[socionicfics]

Т8-22. Максим(|)/Есенин. "Ничтожество остаётся ничтожеством. Ты не справишься, а я могу помочь - есть ли смысл так выделываться?"

@темы: Максим Горький, выполненные заявки, Т-8, Есенин

Comments

[Гость]

Автор просит прощение за ту "слезодавилку", что у него получилась. Он просто на секунду представил себе, что бы почувствовал, если бы близкий человек назвал его ничтожеством и ничего более-менее адекватного написать уже не вышло. Ах да, Максим и Есенин братья.

1742 слова

На самом деле Есенин любил брата. Несмотря на многолетние разногласия, ссоры и давние обиды где-то там в глубине души он испытывал к Максиму привязанность и даже некоторое уважение. За его силу воли, за собраность, за способность поступать так, как нужно, а не так, как хочется. Если бы только брат не стремился так сильно сделать лирика похожим на себя. Подготовить к жизни и стать тем, кто даст Есенину возможность постигнуть все реалии этого мира.
Нет, Есенин понимал, чего добивался брат своими, порой жестокими словами и поступками, но при всем желании никак не мог соответствовать той планке, которую для него поставил Максим. Лирик прекрасно это осознавал, но, не желая признавать вслух, выходил из себя, закатывал скандалы, запирался в ванной, чтобы ни в коем случае не дать увидеть злые слезы, стекающие по щекам.
Это было сложно: вот так вот общаться с родным человеком, приходить домой, как на поле боя. В какой-то момент Есенин даже был готов сдаться. Уйти из дома или прогнуться под давлением Максима, подчиниться тем правилам и жестким рамкам, которые брат сам определял для лирика, все что угодно, только не спорить больше из-за любого слова, пытаясь отвоевать собственное право жить так, как хочет, и так, как умеет.
Но именно в этот период Есенин почувствовал, что брат охладел к нему. Макс словно плюнул на него, решив, что ничего дельного все равно не выйдет и прекратил третировать по поводу и без. Это одновременно вызвало облегчение и горькую обиду. Словно у Максима больше не было младшего брата, был сосед по квартире, и инспектора теперь абсолютно не интересовала ни жизнь Есенина, ни сам он. И это, как ни странно, было действительно больно. Ещё совсем недавно Есенин молил всех богов, чтобы брат хоть ненадолго отвлекся и оставил его в покое, и вот сейчас, когда это случилось, он мечтал хоть на короткое время вернуть интерес Максима и обратить его внимание на свои проблемы.
Правда, этот период продлился у лирика недолго, после нескольких откровенно провальных попыток поговорить он сдался. Просто не мог слушать, каким отстраненным и неприязненным тоном говорит с ним брат, будто его раздражают эти жалкие попытки младшего наладить хоть какие-то отношения. Есенин чувствовал себя ненужным и преданным, и в свою очередь стал так же игнорировать брата, общаясь с ним на уровне приветствий и дежурного: «Как прошел день?».
С каждым днем такое вот взаимное отдаление друг от друга делало их общение все более натянутым. Есенин начал забывать, что этот человек, с которым он ежедневно встречается на кухне или в коридоре их квартиры, его старший брат, который в детстве водил в зоопарк и катал на спине. Два образа: серьезный, но любящий брат Максим, и безразличный, отстраненный сосед будто разделились в голове лирика, и один не имел практически ничего общего с другим. По первому лирик ужасно скучал, второго ненавидел лютой ненавистью.
Тот день, когда эти два образа слились в единое целое, Есенин запомнил до мельчайших деталей. Он начался с того, что по дороге в институт лирик очень неудачно поскользнулся на ступеньках и каким-то образом умудрился ушибить скулу. Почти весь день ушибленное место ныло, невзирая на те полчаса, что он провел в обнимку со льдом в институтском медпункте.
Придя домой, Есенин находился в исключительно отвратительном настроении, как назло, Максим был дома и более того, отирался на кухне, готовя себе обед. По привычке не обращая ни малейшего внимания на брата, лирик открыл дверцу холодильника и стал рассматривать находящиеся там продукты. Спустя полминуты подобного времяпровождения он к собственному удивлению услышал слегка прохладный голос брата:
