- Мне все-таки кажется, что ты больной, - убежденно заметил я, помешивая в чашке ложечкой. - Нет, мне даже не кажется, ты точно больной. Бальзак молча приподнял одну бровь. Я всегда поражался его умению делать это именно одной бровью - у меня получалось что-то странное на лице, когда я пробовал. Поэтому я перестал пробовать.
- Конкретизируй, - наконец уточнил он, поняв, что на брови я не реагирую.
- Что это за хрень? - конкретизировал я, обводя рукой пространство кухни. На кухне мы сидели уже довольно давно. Час назад я заехал к нему в гости, чтобы удостовериться, что он все ещё жив.
Всё дело в том, что Бальзак - мой начальник. Нет, не в том плане, что "он начальник, я подчинённый", мы знакомы с ним много лет, и фирму открывали вместе - точнее говоря, фирму открывал я, а он сидел в кабинете с ноутбуком и составлял бизнес-план на ближайшие полгода. Я в бизнес-планах разбираюсь не очень - вернее, я способен понять, каким образом он его составил, но сделать это самостоятельно у меня не получится. Мне проще осуществить, ему спланировать, в общем, он директор, я его заместитель, и так оно все тянется уже не первый год. Ну а ещё мы лучшие друзья. Хотя в те моменты, когда на его лице появляется такое пренебрежительно-удивленное выражение, мне по-прежнему хочется дать ему в глаз. Но я сдерживаю себя. Мы же цивилизованные люди. По крайней мере, он.
- Тебе принести словарь и зачитать определение слова "кухня" вслух? - поинтересовался Баль. Я тяжело вздохнул, потер лоб ладонью и пристально на него посмотрел. Под моим пристальным взглядом Бальзак, как обычно, задергался. - У меня что-то не так с прической?
- У тебя не так с тем, что под прической, - буркнул я. - Я имею в виду, что не понимаю вообще, какого черта ты сидишь дома уже третьи сутки. Ты не болеешь...
- Ты нелогичен, ты только что сказал, что я больной, - ехидно перебил меня Баль.
- Ты больной, но ты не болеешь, - я почувствовал, что потихоньку начинаю звереть. - На голову ты больной у меня.
- Вот это сейчас очень неприятно было, - поджал губы друг, складывая руки на груди. - Я начинаю понимать, почему тебя не любит Достоевский.
- Господи, он-то здесь причем, - я подавил в себе желание уйти с кухни прямо сейчас. - Короче. Хватит сидеть дома сиднем. Подумаешь, сделка у него сорвалась. Одна сделка ничего не сделала с делами компании, у нас все хорошо. Я даже удивлен тому, насколько. А твое отсутствие в офисе нервирует секретаршу, она скучает.
- Секретаршу, значит, - ядовито заметил Бальзак. - Ты бы ещё про фикус вспомнил.
- Хорошо, меня тоже нервирует. Когда я нервный, я злой, - честно ответил я, поднимаясь со стула. Во мне уже плескалось столько чая, что хватило бы на половину туманного Альбиона. - Завтра летишь со мной в Лондон, как и планировали. Все, я поехал.
Бальзак не ответил, молчаливой тенью проследовав за мной в прихожую. Пока я обувался, он критически разглядывал мои ботинки - да, грязные, но на улице то ещё счастье, середина марта. Совершенно незачем так на них смотреть. - Я не из-за сделки, - наконец сказал он, когда я разогнулся. - Я вообще хочу нажраться в дупель, Жук.
- Не знал, что ты используешь такие слова.
- Да пошел ты. Я серьёзно. Мне кажется, что я козёл.
- Мне тоже иногда так кажется, - устало отозвался я, вдевая руки в рукава куртки. Куртку мы выбирали с ним вместе, и, признаться, я тогда чуть дуба не дал. У меня неплохой вкус, но я органически не переношу походы по магазинам. Все эти "надо ещё посмотреть" и "что-то здесь не так с фасоном". Обычно мои походы в магазин происходят в критические моменты, когда мне уже становится совершенно нечего носить. Я прилетаю в первый попавшийся магазин, меряю вещи, которые кажутся мне симпатичными, покупаю их и ухожу. Но нет. С Бальзаком этот номер, к сожалению, не прошел... Сперва мы три часа таскались по торговому комплексу - а ведь он знает, как меня это бесит - потом мы ещё два часа думали, а потом, наконец, мы купили куртку. Она все равно не устроила его на сто процентов, но, честно говоря, я не знаю ещё ни одной вещи в этом мире, которая устраивала бы его на сто процентов, поэтому поход по магазинам на этом завершился.
