Лейтенант вежливо кивнул головой и подошел к столу, сразу же опустив на него папку. Наполо услышал вздох облегчения со стороны юноши, но решил не обращать на это внимания.
По мере того, как текло время, протекала и служба Артура при особе Наполо, и менялись его взгляды на этого человека. Нельзя сказать, что они сблизились или стали как-то особо общаться, но иногда ему казалось, что они понимают друг друга без слов. Иногда... Ибо за то время, что он успел здесь провести, Бальз не мог сказать, что в восторге от своего начальства. Генерал заключал в себе все те качества, которые лейтенант люто ненавидел, и желание подойти и высказать начальству в лицо все, что он о нем думает, было иногда слишком велико. Однако претило его целям, и Артур, сжав кулаки, сносил все шпильки генерала, а также нередкие попойки, которые проходили или в кабинете оного начальства, или это самое начальство туда после них приходило, заставляя не раз менять место дислокации для более продуктивной работы. Но заставить себя возненавидеть Наполо полностью у Бальза не получалось. Было что-то в этом самоуверенном и наглом дураке такое, что заставляло беспрекословно подчиняться. От волевого и целеустремленного взгляда карих глаз не раз по спине проходил холодок, и это был не страх, а чувство превосходства, которое передавалось Бальзу от Наполо. И, в один прекрасный момент, лейтенант, скрипя зубами, сам себе признался, что этот человек в некотором роде его вдохновляет, и он им даже восхищается. А иногда Артур начинал подозревать, что Фридрих все о нем знает. Знает и молчит... Но вот только зачем?..
Его догадки подтвердились на одном из очередных собраний. Когда он, Бальз, стоял по правую руку от Фридриха за его креслом, с папкой в руках, и внимательно слушал доклады остальных спецслужб штаба, как внешней разведки, так и внутренней, вести с фронта и прочее, прочее... Он слишком ушел в себя, чтобы слышать, что его зовут, и чуть не поплатился за свою рассеянность. Наполо звал своего секретаря, а чуть не получил шпиона вражеской армии. Что же его одернуло в тот момент от столь опасных слов? Здравый смысл? Разум? Сознание? Или может быть Наполо, который так удачно перевел тему и отослал лейтенанта? После этого Артур готов был пойти под трибунал, но был уверен, генерал знает, все знает, и молчит, а осознание сего факта ставило его собственное существование под вопрос. Фридриху нужно только сказать слово, и о нем и записи не останется. Но если генерал молчит, то и он не будет выказывать себя. Через несколько дней все вернулось на круги своя, и о нелепом инциденте позабыли. Генерал, как всегда, являлся в штаб навеселе, от него несло табаком, дорогим виски и женскими духами. На все это Бальз отвечал монотонным цоканьем кнопок печатной машинки, и долгим выжидающим взглядом, коим провожал Наполо до тахты в углу кабинета. Генерал очень часто попросту не доходил до своей комнаты, считая уместным отсыпаться прямо на рабочем месте, дабы не опаздывать поутру. На все это Артур как-то обреченно вздыхал и продолжал заниматься своими делами, пока в один вечер что-то пошло не так.
Фридрих возник на пороге своего кабинета нежданно-негаданно в половине девятого вечера, когда в помещении оставались только связисты да вахта. Ну, и Бальз, который предпочитал сну работу. Генерал отнюдь не был навеселе, от него за версту не несло шлюхами и даже табаком. Наоборот, вся эта его трезвость даже насторожила лейтенанта, и он на несколько секунд оторвался от текста. Взгляд серо-зеленых глаз с привычным скептицизмом прошелся по фигуре генерала и вернулся к бумагам, находя их более интересными. Наполо такое не устраивало, и он решил заявить о своем присутствии более явно, а именно умостится на край стола Бальза и подвинул печатную машинку в сторону, делая, таким образом, помарку в тексте. Артур одними губами произнес проклятье, не решаясь озвучить, и молча передвинул аппарат обратно. Заметив, что поведение не дало должного эффекта, Фридрих закинул ногу на ногу, облокотился одной рукой об угол стола, а другую положил на плечо лейтенанту,и сжал его в двояком намеке. - Бальз, - мягко и лукаво начал генерал, - а что вы делаете сегодня вечером? Артур недовольно посмотрел в глаза генералу и с ехидцей бросил прямо в лоб: - Господин генерал, вы - содомит? Благо, Наполо сидел, не то бы уже загремел на пол от такого заявления. На лице начальника читалось такое неподдельное недоумение, злость, обида и... и, наверное, желание дать в морду. Но нужно отдать ему должное, он выдержал это па, и решил контратаковать. - А вы? - Я - нет, - с невозмутимым видом отрезал лейтенант и с особым удовольствием сбросил со своего плеча чужую ладонь. - А жаль... - смеясь, обронил генерал. - Вот бы мы сейчас повеселились! - Прошу меня простить, но я бы предпочел работать. - В такое время? - Думаю, я сам вправе решать, в какое время мне удобно работать на благо страны. - Только вот чьей... страны? Пауза. Наполо искоса посмотрел на на секунду окаменевшего лейтенанта и усмехнулся. Бальз, мгновенно оттаяв, ответил: - Разумеется, Германии, - пальцы лейтенанта заскользили по кнопкам печатной машинки, но нажимать так и не стали. - А вы о какой стране, господин генерал? - в голосе лейтенанта скользили язвительные нотки. Естественно, он корил себя за такое обращение, ибо вся работа могла сейчас полететь в тартарары, но остановиться уже не мог. Что-то в этом человеке заставляло отвечать именно в такой манере, и подсказывало, что хуже от этого не будет, наоборот, именно такого ответа от него и ждут. Фридрих оскалился белозубой усмешкой. - О Германии, лейтенант, - Наполо выдохнул и скрестил руки на груди, - Так что же вы делаете сегодня вечером? – настойчиво повторился генерал. Артур выдохнул, встал из-за стола и подошел к шкафу, извлек оттуда новую серую папку без каких-либо знаков отличия и вернулся к своему рабочему месту. Он опустил перед генералом непримечательную картонку с бумагами и с раздражением посмотрел тому в глаза. - Господин генерал, как оказалось, мой предшественник немного времени уделял архивным документам, а стоило бы. Вот я и хочу в свободное от насущных дел время разобрать весь этот кавардак. - Но зачем это вам, заместителю? – Наполо посмотрел исподлобья на бледного юношу. - По правде сказать, незачем. Но если от меня потребуют нужный документ, то я хочу, по крайней мере, знать, как он выглядит и где находится, - Артур теребил пальцами край злосчастной серой папки. Наполо покинул насиженное место и обошел лейтенанта, встав у того за спиной. Наклонившись ближе, он услышал как тихо, но часто дышит младший офицер. - Боитесь? - Мне нечего бояться, - холодно обронил тот. - Неужели?..