- Может ты сначала выберешь, что ты хочешь, а потом уже будешь открывать холодильник? – Есенин на секунду замер в недоумении, настолько это было похоже на прежние придирки. Ещё несколько месяцев назад он был просто счастлив услышать от Макса нечто подобное. Но сейчас… Пожалуй, сейчас было уже немного слишком поздно. Обида на брата, сначала доводившего своими придирками, а затем отвернувшегося, была слишком глубокой и сильной, чтобы вот так вот запросто простить все. Это замечание скорее разозлило ещё больше, накладываясь на, и так не радужное настроение.
- Как по-твоему, я узнаю, из чего мне выбрать, если не посмотрю в холодильник?
- Как будто у нас в холодильнике огромнейший выбор блюд. Там только гречневая каша, яйца и сыр, что можно обдумывать пять минут?
Есенин буквально заскрежетал зубами, и молча достал кусок сыра, отвернувшись к столу, чтобы только не смотреть на раздражающее лицо.
Неожиданно лирик почувствовал прикосновение жестких пальцев к собственному подбородку, а затем его голову резко развернули, он встретился с прищуренными глазами брата и перевел взгляд на сжатые в тонкую линию губы. Лирик и забыл, когда в последний раз видел подобное выражение на лице брата. Злость и раздражение. Есенин искренне не мог понять, чем вызвал подобные эмоции, а потому только беспомощно скользил взглядом по лицу Максима, даже не пытаясь вырваться, зная, что этим заведет инспектора ещё больше.
- Это что? – четко, будто на допросе припечатал Макс.
- Что «что»? – искренне недоумевая, о чем речь, переспросил Есенин.
Вместо ответа Максим жестко прошелся большим пальцем по щеке и лирик слегка поморщился от боли, которой та отдалась. Он, наконец, вспомнил об этом неприятном инциденте и понял, что имел в виду брат.
Он почувствовал злость на Макса. Какое право тот имеет вмешиваться в его жизнь сейчас, когда сам отказался от брата?
- Не поверишь, синяк, - сам удивляясь собственной дерзости ответил лирик. Он редко когда раньше позволял себе говорить в подобном тоне, но сейчас с удовольствием отметил, как на щеках Макса заходили желваки. Проняло, значит.
- Откуда? – все тот же отстраненный тон, хотя глаза горят злостью.
Есенин в ответ только резко мотнул головой, вырывая подбородок из жесткого захвата, а затем почти беззаботно ответил:
- Не твое дело.
И тут же ощутил болезненную хватку на своем плече.
- Кто это сделал? – голос брата был тихим, но от этого не менее пугающим.
- Ты не слышишь? Читай по губам: Не. Твое. Дело, – Есенин понимал, что сейчас переступает некоторую грань, но уже не мог остановиться. Бурлящие внутри злость и обида не давали закрыть рот или просто сказать все, как есть. Хотелось задеть и довести, причинить боль в ответ на ту, что чувствовал сам.
Ещё несколько секунд Максим пристально всматривался в лицо брата, а затем резко отпустил его плечо и отступил от Есенина на шаг, словно даже стоять рядом с ним было неприятно. А потом будто сам себе пробормотал:
- Ничтожество остаётся ничтожеством. Ты не справишься, а я могу помочь - есть ли смысл так выделываться?
Первые несколько секунд Есенин даже не мог сообразить, что именно сказал брат. В голове словно набатом отдавалось одно единственное слово: «Ничтожество», «ничтожество», «ничтожество».
Словно не веря свои ушам, Есенин прижал руку к губам и помотал головой. Так вот кем брат его считает? Вот почему он просто отвернулся, даже не объяснив причину перемены своего поведения?
Лирик отступил на шаг, потом ещё на один, а затем по привычке рванул в ванную с единственной целью - не дать брату увидеть, насколько задели слова, брошенные безразличным, почти скучающим тоном.
Есенин уже не видел, как безразличие на лице Максима сменилось раздражением на самого себя, и он, тяжело вздохнув, чертыхнулся. На этот раз он перегнул палку. Макс ненавидел быть неправым, но стоило признать, что сейчас он действительно переступил ту черту, за которой нужно либо извиниться, либо забыть о том, что у него когда-то вообще был брат.