- Жук... - он вдруг посмотрел на меня растерянно, почти как ребёнок, и я смягчился. Иногда у него на лице появляется такое беспомощное, детское выражение, что я теряюсь и перестаю помнить, из-за чего мы ссорились. - Я не могу поехать в Лондон.
- Почему? - тупо переспросил я. Объективных причин я не видел. - Мы... поссорились.
- С кем? - так же тупо переспросил я. - Со мной, что ли? Нет, ты правда больной, чувак. Мы не ссорились.
- Да причем здесь ты? - возмутился он. - С Драйзером мы поссорились, мать твою. Я с ним живу, если ты не забыл. Уже много, много лет.
Тут я впервые задумался о том, что за час, который я провел у Бальзака дома, Драйзера нигде не было видно. Это не в его духе - обычно именно он встречал меня у порога, заваривал мне чай и развлекал последними новостями, пока Баль усердно строчил что-то на компьютере в кабинете. Странно, что я не заметил отсутствие Драйзера в квартире - он, конечно, никогда не навязывался, но его незримое присутствие ощущалось кожей. Я всегда чувствую Драев издалека.
- А что случилось? - тихо спросил я, начиная расстегивать куртку обратно. Баль пожал плечами - его типичная реакция на все разговоры о переживаниях и эмоциональных проблемах. Последних у него будет даже побольше моих, что вообще случается редко.
- Мне иногда жалко, что я не холостяк, - ответил он, покачав головой. - Вот ты хорошо живешь. Ни тебе семьи, ни тебе проблем.
- Вообще-то у меня есть семья, - напомнил ему я. - Родители и брат. И от них, не поверишь ли, масса проблем. Особенно когда отцу в очередной раз приходит в голову оригинальная идея, и я вынужден по первому его слову нестись на другой конец страны.
- Ты сам себя к этому вынуждаешь, я тебе давно говорил, - нахмурился Бальзак. - Ты не ребенок уже, а все так же слушаешься отца.
- Он мой отец, - жестко обрубил я.
Эту песню мы уже проходили. Сам Бальзак не понимал ценности семейных авторитетов и вообще семейных отношений в принципе; как они столько лет умудрились прожить с Драйзером под одной крышей - одному Богу известно. Поначалу я пытался объяснить ему, что это неправильно, что родителей нужно уважать, а расстановка приоритетов - важнейшее дело в жизни; но несколько раз после этого он прекращал со мной разговаривать на неделю, и я оставил попытки. А вот он - нет. Бальзак - это же в каком-то смысле как перхоть, сколько ты от неё не избавляйся, однажды все равно догонит и появится на отвороте пиджака. Не со всеми, конечно. Чаще всего, встречая сопротивление, Бальзак вообще уходит от разговора и начинает смотреть на тебя как на плинтус. Но я же лучший друг.
- Слушай, и так хреново, - наконец сказал он. - Ещё и ты.
Мне стало стыдно. Я никогда не умел помогать в проблемах с отношениями, у меня у самого с ними проблем выше крыши, да и тактом особенным похвастаться не могу. Но ему определённо было хреново, и моя деятельность не давала мне оставить его в таком состоянии.
- Одевайся, - кивнул я на его пальто. - Давай, жду тебя в машине.
- Ты не охренел ли? - крикнул он мне вслед, когда я открывал дверь. Я остановился.
- Нет.
***
Когда мы только познакомились, он мне не понравился. "Слишком много о себе думает", - решил я и поставил точку. Но Бальзак не дал мне остаться при этом мнении. Он вдруг, совершенно неожиданно для меня, собрался помочь мне с моей жизнью. Я, в принципе, считал, что и до этого жил весьма неплохо, но под его критическим взглядом моя жизнь начала казаться мне неудовлетворяющей меня. Где-то слишком пустой, где-то, наоборот, забитой хламом: отжившими свое вещами, людьми, ситуациями... И Баль вытащил тогда меня за уши. Просто так. Почти не зная меня. Правда, ему не удалось сделать из меня свой идеал - для Наполеона я слишком резок, слишком жесток, слишком конкретен, слишком... Балю пришлось несладко. Драйзер, которому позже тоже пришлось со мной познакомиться, сполна проникся схемой наших взаимоотношений: теплые взаимные чувства и внезапный взрыв на, казалось бы, совершенно невинной территории. Меня в нём многое бесит.