Фридрих аккуратно отвел прядь немного отросших волос в сторону, открывая шею, заключенную в безупречно белый, накрахмаленный воротничок рубашки, и провел по ней подушечками пальцев, без какого бы то ни было намека на интим или еще какой интерес. Он изучал, просто ближе изучал своего подчиненного. А то, что у него манера такая, так это все знают. Или не все?.. Артур стоял, словно окаменевший, съездить кулаком по начальниковской морде он не мог, опять же, треклятый риск. А приказ был предельно ясен, без нужных документов не возвращаться, и если нужно, идти на любые меры. - Господин генерал, что вы делаете? – осторожно поинтересовался Бальз. - Изучаю. - Не замечал в вас задатков к изучению чего либо, - не уколоть не получалось. - Так вы еще и наблюдаете за мной, - раздалось у самого уха. - А как иначе? Вы у меня перед глазами практически двадцать четыре часа в сутки. Ладно, девятнадцать часов точно, остальное оставим на сон и личные нужды… - Артур… - …а вот те девятнадцать часов, что вы находитесь здесь, в этом кабинете… - Лейтенант пропустил мимо ушей обращение генерала. - Артур, – тверже воскликнул Наполо. - … вот поэтому, я и подмечаю все то, что, казалось бы, нельзя подметить в обычное время… - Да вы дадите мне сказать? - Нет. Пауза. Генерал тряхнул головой, пытаясь сообразить, что это только что было. Из гладко зачесанной и напомаженной прически выбились несколько каштановых прядок, упали на лоб. - А вы, оказывается, разговорчивый. - Только если мне есть, что и кому сказать. - Даже так… Генерал подошел вплотную к спине лейтенанта и провел рукой от середины бедра вверх, к боку, и сжал жесткую ткань серой формы. - Так что же вы все-таки пытаетесь этим сказать? – скептично заметил Бальз. Наполо усмехнулся ему куда-то в шею и отошел. - Ничего. Вовсе ничего. Просто, можете на меня рассчитывать, если что, - Генерал сунул руки в карманы и. не оборачиваясь, покинул кабинет. Артур тоже не обернулся на прощальный скрип двери, он все еще теребил край папки и не знал, куда деть свои мысли. Все-таки Наполо догадался…
После этого разговора, Артур начал звать Наполо «Чезаре», что означало «цезарь», Ведь генерал многим напоминал ему одного великого итальянского полководца. Естественно, звал он так его про себя, но это слово как нельзя лучше описывало все те качества его начальства, которые ярко выражались на публике, а себя он предпочел считать его тенью. Если голова умна, но не так, чтоб уж слишком, то ей нужно иметь верткую и смышленую шею, такой шеей в нужный момент и для собственной выгоды собирался стать Артур. И случай подвернулся.
Блокада левого фланга западной армии была очень важна для Наполо, ибо верхушка недвусмысленно намекнула, что, в случае провала, он может писать завещание, ибо ему ещё не простили разгрома противником правого фланга. И из-за этого Фридрих третью ночь торчал над картами, пил один кофе и заедал все сигаретами. Артур все также был рядом и наблюдал, он выжидал удобный момент, чтобы завершить свою собственную миссию, а это было уже не так сложно, как раньше, ибо, войдя в доверие к Наполо, он получил весьма широкий доступ к различного рода документам, и среди них были непосредственно интересующие его. Оставалось только дождаться полного разгрома, чтобы исчезнуть тихо и бесследно, но ему не дали.
- Бальз, - простуженным голосом прозвал Наполо. - Да, господин генерал? – Артур возник, словно призрак за его плечом. - Подскажи, что мне делать?.. Этого лейтенант боялся больше всего, что придется помочь, и отказать он не сможет. Фридрих возымел над ним особую власть, не припадающую под устав. Это было что-то из рода внутреннего взаимопонимания. И потом, Бальз помнил, как он его, тогда, не выдал на совете, а это дорогого стоит. Лейтенант обречено воздохнул и подошел к столу, заваленному бумагами, грифелями и пепельницей, что зиккуратом возвышалась над листами исчерканных карт. В следующее мгновение к «зиккурату» добавили еще один «кирпичик» - окурок. - Тогда слушайте сюда… За эту помощь он потом обязательно пустит себе пулю в лоб. За предательство перед отечеством, самим собой и человеческой честью.
Кампания по блокаде левого фланга завершилась успешно. Наполо павлином ходил по штабу и радовался жизни, благодарил чересчур скисшего заместителя секретаря, и вообще был всем неописуемо доволен. А вот Бальз желал поскорее покончить с этим затянувшимся заданием и скрыться. Невмоготу было ему сносить радость «Чезаре», когда он обрек собственных «братьев» на поражение, и, с тяжелой душой, но холодным умом, он собрался завершить все сегодня же. Когда штаб будет беззаботно праздновать победу.
Он без труда зашел в кабинет, открыл сейф Наполо и забрал нужные ему бумаги. Артур сделал бы это все давно, но… Что же, все-таки, черт подери за «но» у него вечно возникало? Боги, он же не предатель, не последняя скотина, что делает все ради собственной выгоды, но он расчетлив и предпочитает платить по счетам. А перед Наполо у него был долг, и он его отплатил, даже сполна. Артур сунул пакет с документами во внутренний карман, когда услышал за спиной щелчок взведенного курка. Лейтенант медленно обернулся через плечо и заметил часового. Юноша, узнав в нем заместителя секретаря, опустил дуло и извинился, что, мол, спутал, но выстрел уже прозвучал. Бальз опустил девятимиллиметровый «люгер», и посмотрел на тело, распластавшееся у дверей. Жаль, а ведь еще совсем мальчишка, но он слишком задолжал перед своей страной, и размениваться на разного рода часовых, не имеет права. Артур сунул пистолет в ольстру и обернулся к окну, выходить через главный вход – бессмысленно, так что он… В конце коридора послышались чьи-то уверенные и быстрые шаги. Не мешкая более ни секунды, Бальз открыл окно и, перемахнув через подоконник, бросился к КПП, чтобы до тревоги успеть выйти спокойно и скрыться в лесу. Главное для него сейчас - это покинуть пределы лагеря.