[Гость]

продолжение

В тяжелые размышления ворвался громкий стук в дверь. Есенин только дернулся от неожиданности, но даже не подумал открыть. Сейчас он явно был не готов встретиться с братом лицом к лицу.
- Открой, – послышался из-за двери тихий голос.
Есенин хотел было послать брата куда подальше, но очередной спазм, сдавивший горло, не дал произнести ни слова.
- Открой сейчас же, иначе выбью.
Лирик взвесил все «за» и «против» и пришел к выводу, что стоит все же открыть. Что бы там брат не хотел сказать ему, он скажет это так или так, и объяснять родителям, кто и почему выбил дверь в ванную не было ни малейшего желания.
Есенин быстро взглянул на себя в зеркало, в последний раз потер воспаленные и покрасневшие глаза и шмыгнул носом.
«Как будто Максу есть дело до того, что такое ничтожество, как его брат, делает в ванной» - невесело усмехнулся лирик.
Открывшаяся дверь едва не ударила, прислонившегося к ней Максима.
- Что тебе нужно? – голос Есенина был ровным и каким-то… неправильным. Макс не мог сказать, откуда у него взялось подобное ощущение, но ему очень не нравился тон брата. Прежнее безразличие, которое тот разыгрывал, и близко не стояло с той опустошенностью, которой буквально веяло от него сейчас.
- Прости, я не должен был так говорить.
Несколько секунд Есенин смотрел на него бессмысленным взглядом, а потом едва заметно кивнул.
- Прощаю.
Ни на секунду Макс не поверил, что тот ответил искренне.
- Не ври.
- Чего ты хочешь от меня? – устало облокотившись на косяк, переспросил лирик.
- Я хочу, чтобы ты простил меня за мои слова, я сказал глупость и жалею об этом.
- Господи, ты просто сказал то, что думаешь, незачем делать вид, что все это вырвалось случайно, – Есенин отвел глаза и смотрел нечитаемым взглядом куда-то себе под ноги.
Максим тяжело вздохнул и покачал головой, не понимая, как можно быть одновременно таким слабовольным в важных вещах и таким упертым во всякой ерунде.
- Я. Так. Не думаю, - выделяя каждое слово интонацией припечатал Макс. – Если бы я так думал, я бы не лез сейчас со своими извинениями. Ты не ничтожество, ты мой брат, и я хочу тебе добра. Хватит видеть во мне врага.
- Ты правду говоришь? – Есенин поднял на брата неверящий взгляд. – Если ты просто пытаешься меня утешить, то не надо.
- Идиот, - Максим легонько за плечо привлек брата к себе, с удовольствием ощутив, как тот оперся о плечо острым подбородком. – Я уже сказал, ты мой брат, один из самых родных людей. Если я буду считать, что ты ничтожество, то как же мне тогда назвать себя самого? Просто забей, я ляпнул это со злости.
- Я так устал от всей этой холодной войны, - лирик отстранился, чтобы заглянуть Максу в глаза.
- Забудь, мы оба начудили.
Есенин только улыбнулся. Как же он все-таки был рад, что они вернулись к прежним братским отношениям.
- А все-таки, кто тебя так? – лицо Макса тут же посерьезнело, когда он вспомнил, с чего начинался их разговор.
- Ступенька, - произнес лирик и хмыкнул. – Упал сегодня в институте.
Макс сначала недоверчиво покосился на брата, но уловив веселые искорки в его глазах, тоже усмехнулся.
- А кто победил-то? – с легкой иронией переспросил он.
- Как обычно, дружба. Но если что, я уже придумал изощренный план мести.
Макс не удержался и заржал. Нервное напряжение уходило, а их общение снова возвращалось в прежнее русло. Надолго ли это перемирие? А черт его знает, главное, что сейчас у них все хорошо.

[Рикори]

спасибо Вам, автор)

[устрашающая шотландская попка десятого]

[Гость]

начало потрясающее, а конец слабее... не верится в такое легкое примирение...

[Гость]

Дорогой автор, заказчик со старшим братом-максимом в восхищении.
При том, что братские отношения не оговаривались в заявке - вы, можно сказать, превзошли мои ожидания
Спасибо)

з.