Его привычка не отвечать на прямые вопросы, его неумение показывать своё отношение к людям - я первые два года вообще не был уверен, дружим мы или так, общаемся, пока он случайно не обронил в разговоре с кем-то, что я - его лучший друг. Его задротство - я просто не могу назвать это иначе, нет, правда, он ведь иногда просто выносит мне мозг своей способностью три часа обсуждать один и тот же проект просто потому, что его не устраивает в нём какая-то незначительная, с моей точки зрения, деталь. Я всегда смотрю на картину в целом, на вектор, на общий образ, он же вникает во все детали и хитросплетения схемы, и от этого я с одной стороны восхищаюсь им, а с другой - ужасно злит, когда этот изучающий взгляд направлен вглубь тебя. Ещё он ленив. Он знает за собой эту особенность и поэтому старается загнать себя во внутренние и внешние рамки, вроде как ограничивающие его лень, не дающие ему расслабляться - и из-за этого может просиживать на работе штаны сутками, не давая себе права на отдых.
За все эти годы я так и не выяснил, где у него переключатель. Зато он, похоже, прекрасно вычислил всё моё нехитрое устройство - и пользуется этим, подчас не хуже Достоевского кидая на меня укоризненные взоры и вопрошая: "Как же тебе не стыдно, Жуков? Как же тебе не стыдно?" Как будто бы не знает, что после этой фразы мне становится так стыдно, как будто бы я расчленил младенца - и неважно, по какому поводу она была произнесена.
Меня зачастую спрашивали знакомые, за что я так прикипел к нему. У нас действительно много общего, но совершенно разные схемы жизни и уровни комфорта - я, к примеру, очень люблю поездки в лес, а у него при одной мысли о нескольких ночах, проведенных вдали от цивилизации, начинаются панические судороги. Мне сложно ответить на этот вопрос. Просто... я люблю его. Ничего такого, кстати, я вообще натурал, гей у нас он. Открытый и гордящийся своей принадлежностью к гомосексуальному сообществу - хоть он и не любит большие скопления людей в принципе, под бокал хорошего вина способен долго теоретизировать о правах геев и толерантности. Но я люблю его, пожалуй, больше, чем когда-либо любил своих партнерш - наверное, я пока ещё не встретил ту, единственную. Просто мужскую дружбу не зря воспевали тысячелетиями. Это что-то особенное. Но как же он бесит порой. В чем-то тут подвох, наверное... может, спустя ещё лет двадцать я наконец пойму, в чем.
***
- Ну так и что у вас случилось? - спросил я, убедившись, что он дошел до нужного содержания алкоголя в крови, чтобы ответить на мой вопрос. Он снова попытался поднять свою чертову бровь, но спьяну, оказывается, и у него что-то странное получается на лице вместо этого.
- У меня ощущение, что я все время должен его контролировать.
- Драйзера? - я поперхнулся вискарем, недоуменно глядя на Бальзака. Услышать, что кто-то хочет контролировать моего контролера, было весьма... неожиданно. - С какой такой радости?
- Он очень... такой... я не знаю, - похоже, я перестарался, потому что теперь Баль путался в словах. - Он как начнет мне что-нибудь объяснять, я сижу и думаю: слушай, ты, придурок, я и сам уже все это понял, зачем со мной как с маленьким...
Я подпер руку ладонью и попытался представить Бальзака маленьким. Пожалуй, вместо контактных линз - очки, строгий костюмчик и ещё, может быть, книга подмышкой, по ядерной физике, как из задачки на профпригодность... он рассказывал мне иногда о своём детстве. О том, что его не понимали сверстники, о том, как он всегда был лучшим в классе по всем предметам, кроме русского языка, за который учительница из любви к нему стабильно ставила тройку, хотя там и до тройки было не дотянуть. О родителях. О своём одиночестве. Я не знаю, почему, но когда я слышу о его детском одиночестве, мне всегда хочется его обнять. Он, пожалуй, единственный из моих знакомых, кто действительно может заставить меня плакать только потому, что я растрогался.