Фридрих застыл на пороге собственного кабинета и все понял. Он ушел. Генерал посмотрел на наручные часы, выждал двадцать минут, за которые успел проверить сейф и вызвать вахту, а после сам лично отправился на поиски шпиона. Фридрих взял первый попавшийся Zündapp и рванул с места в карьер. Прохладный осенний ветер с легкой моросью бил в лицо и помогал упорядочить мысли. Наполо не был сейчас переполнен жаждой мщения или кровавой расправы. Ему хотелось знать: почему так скоро?.. Неужели свое секретное задание нельзя было еще отложить хотя бы на день? Он бы сам его отослал, и после бы поднял тревогу. Но упрямый осёл решил все сделать сам… идиот. Дорога резко свернула вправо и взяла немного вверх, отчего мотоцикл подбросило, а от толчка прогнало напускную задумчивость. Фридрих стал вглядываться в вечернюю синь леса, тщетно пытаясь разглядеть одинокую фигуру. Но вдруг, что-то в нем щелкнуло, и он, свернув с дороги, поехал прямо меж деревьев, по кочкам и ухабам. За несколько сот метров от предполагаемого места привала он заглушил мотор и спешился. Теперь он не знал, он чувствовал, где находится Артур Бальз.
Бальз сидел под старым забытым и полуразрушенным строением, судя по всему, еще времен Римской империи, а то и более дальних, и переводил дыхание. Юноша чувствовал себя загнанным зверем, который не знает, один охотник за ним идет, или целый отряд. Он закашлялся и привалился спиной к отсырелой каменной кладке, пытаясь поскорее остудить разгоряченное тело и разум, и, казалось бы, отвлеченный слух уловил треск мелких веток под чужой поступью. Бальз одним слитным движением поднялся, опираясь одной рукой о сырой камень, покрытый мхом, и выглянул из своего укрытия. Навстречу его убежищу шел Наполо, что-то беззаботно насвистывая, и, в еще не густых сумерках, Артур смог различить выражение его лица – серьезное. Не смотря на насвистывание веселого незамысловатого мотивчика. Фридрих остановился в метрах десяти от развалин и шумно выдохнул. - Бальз, можешь выйти, я тебя не убивать пришел. Артур вынул из ольстры «люгер» и осторожно выглянул из-за стены. Наполо и правда стоял один, кроме них в радиусе нескольких километров никого не было, в этом Артур мог поклясться. - Руки вытяни перед собой, - глухо бросил бывший лейтенант. Он аккуратно и бесшумно вышел из своего укрытия, нацелив дуло пистолета в безоружного генерала. - Бальз, я не собираюсь тебя убивать. - Тогда какого хрена ты потащился за мной? Брань из уст вечно сдержанного, хоть не без толики ехидства, человека звучала, по меньшей мере, необычно. - Поговорить. - А смысл? Ты же и так все знал с самого начала. Почему не сдал сразу? - А нужно было? – Наполо усмехнулся, как он обычно это делал, если хотел выставить себя в свете ничего не знающего идиота. Артур проглотил ком в горле и облизнул пересохшие губы. - А не боишься, что я могу пустить тебе пулю в лоб? - Ты не посмеешь, - твердо произнес генерал. - От чего ты так уверен в этом? - Слишком много мы с тобой перенесли, чтобы просто пускать друг другу пули в лоб. И потом, неужели ты убьешь своего любимого генерала? – он опять усмехнулся. Рука Бальза была твердо нацелена на свою мишень, и даже не дрогнула от всех этих усмешек и добрых учтивых взглядов. Он чувствовал, что в действиях Наполо и его поступках для него нет никакой угрозы, но переступить через собственные предубеждения было непросто. - Артур, опусти пистолет, я безоружен. Не веришь, так сам проверь. - Ты думаешь, я куплюсь на столь дешевый трюк? – Бальз скептично изогнул бровь. - Честно? Нет, - возвел очи горе Фридрих. - Но кем бы я был, если бы не предложил? – он развел руками в воздухе. И Артур поверил. Теперь ему даже было немного все равно, если его пришьют на месте. Он решил довериться своему врагу. Бальз опустил пистолет и подошел к Наполо. - Знаешь, мы тут стоим, базарим, а там, между прочим, сейчас организовывают группу для прочесывания леса. - Всегда поражался твоему умению говорить о самом главном в последний момент, - чему-то своему улыбнулся Артур. - Там в метрах ста, или чуть больше, мотоцикл. Заберешь его. - А ты? - Дай мне пистолет. - Зачем? – искренне удивился Бальз, но оружие протянул. - Я понимаю, что ты бессердечный ублюдок, но не до такой же степени, - он в очередной раз сломал губы в улыбке, взвел курок и пустил пулю себе в руку. От изумления у Бальза в глотке застряли все слова, которые он хотел обрушить на его голову. - Сумасшедший! – воскликнул юноша, и подхватил генерала под руку. - Угу. Всегда им был! – даже в таком состоянии он продолжал кичиться и стоить из себя героя. Артур улыбнулся и едва слышно выдохнул: - Чезаре… - Что? - Ничего. - Но ведь ты что-то сказал! Ой-ой-ой, - взвился раненный. - Тебе показалось, - с непроницаемым лицом отрезал Бальз. - Ладно. С тобой припираться - себе же дороже. Давай, веди к мотоциклу, там меня и оставишь. - Тебя найдут? - Еще бы! Чтоб меня - да не нашли. - Да, да… Как это я не подумал?.. Когда они подошли к уже едва различимому в сумерках Zündapp, Арутр помог опуститься Фридриху под дерево и опереться о его ствол. Генерал, не смотря на простреленную руку, был очень даже оживлен и пытался отпускать сальные шуточки, но Бальз ощущал - это все напускное, он так прощается. Да и, наверное, они оба не смогли бы попрощаться иначе. - Ну, я пошел… - Стой, - Наполо уцепился за край мундира здоровой рукой. - Что еще? – снизу вверх посмотрел на него Артур. - А съездить по моей самодовольной физии? Небось, мечтал с первого дня, как меня увидел. - Точно. Прости, забыл. Ты же всю дорогу трещал без умолку, - снисходительно улыбнулся шпион.
- Присядь еще на минуту. Бальз опустился перед раненым на корточки и посмотрел в немного бледное лицо молодого мужчины. - Ну? - Знаешь, я нормальный мужик. Вот абсолютно и полностью. Уверен, проверял. - А мне что с этого? – недовольно бросил Бальз. Он почувствовал, как чужая ладонь обхватила его за галстук и дернула на себя. - В сущности – ничего, - улыбнулся в ответ Наполо, прежде чем поцеловать своего врага. Артур мысленно пожал плечами и возражать не стал, позволив напоследок дать волю генеральским губам и языку. Разорвав поцелуй, Бальз все с таким же недовольным лицом взирал на Фридриха, только дыхание у него сбилось. - Теперь точно можешь идти и не возвращаться, - осклабился Наполо. - Извращенец. - Ей, а оглушить! Только так, чтобы я очнулся, - съязвил генерал. - Для вас – все, что угодно.