[Гость]

Рикори, не за что)

Sylvester the Cat, надеюсь, вы в хорошем смысле этого смайла)

Гость в 15:18, я уже и сама поняла, когда перечитывала, спасибо, что подметили. Попытаюсь переделать.
Единственное, что могу сказать в свое оправдание, что перемирие это временное и шаткое, и оба это прекрасно понимают. Ну и потом, не знаю, как Максы, а я, как Есь настолько не перевариваю всякого рода затяжные конфликты, что готова хвататься за любой намек на примирение, даже если до этого была жуть как сильно обижена)

Заказчик, рада, что угодила) Почему-то именно так и представились эти отношения)

[устрашающая шотландская попка десятого]

надеюсь, вы в хорошем смысле этого смайла)

конечно же. уж не знаю, что скажут есенины и максы, а мне понравилось

[принц для мёртвой принцессы]

ваш Есенин, как по мне, не совсем похож на Есенина, но, в принципе, неплохо)
и концовка вполне правдоподобна.
кстати, Макс с братом-Есечкой

[Гость]

Das karamelle Monster, все возможно, а чего конкретно не хватило/было слишком много?)
Спасибо за отзыв)

Sylvester the Cat, приятно это слышать)

Автор

[принц для мёртвой принцессы]

а чего конкретно не хватило/было слишком много?)

ну, местами Есенин напоминал то недо-Гамлета, то обиженного Бальзака; у Макса-терминатора как-то слишком резко и беспричинно сменился настрой; конфликт в целом выглядит несколько наигранно - как-то так.

[Гость]

Das karamelle Monster,

ну, местами Есенин напоминал то недо-Гамлета, то обиженного Бальзака;

Не обижайтесь, но мне это абсолютно ничего не сказало. Ибо я никогда не видела ни недо-Гамлетов, ни обиженных Бальзаков.

у Макса-терминатора как-то слишком резко и беспричинно сменился настрой

Не буду спорить насчет ТИМности, потому что Максов практически не встречала. Может для Макса это и характерно. Но чисто с человеческой точки зрения, со злости назвать собственного младшего брата "ничтожество" и довести буквально до истерики, это беспричинно? Тогда мне как-то и в дальнейшем не хочется встречать Максов. Простите, если кого обидела.

конфликт в целом выглядит несколько наигранно - как-то так.

Ну... Конфликт взят из жизни. Правда на месте брата-Макса в моем случае отец-Штирлиц.

[Kimiko Yoko]

Понравилось очень)))

[Гость]

Дело не в том, что примирение шаткое. Просто если Есенин "заморозился", его одной фразой "извини, я был не прав", обратно не вытащишь. Вообще, после такого денька он должен чувствовать себя как будто его избили, и как минимум, маяться головной болью. Если б он вяло принял извинения и пожаловался, на то что извинения это прекрасно, а у него все еще болит башка/все еще хочет жрать/замерз (это стандартная психосоматическая реакция), а Макс проявил бы реальное внимание и заботу( что и Максу было бы легче - конкретные действия же) влив в ребенка кофе и цитрамон и замотав в свой свитер, в процессе бы потихоньку и помирились))

[Гость]

Гость,а может вы сами напишите альтернативную концовку?))
Я не в том плане, что умеешь лучше - напиши сам. Просто мне нравится ваш вариант развития событий, но и свое так кардинально переписывать уже не буду, а так я бы с огромным удовольствием почитала что-то в духе того, что вы описали)

Просто если Есенин "заморозился", его одной фразой "извини, я был не прав", обратно не вытащишь.

Не спорю, перегнула палку, просто писала поздно вечером, хотелось поскорее закончить, потому вышло немного скомкано. Если дойдут руки перепишу концовку и немного растяну разговор.

[Гость]

а может вы сами напишите альтернативную концовку?))

я б рад, да сейчас работаю над фиком, так что боюсь, не смогу как следует сосредоточиться...

Не спорю, перегнула палку, просто писала поздно вечером, хотелось поскорее закончить, потому вышло немного скомкано.

понимаю, просто начало прямо хорошо зацепило, и было немного... э... обидно)))

[Гость]

В общем, как и обещала, альтернативная концовка. Точнее, не совсем альтернативная, скорее расширенная и дополненная.
Не знаю, лучше или хуже вышло, но, по-моему, немного более верибельно. Хотя решайте сами.