- Ты же любишь его, - констатировал я.
- Люблю... - вздохнул Бальзак и вдруг ударил кулаком по столу. - И это бесит меня! Понимаешь, меня бесит это! Что я люблю его и при этом я никак не могу его понять до конца, его мотивы, то, что стоит за его словами. Он же мастерски умеет играть словами, и иногда я на него смотрю и думаю: зачем он вообще со мной?
- Ууу, батенька, да ты напился, - хмыкнул я, поднимаясь из-за стола и подзывая официантку. Милая девушка игриво подмигнула мне, но я был не в настроении для любовных приключений. Ненавижу, когда эти двое ссорятся между собой. Как будто бы я реально могу чем-то помочь. - Слушай. Сейчас мы рассчитаемся с официанткой, поедем домой к твоему Драйзеру, я затолкаю тебя к нему в квартиру и дальше разбирайтесь сами, как можете, но только без меня, окей?
- Я что, тебя достал? - зло и холодно поинтересовался Бальзак. Я захотел двинуть сам себе в ухо.
- Нет. Я просто вижу, что тебе плохо. Я тебе сочувствую. Но мне кажется, что ты делаешь из мухи слона.
- Это скорее свойственно тебе, - надменно фыркнул он.
Он не разговаривал со мной всю дорогу, пока мы ехали к Драйзеру, но потом вдруг повернулся и внимательно на меня посмотрел. Глаза у него черные, глубокие, и в темноте машины казались непроглядными омутами. - В чем здесь подвох, Жук? - спросил он, когда я остановил машину.
- В смысле?
- Почему ты не... я же очевидно тебя бешу. Почему ты до сих пор со мной дружишь?
- Бесишь, - согласился я. - И радуешь. И трогаешь. Ты сильный и хрупкий. Я тебя люблю.
- Чего? - неловко рассмеялся он. Я посуровел.
- Без пошлости, пожалуйста. И без сантиментов.
- Да, - согласился он, открывая дверь машины. - Спасибо.
- Завтра утром я за тобой заеду, и Лондон нас ждет. Мне позвонить Драйзеру, чтобы он тебя встретил, или ты сам справишься?
- Я ему сейчас встречу, - туманно пообещал Баль, сунув руки в карманы пальто. Он очень худой и мало ест, ему бы надо получше питаться, Драй же вкусно готовит. - И у меня нет одежды, чтобы ехать в Лондон.
- Зубную щетку купишь в аэропорту.
- Пошел в жопу, - снова начал злиться он, но я только рассмеялся, покачав головой.
- Э нет, друг. Это, кажется, сейчас светит тебе...
- Что? - крикнул он, но я уже захлопнул за ним дверцу и тронулся с места.
Великолепно, потрясающе!!! Какой Жук! *Есенин влюбился, мечтательно улыбается, вздрагивает* Только почему он с Достоевским, или с кем он там? А Баль...это просто чудо, а не Баль...
Reinhard Большое спасибо. =) Очень приятно слышать. Я понимаю, что вы, вероятно, рассчитывали на любовную линию, но не получилось просто. Икар Монгольфье Райт Откроюсь, но чуть позже. =)
Reinhard Мой маленький мозг сейчас подвис. -___- В смысле, я имел в виду, что жаль, что не получилось с любовной линией, но мне приятно, что вам понравилось, несмотря на её отсутствие. Вот, кажется, я полностью изложил мысль.
Обоже, это прелестно. Так идеально описаны отношения, потрясающе все вплоть до диалогов, слишком четко, слишком именно так, а не иначе. Радует. Восхитительно.
AyaKudo автор, перечитал не раз. Я вас, кажется, люблю))) текст неимоверно задевает. Шикарнейшее исполнение из всех моих когда бы то ни было где бы то ни было оставленных заявок.
Бальзак молча приподнял одну бровь. Я всегда поражался его умению делать это именно одной бровью - у меня получалось что-то странное на лице, когда я пробовал. Поэтому я перестал пробовать.
- Конкретизируй, - наконец уточнил он, поняв, что на брови я не реагирую.