Артур сел и завел мотор мотоцикла. У него не было привычки оборачиваться, если он уходит и знает, что не вернется. Но сейчас, поддавшись какому-то внутреннему порыву, он повернул голову в сторону бесчувственного тела. Возможно, из-за не желания говорить «прощай», он бросил свое тихое привычное «Чезаре».
Артура Бальза так никто и не видел. Неизвестно, пересек он границу или нет. После той ночи побега о нем не поступало никаких сведений. Ни к немецкой разведке, ни к французской.
Фридрих Наполо, после скорого выздоровления, подал прошение о переводе на фронт. Не желая больше протирать штаны в штабе. В 1944 году был убит. Место захоронения неизвестно.
Многобукф (1206 слов), занудство. У одного из исполнителей первого тура позаимствована идея называть персонажа-Бальзака "Оноре", что визуально больше смахивает на женское имя и меньше выедает глаза.
У автора в голове рисуется какой-то альтернативный технологический мир, но по тексту этого почти не видно.
На высоте сорок девятого этажа ты намного ближе к солнцу, чем большинство людей бывали когда-либо в своей жизни. Эта близость, как вызов, делает его непозволительно наглым: утренний свет находит любую лазейку в неплотно задернутых жалюзи, льется внутрь, мягко затапливает конференц-зал. На часах нет и половины девятого, но все места за столом заняты – все, кроме одного, потому что президент Корпорации вечно опаздывает на свои коронные семь минут. Кто-то возмущенно отслеживает секунды по циферблату, кто-то пожимает плечами – человек, у которого столько денег, может опаздывать хоть на час, - но на самом деле за годы работы все привыкли.
Оноре с невозмутимым лицом наблюдает за тем, как корчит рожицы напротив директор по продажам – солнце светит ей прямо в глаза, но она, конечно, ни за что не откинется на спинку стула; а ведь серьезная женщина, казалось бы. Они не слишком знали друг друга: на работе не до светских бесед, а работать вместе с вечно смешливой, с небрежными кудряшками, которым не место в офисе, Донной было невозможно - они будто разговаривали на разных языках, что вызывало глухое раздражение, от которого болит голова. Ее можно было бы уволить, но она считала в уме быстрее электронно-вычислительных машин и держала у себя в сейфе их черную бухгалтерию. Бог с ним, личной неприязни не место на работе.
- Еще полторы минуты, - сообщает сидящий справа директор юридического отдела, поправляя очки, и Оноре мысленно усмехается. Минута, дорогой коллега, уж я-то знаю точно. Дорогу от кабинета президента она знала посекундно, как и то, сколько мгновений он проводит перед зеркалом в коридоре, сколько слов (включая комплименты) говорит секретарше в приемной – сколько ударов сердца, и то смогла бы посчитать, наверное. Никаких сантиментов; она просто знает Наполеона лучше, чем кто-либо в этом зале, а в этом зале сидят люди, которые зарабатывают на информации миллиарды. Она знает пароль от его ноутбука, знает, о чем на самом деле были вчерашние переговоры («с инвесторами», как все считают, ну конечно), от него знает, кто завтра не выйдет на работу – никуда уже не выйдет, никогда,- знает настоящие цифры в настоящих счетах. Лучше всех знает, что он никогда не остановится. Знает чужую улыбку левым уголком рта, и жесткость в обычно мягком голосе, и маленький шрам от пули под ключицей, которым он так глупо гордится, и что ему нравится заводить ей руки за голову.
Никаких сантиментов, ну да.
Оноре переводит взгляд на окно, чтобы не сбиваться с рабочего настроя. За идеально вымытым стеклом головокружительные высоты, мертвые петли автострад, палитра города – серый, стальной, инь и янь черно-белого. Бетон, стекло и металл.
Это самое красивое место в мире, считает она.
Впрочем, она могла бы получить любое место, которое сочла достаточно красивым – в конце концов, в этом мире все давно принадлежит им с Наполеоном, и от этого она едва заметно приподнимает уголки губ в улыбке, прикрывая глаза.
Их приходится поспешно открыть в ту же секунду, потому что распахивается дверь и – ну наконец – в конференц–зал залетает президент; пиджак через локоть, в руке дипломат, на губах улыбка, в глазах – война. Они живут на войне, и, боже, только этот человек в состоянии сделать такую жизнь прекрасной. Сама она давно сошла бы с дистанции. Сама она даже не стала бы на старт
- Просыпаемся!
Попробуй проснись, если всю ночь не спать.
Временами она ненавидела этого засранца.
За такую гамму вызываемых эмоций неплохо бы навести на чужую голову револьвер, лежащий в ящике стола, для экстренных случаев.
Почему-то Наполеон до сих пор жив, спустя все те годы, что они знают друг друга.
Эта колючая неприязнь на первом курсе колледжа. Это постепенное сближение, основанное на ее (тщательно рассчитанной, провокационной) холодности – потому что за ним так забавно наблюдать, - и его слепой настойчивости. Эти вечера в библиотеке лучшего университета, до закрытия, которые она делала интересными, эти его спонтанные « я за тобой заеду через десять минут» - заезжал, на новой, вопиюще дорогой машине. Они могли не считать деньги, дети из богатых семей; его это радовало, ей было все равно.
И этот вопрос «Что бы ты хотела получить в подарок?», когда она стала его – узнала об этом из его разговора с другом, из простого и самоуверенного «а моя женщина…».
Оноре ответила тогда, привычно кривя тонкие губы в саркастичной усмешке: «Мировое господство. И шоколадку». Неясно, как он понял, что это только полушутка.
- За шоколадкой можем сходить сейчас, а вот на мировое господство планы у меня. С пяти лет.
- Поделишься со «своей женщиной», - кстати, где договор о передаче в твою собственность?
- Тебе треть, мне все остальное.
- Договорились. Не люблю свет софитов, вспышки фотокамер и прочую дребедень – я вообще плохо переношу яркое освещение.
На вопрос о передаче в собственность Наполеон так никогда и не ответил, и со временем пришлось смириться.
Этому разговору несколько лет, но ничего особо не изменилось.
Собрание затягивается на полтора часа, потому что у них стратегия выхода но новые рынки, последние детали пиар-кампании и какие-то неприятные вопросы от налоговой. Когда заходит речь о последнем, президент приподнимает бровь – они давно отвыкли от того, что кто-то задает им вопросы. Быстрый взгляд в сторону Оноре, короткий кивок, обсуждение идет дальше.
От шума порядком гудит в ушах и болит голова.