окончание

В тяжелые размышления ворвался громкий стук в дверь. Есенин только дернулся от неожиданности, но даже не подумал открыть. Сейчас он явно был не готов встретиться с братом лицом к лицу.
- Открой, – послышался из-за двери тихий голос.
Есенин хотел было послать брата куда подальше, но очередной спазм, сдавивший горло, не дал произнести ни слова.
- Открой сейчас же, иначе выбью.
Лирик взвесил все «за» и «против» и пришел к выводу, что стоит все же открыть. Что бы там брат не хотел сказать ему, он скажет это так или иначе, и объяснять родителям, кто и почему выбил дверь в ванную не было ни малейшего желания.
Есенин быстро взглянул на себя в зеркало, в последний раз потер воспаленные и покрасневшие глаза и шмыгнул носом.
«Как будто Максу есть дело до того, что такое ничтожество, как его брат, делает в ванной» - невесело усмехнулся лирик.
Открывшаяся дверь едва не ударила, прислонившегося к ней Максима.
- Что тебе нужно? – голос Есенина был ровным и каким-то… неправильным. Макс не мог сказать, откуда у него взялось подобное ощущение, но ему очень не нравился тон брата. Прежнее безразличие, которое тот разыгрывал, и близко не стояло с той опустошенностью, которой буквально веяло от него сейчас.
- Прости, я не должен был так говорить.
Несколько секунд Есенин смотрел на него бессмысленным взглядом, а потом едва заметно кивнул.
- Прощаю.
Ни на секунду Макс не поверил, что тот ответил искренне.
- Не ври.
- Чего ты хочешь от меня? – устало облокотившись на косяк, переспросил лирик.
- Я хочу, чтобы ты простил меня за мои слова, я сказал глупость и жалею об этом.
- Господи, ты просто сказал то, что думаешь, незачем делать вид, что все это вырвалось случайно, – Есенин отвел глаза и смотрел нечитаемым взглядом куда-то себе под ноги.
Максим тяжело вздохнул и покачал головой, не понимая, как можно быть одновременно таким слабовольным в важных вещах и таким упертым во всякой ерунде.
- Я. Так. Не думаю, - выделяя каждое слово интонацией припечатал Макс. – Если бы я так думал, я бы не лез сейчас со своими извинениями. Ты не ничтожество, ты мой брат, и я хочу тебе добра. Хватит видеть во мне врага.
- А кого мне в тебе видеть, если ты сам то ведешь себя, как чужой человек, то указываешь мне, что нужно делать? – лирик начинал заводиться. Позиция брата бесила его до ужаса. Подумать только, когда Максу нужно, он и брат, и добра желает, а когда нет, ведет себя так будто единственный ребенок в семье и вообще не знает, каким образом этот парень, живущий в соседней комнате, попал к нему в дом. - Сам определись, кто я тебе, брат или сосед по квартире, а потом уже тыкай меня в нос этим фактом!
- А кем ты хочешь меня видеть? – тон Максима был холодным и отстраненным, что только ещё больше злило Есенина. – Когда я пытаюсь общаться с тобой, ты бесишься. Когда пытаюсь не трогать, обижаешься. Ведешь себя, как кисейная барышня, и сам не знаешь, что тебе нужно. Откуда, мать твою, я должен это знать?
- Общаться? – Есенин возмущенно фыркнул. – Нет, ты правда считаешь, что твои придирки и язвительные замечания можно назвать общением?
- Я не требую от тебя чего-нибудь невозможного. Всего лишь делать все вовремя и так, как это делают все нормальные цивилизованные люди, а не левой пяткой через ухо.
- Но я просто не могу! Ты постоянно давишь на меня, сколько бы раз я не пытался тебе объяснить, что просто не могу соответствовать твоим высоким стандартам. Почему бы тебе не смириться с тем, что брат у тебя безалаберный идиот, и не перестать выносить мне мозги своими правилами и придирками?!
- Именно это я и сделал! – Макс начал выходить из себя, он искренне не понимал, чего от него хочет брат. – А тебе снова все не так.
- Да блин, ты не смирился, ты просто забил на меня! Как будто я сосед, с которым ты встречаешься два раза в день. «Здравствуйте, как дела?», «Спасибо, у меня все замечательно». И все. Хорошо, хочешь вести себя, как случайный знакомый, пожалуйста! Я тебе ничего не говорил. Но тут вдруг тебя прорывает и ты начинаешь выносить мне мозг с новой силой. Какое тебе вообще дело?
- Боже, - Макс устало покачал головой, пытаясь привести мысли в порядок и не дать собственной злости выплеснуться наружу. – Я просто видел, что тебя от любого моего замечания уже передергивает и перестал к тебе обращаться. Если тебе так сложно прислушаться к моему мнению, то лучше уж я вообще не буду к тебе лезть, чем видеть, как ты каждый раз буквально вздрагиваешь от звука моего голоса.