- Что это за хрень? - конкретизировал я, обводя рукой пространство кухни. На кухне мы сидели уже довольно давно. Час назад я заехал к нему в гости, чтобы удостовериться, что он все ещё жив.
Всё дело в том, что Бальзак - мой начальник. Нет, не в том плане, что "он начальник, я подчинённый", мы знакомы с ним много лет, и фирму открывали вместе - точнее говоря, фирму открывал я, а он сидел в кабинете с ноутбуком и составлял бизнес-план на ближайшие полгода. Я в бизнес-планах разбираюсь не очень - вернее, я способен понять, каким образом он его составил, но сделать это самостоятельно у меня не получится. Мне проще осуществить, ему спланировать, в общем, он директор, я его заместитель, и так оно все тянется уже не первый год.
Ну а ещё мы лучшие друзья. Хотя в те моменты, когда на его лице появляется такое пренебрежительно-удивленное выражение, мне по-прежнему хочется дать ему в глаз. Но я сдерживаю себя. Мы же цивилизованные люди. По крайней мере, он.
- Тебе принести словарь и зачитать определение слова "кухня" вслух? - поинтересовался Баль. Я тяжело вздохнул, потер лоб ладонью и пристально на него посмотрел. Под моим пристальным взглядом Бальзак, как обычно, задергался. - У меня что-то не так с прической?
- У тебя не так с тем, что под прической, - буркнул я. - Я имею в виду, что не понимаю вообще, какого черта ты сидишь дома уже третьи сутки. Ты не болеешь...
- Ты нелогичен, ты только что сказал, что я больной, - ехидно перебил меня Баль.
- Ты больной, но ты не болеешь, - я почувствовал, что потихоньку начинаю звереть. - На голову ты больной у меня.
- Вот это сейчас очень неприятно было, - поджал губы друг, складывая руки на груди. - Я начинаю понимать, почему тебя не любит Достоевский.
- Господи, он-то здесь причем, - я подавил в себе желание уйти с кухни прямо сейчас. - Короче. Хватит сидеть дома сиднем. Подумаешь, сделка у него сорвалась. Одна сделка ничего не сделала с делами компании, у нас все хорошо. Я даже удивлен тому, насколько. А твое отсутствие в офисе нервирует секретаршу, она скучает.
- Секретаршу, значит, - ядовито заметил Бальзак. - Ты бы ещё про фикус вспомнил.
- Хорошо, меня тоже нервирует. Когда я нервный, я злой, - честно ответил я, поднимаясь со стула. Во мне уже плескалось столько чая, что хватило бы на половину туманного Альбиона. - Завтра летишь со мной в Лондон, как и планировали. Все, я поехал.
Бальзак не ответил, молчаливой тенью проследовав за мной в прихожую. Пока я обувался, он критически разглядывал мои ботинки - да, грязные, но на улице то ещё счастье, середина марта. Совершенно незачем так на них смотреть.
- Я не из-за сделки, - наконец сказал он, когда я разогнулся. - Я вообще хочу нажраться в дупель, Жук.
- Не знал, что ты используешь такие слова.
- Да пошел ты. Я серьёзно. Мне кажется, что я козёл.
- Мне тоже иногда так кажется, - устало отозвался я, вдевая руки в рукава куртки.
Куртку мы выбирали с ним вместе, и, признаться, я тогда чуть дуба не дал. У меня неплохой вкус, но я органически не переношу походы по магазинам. Все эти "надо ещё посмотреть" и "что-то здесь не так с фасоном". Обычно мои походы в магазин происходят в критические моменты, когда мне уже становится совершенно нечего носить. Я прилетаю в первый попавшийся магазин, меряю вещи, которые кажутся мне симпатичными, покупаю их и ухожу.
Но нет. С Бальзаком этот номер, к сожалению, не прошел... Сперва мы три часа таскались по торговому комплексу - а ведь он знает, как меня это бесит - потом мы ещё два часа думали, а потом, наконец, мы купили куртку. Она все равно не устроила его на сто процентов, но, честно говоря, я не знаю ещё ни одной вещи в этом мире, которая устраивала бы его на сто процентов, поэтому поход по магазинам на этом завершился.
- Жук... - он вдруг посмотрел на меня растерянно, почти как ребёнок, и я смягчился. Иногда у него на лице появляется такое беспомощное, детское выражение, что я теряюсь и перестаю помнить, из-за чего мы ссорились. - Я не могу поехать в Лондон.