Она бы ввела штрафы за крики на рабочем месте, но пришлось бы обобрать до нитки половину персонала.
Когда они, наконец, заканчивают, Оноре запирается в своем кабинете с таким ощущением, будто пережила апокалипсис локального масштаба. Она предпочитала делать дела тихо и быстро, в стенах своего кабинета, который отличался от конференц-зала почти аскетичной простотой. Все дизайнерские идеи Наполеона были встречены категоричным «Нет», потому что приводили ее в тихий ужас обилием ненужного и плодящего хаос. Хаос в спальне, хаос в прихожей, да хоть во всем доме, но только не на рабочем месте.
Ее формальному начальству тяжело привыкнуть к этому, как и к тому, что она не терпит, когда кто-то садится на стол. На ее стол.
Наполеон слазит с него только через минуту, на этот раз проиграв в гляделки.
- Ты займешься этим?
- Я займусь этим, - отвечает Оноре ему в тон, разглядывая содержимое переданной ей папки. В списках сотрудников она значилась как директор аналитического департамента Корпорации.
Но списки сотрудников приоткрывают от силы четверть правды и четверть той власти, которая у нее есть.
Все было очень просто. Оноре работала с цифрами. Наполеон работал с людьми. Она разрабатывала схемы, он занимался воплощением их в жизнь. Этот расклад, самый простой карточный пасьянс, был оговорен несколько лет назад, за плиткой шоколада, купленной через три минуты после разговора.
У Наполеона в приемной наверняка очередь из особо важных персон, но он медлит, задерживаясь у широкого, во всю стену окна чужого кабинета. Его директор аналитического департамента сидит спиной к нему, уткнувшись в ворох бумаг. Они никогда не смотрели в одну сторону – стоя спиной к спине, отлично увеличиваешь обзор, а на войне это важно. А те, кто считал, что так люди не видят друг друга, забывают о возможности обернуться.
Они оборачиваются, с разницей в доли секунды, скрещиваются взгляды, отражаются улыбки. На большее нет времени, потому что чем больше у тебя в руках власти, тем меньше времени.
Чуть прикушенные губы, и до синяков сильно плечи сжаты чужими ладонями – на прощание, впереди долгий и тяжелый день, но им так нравится.
Когда Наполеон уходит, Оноре какое-то время продолжает сидеть, повернувшись, глядя на город, на ее город за окном. Она всегда предпочитала место за спинкой трона – чем меньше ты скован чужим вниманием, тем больше у тебя возможностей.
А уж как ими распорядится, они придумают вдвоем, и всем лучше заранее уйти с дороги.
Некоторые моменты - 100% попадания, до боли))
Балька
И да, это правда, чтобы выйти и держаться на дистанции, нужен стимул))
Причем такой стимул, который будет вдохновлять, если опускаются руки, относить на диван отдохнуть при приступах трудоголизма и стаскивать оттуда при приступах лени).
О, да, подпинывать в нужном направлении, говорить, что не все так плохо, как кажется и вообще, это мелочи жизни. И который будет каждый раз добиваться заново и не убегать в испуге, услышав очередную шпильку в свой адрес, будет улыбаться на сарказм, а не строить из себя униженного и оскорбленного))
Захотелось узнать ник автора и, возможно, если будет обоюдное желание, пообщаться попозже
Думаю, пора завязывать с флудом, а то администрация надает по ушам).
Пока не видно заказчика, светиться не очень хочется, так что я Вам в умыло откроюсь.
Рада, что Вам понравилось и спасибо за такую отличную заявку.
но вот женщина - зря.
мужчина-нап)
Автор, а можно увидеть вас в личке?)
Вы это серьезно?..
как же это круто *_*
бользаг-тянспасибо)
Много буков ни о чем. Честно, идея у автора появилась еще до того, как он узнал о существовании феста и собственно заявки. Исполнил ибо ело мозг. Если у персонажи на ваш взгляд ООС, ну что ж *пожал плечами*, я вижу их именно так. )
И автор очень долго страдал в муках, выкладывать сие или нет.
Рейтинг: PG
Жанр: Драма, альтернативщина
Предупреждение: В тексте, кажется, был мат.
- И да, тут взята Вторая Мировая, за основу. Но только как шаблон. Просьба, не воспринимать написанное как что-то точное. Ни-ни. Просто соль идеи была в этом.
Слов: 3 515
Германия. Штаб квартира западной армии. 1943 год.
Перевод в главный штаб западной армии был неожиданным. Ему никогда никто не говорил, что его первое серьезное задание будет для него последним, но он это чувствовал и решил, во что бы то не стало, идти до конца.
В дверь постучали, как обычно, коротко и деловито, Фридрих знал это стук и люто ненавидел. Это означало, что на сегодняшней попойке можно ставить крест, а ведь еще только первая половина дня... Генерал потянулся в кресле, поправил узел черного галстука и сел прямо.
- Войдите.
- Разрешите, - в дверном проеме показалась голова, сержанта, - К вам из глав штаба.
- Пропускайте, - кивнул генерал.
Потертая старая дверь раскрылась шире, пропуская внутрь кабинета бледного, но подтянутого юношу лет двадцати пяти. Серо-зеленые глаза, слегка спрятаны под полуприкрытыми веками, в намеке на легкое превосходство, угловатый подбородок, четкий контур губ и прямой нос, а в дополнение ко всему - темно-русые волосы. Подмышкой папка с документами, если поднять взгляд выше, то стразу наткнешься на узел галстука, точно такой же, что стягивает и твою собственную шею. Рука Фридриха даже дернулась, чтобы ослабить свой, но попытка была подавлена в зародыше, генерал продолжил скользить взглядом по незнакомому человеку. Больше всего внимание привлекали кисти, затянутые в черные кожаные перчатки. Очень красивые кисти рук, с длинными, аккуратными пальцами, что было заметно даже не смотря на толстые перчатки. И это были отнюдь не женственные руки, такими руками можно только красиво убивать, без крови, ставя подпись под документом. Но дальнейшие мысли пресек легкий кашель. Новоприбывший старался обратить на себя внимание, видимо, заскучав стоять, подобно статуе или музейному экспонату.
- Назовитесь, - генерал сцепил пальцы в замок и положил перед собой, демонстрируя готовность внимать рассказу юноши.
- Лейтенант Артур Бальз, прислан из генерального штаба для замещения особы главного секретаря при штабе западной армии, - отчеканил молодой человек.
Наполо с неохотой посмотрел искоса на соседний стол, что вот уже пять дней был пуст. Их главсек пропал без следа, что заставляло секретную полицию потеть над его поисками. Но, с другой стороны, новоприбывший юнец был куда интереснее хоть тем, что лицо у него приятнее, нежели у старого злыдня Шлауэра.