Лирик, услышав последние слова, немного сник, утратив весь свой праведный гнев. Все-таки отчасти Макс был прав. В какой-то момент Есенин действительно стал вздрагивать, каждый раз, когда брат к нему обращался. Не потому что боялся или что-то в этом роде, просто он настолько не любил ссориться с кем бы то ни было, что постоянные споры с братом вызывали буквально физический дискомфорт. Он старался побыстрее уйти в свою комнату, а иногда даже игнорировал обращенные к нему слова.
- Ты не понимаешь, – Есенин устало опустил голову и тяжело оперся лбом о дверной косяк. – Дело не в том, что мне сложно или не хочется к тебе прислушиваться. Просто ты слишком многого ждешь от меня. Я не могу быть похожим на тебя при всем своем желании, а именно этого ты, похоже, пытался добиться. Единственное, чего я от тебя хочу, это чтобы ты смирился с тем, что мы с тобой разные. Я никогда не буду похожим на тебя. Не нужно искать во мне идеал, его там нет и никогда не будет.
Макс тяжело вздохнул и провел по лицу раскрытой ладонью. Он впервые посмотрел на ситуацию под таким углом. Все, чего он хотел, это научить брата быть немного более ответственным. Для Максима это с детства не было проблемой. Он с легкостью возлагал на себя обязательства, и с не меньшей легкостью их исполнял. Но что если Есенин прав? Что если они действительно слишком разные и то, что в свое время казалось ему, Максу, элементарным и простым, для брата почти недостижимая высота? Может, стоит прислушаться, и, действительно, смириться с тем, что Есенин не такой, каким бы хотелось его видеть брату? Не лучше, не хуже, просто другой.
- Хорошо, - голос Максима звучал глухо, но твердо и уверенно. Он принял решение и не собирался от него отступаться. – Я могу попробовать не требовать от тебя больше, чем ты сможешь выполнить. Не буду обещать, что тут же перестану делать замечания, потому что иначе ты совсем расслабишься. Но если ты почувствуешь, что я перегибаю палку и загоняю тебя в какие-то неимоверные рамки, тебе достаточно просто сказать об этом. Не нужно молчать, обижаться и терпеть. Просто подойди и скажи напрямую.
Несколько секунд Есенин скользил взглядом по лицу брата, но не смог найти ни в его словах, ни в выражении глаз какого-либо подвоха. Похоже, Макс действительно сам хотел наладить отношения, и искренне предлагал сказать, если будет перегибать палку. Где-то на периферии сознания мелькнуло желание ещё помучить брата, в качестве мести за долгие месяцы обиды и непонимания, но Есенин тут же отмел эти жалкие мыслишки. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, что Макс не из тех людей, кто предлагают дважды. То, что он сделал первый шаг к примирению, уже само по себе немало значило и оттолкнуть его сейчас стало бы огромной ошибкой.
- Ладно. Так и сделаем, ты только ответь на один вопрос: ты правда не считаешь меня ничтожеством? – Есенин поднял на брата усталый взгляд. – Не нужно сейчас пытаться меня утешить, просто скажи все, как есть.
- Идиот, - Максим легонько за плечо привлек брата к себе, с удовольствием ощутив, как тот оперся о плечо острым подбородком. – Я уже сказал, ты мой брат, один из самых родных людей. Если я буду считать, что ты ничтожество, то как же мне тогда назвать себя самого? Просто забей, я ляпнул это со злости.
- Я так устал от всей этой холодной войны, - лирик отстранился, чтобы заглянуть Максу в глаза.
- Забудь, мы оба начудили.
Есенин только устало улыбнулся. Вся эта сцена его страшно вымотала.
- А все-таки, кто тебя так? – лицо Макса тут же посерьезнело, когда он вспомнил, с чего начинался их разговор.
- Ступенька, - произнес лирик и хмыкнул. – Упал сегодня в институте.
Макс сначала недоверчиво покосился на брата, но уловив веселые искорки в его глазах, тоже усмехнулся.
- А кто победил-то? – с легкой иронией переспросил он.
- Как обычно, дружба. Но если что, я уже придумал изощренный план мести.
Макс не удержался и заржал. Нервное напряжение уходило, а их общение снова возвращалось в прежнее русло. Надолго ли это перемирие? А черт его знает, главное, что сейчас у них все хорошо.

[Гость]

теперь