- Почему? - тупо переспросил я. Объективных причин я не видел.
- Мы... поссорились.
- С кем? - так же тупо переспросил я. - Со мной, что ли? Нет, ты правда больной, чувак. Мы не ссорились.
- Да причем здесь ты? - возмутился он. - С Драйзером мы поссорились, мать твою. Я с ним живу, если ты не забыл. Уже много, много лет.
Тут я впервые задумался о том, что за час, который я провел у Бальзака дома, Драйзера нигде не было видно. Это не в его духе - обычно именно он встречал меня у порога, заваривал мне чай и развлекал последними новостями, пока Баль усердно строчил что-то на компьютере в кабинете. Странно, что я не заметил отсутствие Драйзера в квартире - он, конечно, никогда не навязывался, но его незримое присутствие ощущалось кожей. Я всегда чувствую Драев издалека.
- А что случилось? - тихо спросил я, начиная расстегивать куртку обратно. Баль пожал плечами - его типичная реакция на все разговоры о переживаниях и эмоциональных проблемах. Последних у него будет даже побольше моих, что вообще случается редко.
- Мне иногда жалко, что я не холостяк, - ответил он, покачав головой. - Вот ты хорошо живешь. Ни тебе семьи, ни тебе проблем.
- Вообще-то у меня есть семья, - напомнил ему я. - Родители и брат. И от них, не поверишь ли, масса проблем. Особенно когда отцу в очередной раз приходит в голову оригинальная идея, и я вынужден по первому его слову нестись на другой конец страны.
- Ты сам себя к этому вынуждаешь, я тебе давно говорил, - нахмурился Бальзак. - Ты не ребенок уже, а все так же слушаешься отца.
- Он мой отец, - жестко обрубил я.
Эту песню мы уже проходили. Сам Бальзак не понимал ценности семейных авторитетов и вообще семейных отношений в принципе; как они столько лет умудрились прожить с Драйзером под одной крышей - одному Богу известно. Поначалу я пытался объяснить ему, что это неправильно, что родителей нужно уважать, а расстановка приоритетов - важнейшее дело в жизни; но несколько раз после этого он прекращал со мной разговаривать на неделю, и я оставил попытки. А вот он - нет. Бальзак - это же в каком-то смысле как перхоть, сколько ты от неё не избавляйся, однажды все равно догонит и появится на отвороте пиджака. Не со всеми, конечно. Чаще всего, встречая сопротивление, Бальзак вообще уходит от разговора и начинает смотреть на тебя как на плинтус.
Но я же лучший друг.
- Слушай, и так хреново, - наконец сказал он. - Ещё и ты.
Мне стало стыдно. Я никогда не умел помогать в проблемах с отношениями, у меня у самого с ними проблем выше крыши, да и тактом особенным похвастаться не могу. Но ему определённо было хреново, и моя деятельность не давала мне оставить его в таком состоянии.
- Одевайся, - кивнул я на его пальто. - Давай, жду тебя в машине.
- Ты не охренел ли? - крикнул он мне вслед, когда я открывал дверь. Я остановился.
- Нет.
***
Когда мы только познакомились, он мне не понравился. "Слишком много о себе думает", - решил я и поставил точку. Но Бальзак не дал мне остаться при этом мнении. Он вдруг, совершенно неожиданно для меня, собрался помочь мне с моей жизнью. Я, в принципе, считал, что и до этого жил весьма неплохо, но под его критическим взглядом моя жизнь начала казаться мне неудовлетворяющей меня. Где-то слишком пустой, где-то, наоборот, забитой хламом: отжившими свое вещами, людьми, ситуациями... И Баль вытащил тогда меня за уши. Просто так. Почти не зная меня.
Правда, ему не удалось сделать из меня свой идеал - для Наполеона я слишком резок, слишком жесток, слишком конкретен, слишком... Балю пришлось несладко. Драйзер, которому позже тоже пришлось со мной познакомиться, сполна проникся схемой наших взаимоотношений: теплые взаимные чувства и внезапный взрыв на, казалось бы, совершенно невинной территории.
Меня в нём многое бесит.