- Будем знакомы, - Наполо осклабился и наклонился чуточку вперед. - Генерал Фридрих Наполо. С сегодняшнего дня вы работаете у меня, за вот этим столом, со мной, - с расстановкой произнес генерал, словно пытался сказать, что отсюда ему не сбежать, и указал юноше на его новое рабочее место.
Лейтенант вежливо кивнул головой и подошел к столу, сразу же опустив на него папку. Наполо услышал вздох облегчения со стороны юноши, но решил не обращать на это внимания.
По мере того, как текло время, протекала и служба Артура при особе Наполо, и менялись его взгляды на этого человека. Нельзя сказать, что они сблизились или стали как-то особо общаться, но иногда ему казалось, что они понимают друг друга без слов. Иногда... Ибо за то время, что он успел здесь провести, Бальз не мог сказать, что в восторге от своего начальства. Генерал заключал в себе все те качества, которые лейтенант люто ненавидел, и желание подойти и высказать начальству в лицо все, что он о нем думает, было иногда слишком велико. Однако претило его целям, и Артур, сжав кулаки, сносил все шпильки генерала, а также нередкие попойки, которые проходили или в кабинете оного начальства, или это самое начальство туда после них приходило, заставляя не раз менять место дислокации для более продуктивной работы. Но заставить себя возненавидеть Наполо полностью у Бальза не получалось. Было что-то в этом самоуверенном и наглом дураке такое, что заставляло беспрекословно подчиняться. От волевого и целеустремленного взгляда карих глаз не раз по спине проходил холодок, и это был не страх, а чувство превосходства, которое передавалось Бальзу от Наполо. И, в один прекрасный момент, лейтенант, скрипя зубами, сам себе признался, что этот человек в некотором роде его вдохновляет, и он им даже восхищается.
А иногда Артур начинал подозревать, что Фридрих все о нем знает. Знает и молчит... Но вот только зачем?..
После этого Артур готов был пойти под трибунал, но был уверен, генерал знает, все знает, и молчит, а осознание сего факта ставило его собственное существование под вопрос. Фридриху нужно только сказать слово, и о нем и записи не останется. Но если генерал молчит, то и он не будет выказывать себя.
Через несколько дней все вернулось на круги своя, и о нелепом инциденте позабыли. Генерал, как всегда, являлся в штаб навеселе, от него несло табаком, дорогим виски и женскими духами. На все это Бальз отвечал монотонным цоканьем кнопок печатной машинки, и долгим выжидающим взглядом, коим провожал Наполо до тахты в углу кабинета.
Генерал очень часто попросту не доходил до своей комнаты, считая уместным отсыпаться прямо на рабочем месте, дабы не опаздывать поутру. На все это Артур как-то обреченно вздыхал и продолжал заниматься своими делами, пока в один вечер что-то пошло не так.
Фридрих возник на пороге своего кабинета нежданно-негаданно в половине девятого вечера, когда в помещении оставались только связисты да вахта. Ну, и Бальз, который предпочитал сну работу. Генерал отнюдь не был навеселе, от него за версту не несло шлюхами и даже табаком. Наоборот, вся эта его трезвость даже насторожила лейтенанта, и он на несколько секунд оторвался от текста. Взгляд серо-зеленых глаз с привычным скептицизмом прошелся по фигуре генерала и вернулся к бумагам, находя их более интересными. Наполо такое не устраивало, и он решил заявить о своем присутствии более явно, а именно умостится на край стола Бальза и подвинул печатную машинку в сторону, делая, таким образом, помарку в тексте. Артур одними губами произнес проклятье, не решаясь озвучить, и молча передвинул аппарат обратно.
Заметив, что поведение не дало должного эффекта, Фридрих закинул ногу на ногу, облокотился одной рукой об угол стола, а другую положил на плечо лейтенанту,и сжал его в двояком намеке.
- Бальз, - мягко и лукаво начал генерал, - а что вы делаете сегодня вечером?
Артур недовольно посмотрел в глаза генералу и с ехидцей бросил прямо в лоб:
- Господин генерал, вы - содомит?
Благо, Наполо сидел, не то бы уже загремел на пол от такого заявления. На лице начальника читалось такое неподдельное недоумение, злость, обида и... и, наверное, желание дать в морду. Но нужно отдать ему должное, он выдержал это па, и решил контратаковать.
- А вы?
- Я - нет, - с невозмутимым видом отрезал лейтенант и с особым удовольствием сбросил со своего плеча чужую ладонь.
- А жаль... - смеясь, обронил генерал. - Вот бы мы сейчас повеселились!
- Прошу меня простить, но я бы предпочел работать.
- В такое время?
- Думаю, я сам вправе решать, в какое время мне удобно работать на благо страны.
- Только вот чьей... страны?
Пауза.
Наполо искоса посмотрел на на секунду окаменевшего лейтенанта и усмехнулся. Бальз, мгновенно оттаяв, ответил:
- Разумеется, Германии, - пальцы лейтенанта заскользили по кнопкам печатной машинки, но нажимать так и не стали. - А вы о какой стране, господин генерал? - в голосе лейтенанта скользили язвительные нотки.
Естественно, он корил себя за такое обращение, ибо вся работа могла сейчас полететь в тартарары, но остановиться уже не мог. Что-то в этом человеке заставляло отвечать именно в такой манере, и подсказывало, что хуже от этого не будет, наоборот, именно такого ответа от него и ждут.
Фридрих оскалился белозубой усмешкой.
- О Германии, лейтенант, - Наполо выдохнул и скрестил руки на груди, - Так что же вы делаете сегодня вечером? – настойчиво повторился генерал.
Артур выдохнул, встал из-за стола и подошел к шкафу, извлек оттуда новую серую папку без каких-либо знаков отличия и вернулся к своему рабочему месту. Он опустил перед генералом непримечательную картонку с бумагами и с раздражением посмотрел тому в глаза.
- Господин генерал, как оказалось, мой предшественник немного времени уделял архивным документам, а стоило бы. Вот я и хочу в свободное от насущных дел время разобрать весь этот кавардак.
- Но зачем это вам, заместителю? – Наполо посмотрел исподлобья на бледного юношу.
- По правде сказать, незачем. Но если от меня потребуют нужный документ, то я хочу, по крайней мере, знать, как он выглядит и где находится, - Артур теребил пальцами край злосчастной серой папки.
Наполо покинул насиженное место и обошел лейтенанта, встав у того за спиной. Наклонившись ближе, он услышал как тихо, но часто дышит младший офицер.
- Боитесь?
- Мне нечего бояться, - холодно обронил тот.
- Неужели?..
Артур стоял, словно окаменевший, съездить кулаком по начальниковской морде он не мог, опять же, треклятый риск. А приказ был предельно ясен, без нужных документов не возвращаться, и если нужно, идти на любые меры.
- Господин генерал, что вы делаете? – осторожно поинтересовался Бальз.
- Изучаю.
- Не замечал в вас задатков к изучению чего либо, - не уколоть не получалось.
- Так вы еще и наблюдаете за мной, - раздалось у самого уха.
- А как иначе? Вы у меня перед глазами практически двадцать четыре часа в сутки. Ладно, девятнадцать часов точно, остальное оставим на сон и личные нужды…
- Артур…
- …а вот те девятнадцать часов, что вы находитесь здесь, в этом кабинете… - Лейтенант пропустил мимо ушей обращение генерала.
- Артур, – тверже воскликнул Наполо.
- … вот поэтому, я и подмечаю все то, что, казалось бы, нельзя подметить в обычное время…
- Да вы дадите мне сказать?
- Нет.
Пауза.
Генерал тряхнул головой, пытаясь сообразить, что это только что было. Из гладко зачесанной и напомаженной прически выбились несколько каштановых прядок, упали на лоб.
- А вы, оказывается, разговорчивый.
- Только если мне есть, что и кому сказать.
- Даже так…
Генерал подошел вплотную к спине лейтенанта и провел рукой от середины бедра вверх, к боку, и сжал жесткую ткань серой формы.
- Так что же вы все-таки пытаетесь этим сказать? – скептично заметил Бальз.
Наполо усмехнулся ему куда-то в шею и отошел.
- Ничего. Вовсе ничего. Просто, можете на меня рассчитывать, если что, - Генерал сунул руки в карманы и. не оборачиваясь, покинул кабинет.
Артур тоже не обернулся на прощальный скрип двери, он все еще теребил край папки и не знал, куда деть свои мысли. Все-таки Наполо догадался…
После этого разговора, Артур начал звать Наполо «Чезаре», что означало «цезарь», Ведь генерал многим напоминал ему одного великого итальянского полководца. Естественно, звал он так его про себя, но это слово как нельзя лучше описывало все те качества его начальства, которые ярко выражались на публике, а себя он предпочел считать его тенью.
Если голова умна, но не так, чтоб уж слишком, то ей нужно иметь верткую и смышленую шею, такой шеей в нужный момент и для собственной выгоды собирался стать Артур. И случай подвернулся.
Блокада левого фланга западной армии была очень важна для Наполо, ибо верхушка недвусмысленно намекнула, что, в случае провала, он может писать завещание, ибо ему ещё не простили разгрома противником правого фланга. И из-за этого Фридрих третью ночь торчал над картами, пил один кофе и заедал все сигаретами. Артур все также был рядом и наблюдал, он выжидал удобный момент, чтобы завершить свою собственную миссию, а это было уже не так сложно, как раньше, ибо, войдя в доверие к Наполо, он получил весьма широкий доступ к различного рода документам, и среди них были непосредственно интересующие его. Оставалось только дождаться полного разгрома, чтобы исчезнуть тихо и бесследно, но ему не дали.
- Бальз, - простуженным голосом прозвал Наполо.
- Да, господин генерал? – Артур возник, словно призрак за его плечом.
- Подскажи, что мне делать?..
Этого лейтенант боялся больше всего, что придется помочь, и отказать он не сможет. Фридрих возымел над ним особую власть, не припадающую под устав. Это было что-то из рода внутреннего взаимопонимания.
И потом, Бальз помнил, как он его, тогда, не выдал на совете, а это дорогого стоит.
Лейтенант обречено воздохнул и подошел к столу, заваленному бумагами, грифелями и пепельницей, что зиккуратом возвышалась над листами исчерканных карт. В следующее мгновение к «зиккурату» добавили еще один «кирпичик» - окурок.
- Тогда слушайте сюда…
За эту помощь он потом обязательно пустит себе пулю в лоб. За предательство перед отечеством, самим собой и человеческой честью.
Кампания по блокаде левого фланга завершилась успешно. Наполо павлином ходил по штабу и радовался жизни, благодарил чересчур скисшего заместителя секретаря, и вообще был всем неописуемо доволен. А вот Бальз желал поскорее покончить с этим затянувшимся заданием и скрыться. Невмоготу было ему сносить радость «Чезаре», когда он обрек собственных «братьев» на поражение, и, с тяжелой душой, но холодным умом, он собрался завершить все сегодня же. Когда штаб будет беззаботно праздновать победу.
Артур сунул пакет с документами во внутренний карман, когда услышал за спиной щелчок взведенного курка. Лейтенант медленно обернулся через плечо и заметил часового. Юноша, узнав в нем заместителя секретаря, опустил дуло и извинился, что, мол, спутал, но выстрел уже прозвучал. Бальз опустил девятимиллиметровый «люгер», и посмотрел на тело, распластавшееся у дверей. Жаль, а ведь еще совсем мальчишка, но он слишком задолжал перед своей страной, и размениваться на разного рода часовых, не имеет права. Артур сунул пистолет в ольстру и обернулся к окну, выходить через главный вход – бессмысленно, так что он… В конце коридора послышались чьи-то уверенные и быстрые шаги.
Не мешкая более ни секунды, Бальз открыл окно и, перемахнув через подоконник, бросился к КПП, чтобы до тревоги успеть выйти спокойно и скрыться в лесу. Главное для него сейчас - это покинуть пределы лагеря.
Фридрих застыл на пороге собственного кабинета и все понял. Он ушел. Генерал посмотрел на наручные часы, выждал двадцать минут, за которые успел проверить сейф и вызвать вахту, а после сам лично отправился на поиски шпиона.
Фридрих взял первый попавшийся Zündapp и рванул с места в карьер. Прохладный осенний ветер с легкой моросью бил в лицо и помогал упорядочить мысли. Наполо не был сейчас переполнен жаждой мщения или кровавой расправы. Ему хотелось знать: почему так скоро?.. Неужели свое секретное задание нельзя было еще отложить хотя бы на день? Он бы сам его отослал, и после бы поднял тревогу. Но упрямый осёл решил все сделать сам… идиот.
Дорога резко свернула вправо и взяла немного вверх, отчего мотоцикл подбросило, а от толчка прогнало напускную задумчивость. Фридрих стал вглядываться в вечернюю синь леса, тщетно пытаясь разглядеть одинокую фигуру. Но вдруг, что-то в нем щелкнуло, и он, свернув с дороги, поехал прямо меж деревьев, по кочкам и ухабам. За несколько сот метров от предполагаемого места привала он заглушил мотор и спешился. Теперь он не знал, он чувствовал, где находится Артур Бальз.