Его привычка не отвечать на прямые вопросы, его неумение показывать своё отношение к людям - я первые два года вообще не был уверен, дружим мы или так, общаемся, пока он случайно не обронил в разговоре с кем-то, что я - его лучший друг. Его задротство - я просто не могу назвать это иначе, нет, правда, он ведь иногда просто выносит мне мозг своей способностью три часа обсуждать один и тот же проект просто потому, что его не устраивает в нём какая-то незначительная, с моей точки зрения, деталь. Я всегда смотрю на картину в целом, на вектор, на общий образ, он же вникает во все детали и хитросплетения схемы, и от этого я с одной стороны восхищаюсь им, а с другой - ужасно злит, когда этот изучающий взгляд направлен вглубь тебя.
Ещё он ленив. Он знает за собой эту особенность и поэтому старается загнать себя во внутренние и внешние рамки, вроде как ограничивающие его лень, не дающие ему расслабляться - и из-за этого может просиживать на работе штаны сутками, не давая себе права на отдых.
За все эти годы я так и не выяснил, где у него переключатель.
Зато он, похоже, прекрасно вычислил всё моё нехитрое устройство - и пользуется этим, подчас не хуже Достоевского кидая на меня укоризненные взоры и вопрошая: "Как же тебе не стыдно, Жуков? Как же тебе не стыдно?" Как будто бы не знает, что после этой фразы мне становится так стыдно, как будто бы я расчленил младенца - и неважно, по какому поводу она была произнесена.
Ничего такого, кстати, я вообще натурал, гей у нас он. Открытый и гордящийся своей принадлежностью к гомосексуальному сообществу - хоть он и не любит большие скопления людей в принципе, под бокал хорошего вина способен долго теоретизировать о правах геев и толерантности. Но я люблю его, пожалуй, больше, чем когда-либо любил своих партнерш - наверное, я пока ещё не встретил ту, единственную.
Просто мужскую дружбу не зря воспевали тысячелетиями. Это что-то особенное.
Но как же он бесит порой. В чем-то тут подвох, наверное... может, спустя ещё лет двадцать я наконец пойму, в чем.
***
- Ну так и что у вас случилось? - спросил я, убедившись, что он дошел до нужного содержания алкоголя в крови, чтобы ответить на мой вопрос. Он снова попытался поднять свою чертову бровь, но спьяну, оказывается, и у него что-то странное получается на лице вместо этого.
- У меня ощущение, что я все время должен его контролировать.
- Драйзера? - я поперхнулся вискарем, недоуменно глядя на Бальзака. Услышать, что кто-то хочет контролировать моего контролера, было весьма... неожиданно. - С какой такой радости?
- Он очень... такой... я не знаю, - похоже, я перестарался, потому что теперь Баль путался в словах. - Он как начнет мне что-нибудь объяснять, я сижу и думаю: слушай, ты, придурок, я и сам уже все это понял, зачем со мной как с маленьким...
Я подпер руку ладонью и попытался представить Бальзака маленьким.
Пожалуй, вместо контактных линз - очки, строгий костюмчик и ещё, может быть, книга подмышкой, по ядерной физике, как из задачки на профпригодность... он рассказывал мне иногда о своём детстве. О том, что его не понимали сверстники, о том, как он всегда был лучшим в классе по всем предметам, кроме русского языка, за который учительница из любви к нему стабильно ставила тройку, хотя там и до тройки было не дотянуть. О родителях. О своём одиночестве. Я не знаю, почему, но когда я слышу о его детском одиночестве, мне всегда хочется его обнять. Он, пожалуй, единственный из моих знакомых, кто действительно может заставить меня плакать только потому, что я растрогался.
- Ты же любишь его, - констатировал я.
- Люблю... - вздохнул Бальзак и вдруг ударил кулаком по столу. - И это бесит меня! Понимаешь, меня бесит это! Что я люблю его и при этом я никак не могу его понять до конца, его мотивы, то, что стоит за его словами. Он же мастерски умеет играть словами, и иногда я на него смотрю и думаю: зачем он вообще со мной?
- Ууу, батенька, да ты напился, - хмыкнул я, поднимаясь из-за стола и подзывая официантку. Милая девушка игриво подмигнула мне, но я был не в настроении для любовных приключений. Ненавижу, когда эти двое ссорятся между собой. Как будто бы я реально могу чем-то помочь. - Слушай. Сейчас мы рассчитаемся с официанткой, поедем домой к твоему Драйзеру, я затолкаю тебя к нему в квартиру и дальше разбирайтесь сами, как можете, но только без меня, окей?
- Я что, тебя достал? - зло и холодно поинтересовался Бальзак. Я захотел двинуть сам себе в ухо.
- Нет. Я просто вижу, что тебе плохо. Я тебе сочувствую. Но мне кажется, что ты делаешь из мухи слона.
- Это скорее свойственно тебе, - надменно фыркнул он.
Он не разговаривал со мной всю дорогу, пока мы ехали к Драйзеру, но потом вдруг повернулся и внимательно на меня посмотрел. Глаза у него черные, глубокие, и в темноте машины казались непроглядными омутами.
- В чем здесь подвох, Жук? - спросил он, когда я остановил машину.
- В смысле?
- Почему ты не... я же очевидно тебя бешу. Почему ты до сих пор со мной дружишь?
- Бесишь, - согласился я. - И радуешь. И трогаешь. Ты сильный и хрупкий. Я тебя люблю.
- Чего? - неловко рассмеялся он. Я посуровел.
- Без пошлости, пожалуйста. И без сантиментов.
- Да, - согласился он, открывая дверь машины. - Спасибо.
- Завтра утром я за тобой заеду, и Лондон нас ждет. Мне позвонить Драйзеру, чтобы он тебя встретил, или ты сам справишься?
- Я ему сейчас встречу, - туманно пообещал Баль, сунув руки в карманы пальто. Он очень худой и мало ест, ему бы надо получше питаться, Драй же вкусно готовит. - И у меня нет одежды, чтобы ехать в Лондон.
- Зубную щетку купишь в аэропорту.
- Пошел в жопу, - снова начал злиться он, но я только рассмеялся, покачав головой.
- Э нет, друг. Это, кажется, сейчас светит тебе...
- Что? - крикнул он, но я уже захлопнул за ним дверцу и тронулся с места.
мимопробегавший Баль впервые в жизни ставит этот смайлик
текст хорош, слов просто нет.
но зачем Драйзер?
Да с натуры писалось просто, исключить Драйзера из картины миры этого Бальзака было бы выше моих сил. )
Гость
Спасибо. )
Sinfique
Благодарю вас. )
Автор.
Какой Жук! *Есенин влюбился, мечтательно улыбается, вздрагивает* Только почему он с Достоевским, или с кем он там?
А Баль...это просто чудо, а не Баль...
Жук не с Достоевским, вы что. 0_о Жук бы умер.
Просто Дост к слову пришелся. =)
Спасибо. )
Откроетесь?
примите мою благодарность) Баль у вас... как есть.
заказчик.
Большое спасибо. =) Очень приятно слышать.
Я понимаю, что вы, вероятно, рассчитывали на любовную линию, но не получилось просто.
Икар Монгольфье Райт
Откроюсь, но чуть позже. =)
Рад, что по крайней мере текст понравился. =)
А Бальзаки прекрасны, да.
Мой маленький мозг сейчас подвис. -___-
В смысле, я имел в виду, что жаль, что не получилось с любовной линией, но мне приятно, что вам понравилось, несмотря на её отсутствие.
Вот, кажется, я полностью изложил мысль.
Короче, я понял
Японская вежливость такая японская
Reinhard
Ну, если так интересно, ок, раскрываюсь, автор - я. =)
adalimina
Большое спасибо. Очень приятно, что удалось это так передать.
Да, автор. У меня ближайшая подруга Балька. Очень похоже. Спасибо.
Жук.
У меня лучший друг - Бальзак.
Ну мы с вами явно поняли друг друга.
Жук.
Спасибо вам! =)
P.S.: Текст прекрасный. Как и всегда.
хочу друга жука
Тебе так нравится, когда я причиняю себе физические увечья?
дельфиньи колени
Джек? 0_о
Спасибо за отзыв! И за оценку.
Жуки бывают адекватные, да. =)
ахах, опечаталась. жук)
вам спасибо за фанфик
Reinhard
Благодарю!
Я хорошо пишу, просто в этом фандоме как-то раньше не складывалось. Но против такой заявки просто не получилось пройти