Бальз сидел под старым забытым и полуразрушенным строением, судя по всему, еще времен Римской империи, а то и более дальних, и переводил дыхание. Юноша чувствовал себя загнанным зверем, который не знает, один охотник за ним идет, или целый отряд. Он закашлялся и привалился спиной к отсырелой каменной кладке, пытаясь поскорее остудить разгоряченное тело и разум, и, казалось бы, отвлеченный слух уловил треск мелких веток под чужой поступью. Бальз одним слитным движением поднялся, опираясь одной рукой о сырой камень, покрытый мхом, и выглянул из своего укрытия.
Навстречу его убежищу шел Наполо, что-то беззаботно насвистывая, и, в еще не густых сумерках, Артур смог различить выражение его лица – серьезное. Не смотря на насвистывание веселого незамысловатого мотивчика.
Фридрих остановился в метрах десяти от развалин и шумно выдохнул.
- Бальз, можешь выйти, я тебя не убивать пришел.
Артур вынул из ольстры «люгер» и осторожно выглянул из-за стены. Наполо и правда стоял один, кроме них в радиусе нескольких километров никого не было, в этом Артур мог поклясться.
- Руки вытяни перед собой, - глухо бросил бывший лейтенант.
Он аккуратно и бесшумно вышел из своего укрытия, нацелив дуло пистолета в безоружного генерала.
- Бальз, я не собираюсь тебя убивать.
- Тогда какого хрена ты потащился за мной?
Брань из уст вечно сдержанного, хоть не без толики ехидства, человека звучала, по меньшей мере, необычно.
- Поговорить.
- А смысл? Ты же и так все знал с самого начала. Почему не сдал сразу?
- А нужно было? – Наполо усмехнулся, как он обычно это делал, если хотел выставить себя в свете ничего не знающего идиота.
Артур проглотил ком в горле и облизнул пересохшие губы.
- А не боишься, что я могу пустить тебе пулю в лоб?
- Ты не посмеешь, - твердо произнес генерал.
- От чего ты так уверен в этом?
- Слишком много мы с тобой перенесли, чтобы просто пускать друг другу пули в лоб. И потом, неужели ты убьешь своего любимого генерала? – он опять усмехнулся.
Рука Бальза была твердо нацелена на свою мишень, и даже не дрогнула от всех этих усмешек и добрых учтивых взглядов. Он чувствовал, что в действиях Наполо и его поступках для него нет никакой угрозы, но переступить через собственные предубеждения было непросто.
- Артур, опусти пистолет, я безоружен. Не веришь, так сам проверь.
- Ты думаешь, я куплюсь на столь дешевый трюк? – Бальз скептично изогнул бровь.
- Честно? Нет, - возвел очи горе Фридрих. - Но кем бы я был, если бы не предложил? – он развел руками в воздухе.
И Артур поверил. Теперь ему даже было немного все равно, если его пришьют на месте. Он решил довериться своему врагу.
Бальз опустил пистолет и подошел к Наполо.
- Знаешь, мы тут стоим, базарим, а там, между прочим, сейчас организовывают группу для прочесывания леса.
- Всегда поражался твоему умению говорить о самом главном в последний момент, - чему-то своему улыбнулся Артур.
- Там в метрах ста, или чуть больше, мотоцикл. Заберешь его.
- А ты?
- Дай мне пистолет.
- Зачем? – искренне удивился Бальз, но оружие протянул.
- Я понимаю, что ты бессердечный ублюдок, но не до такой же степени, - он в очередной раз сломал губы в улыбке, взвел курок и пустил пулю себе в руку.
От изумления у Бальза в глотке застряли все слова, которые он хотел обрушить на его голову.
- Сумасшедший! – воскликнул юноша, и подхватил генерала под руку.
- Угу. Всегда им был! – даже в таком состоянии он продолжал кичиться и стоить из себя героя.
Артур улыбнулся и едва слышно выдохнул:
- Чезаре…
- Что?
- Ничего.
- Но ведь ты что-то сказал! Ой-ой-ой, - взвился раненный.
- Тебе показалось, - с непроницаемым лицом отрезал Бальз.
- Ладно. С тобой припираться - себе же дороже. Давай, веди к мотоциклу, там меня и оставишь.
- Тебя найдут?
- Еще бы! Чтоб меня - да не нашли.
- Да, да… Как это я не подумал?..
Когда они подошли к уже едва различимому в сумерках Zündapp, Арутр помог опуститься Фридриху под дерево и опереться о его ствол. Генерал, не смотря на простреленную руку, был очень даже оживлен и пытался отпускать сальные шуточки, но Бальз ощущал - это все напускное, он так прощается. Да и, наверное, они оба не смогли бы попрощаться иначе.
- Ну, я пошел…
- Стой, - Наполо уцепился за край мундира здоровой рукой.
- Что еще? – снизу вверх посмотрел на него Артур.
- А съездить по моей самодовольной физии? Небось, мечтал с первого дня, как меня увидел.
- Точно. Прости, забыл. Ты же всю дорогу трещал без умолку, - снисходительно улыбнулся шпион.
Бальз опустился перед раненым на корточки и посмотрел в немного бледное лицо молодого мужчины.
- Ну?
- Знаешь, я нормальный мужик. Вот абсолютно и полностью. Уверен, проверял.
- А мне что с этого? – недовольно бросил Бальз.
Он почувствовал, как чужая ладонь обхватила его за галстук и дернула на себя.
- В сущности – ничего, - улыбнулся в ответ Наполо, прежде чем поцеловать своего врага.
Артур мысленно пожал плечами и возражать не стал, позволив напоследок дать волю генеральским губам и языку. Разорвав поцелуй, Бальз все с таким же недовольным лицом взирал на Фридриха, только дыхание у него сбилось.
- Теперь точно можешь идти и не возвращаться, - осклабился Наполо.
- Извращенец.
- Ей, а оглушить! Только так, чтобы я очнулся, - съязвил генерал.
- Для вас – все, что угодно.
Артур сел и завел мотор мотоцикла. У него не было привычки оборачиваться, если он уходит и знает, что не вернется. Но сейчас, поддавшись какому-то внутреннему порыву, он повернул голову в сторону бесчувственного тела. Возможно, из-за не желания говорить «прощай», он бросил свое тихое привычное «Чезаре».
Артура Бальза так никто и не видел. Неизвестно, пересек он границу или нет. После той ночи побега о нем не поступало никаких сведений. Ни к немецкой разведке, ни к французской.
Фридрих Наполо, после скорого выздоровления, подал прошение о переводе на фронт. Не желая больше протирать штаны в штабе. В 1944 году был убит. Место захоронения неизвестно.